Большой куш - Корецкий Данил Аркадьевич
– А ну-ка! – Синеватый вновь взял ручку. – Продиктуй и его…
И записав, спросил:
– Ну, а если этот Косоногов их не травил, то кто?
Васильев пожал плечами.
– Может, несчастный случай. Хотя я не верю в такие случайности.
– Ладно, следствие разберется! – не очень убежденно сказал полковник. – Иди пока.
Когда подчиненный ушел, Синеватый скрепя сердце распахнул сейф, вынул свою долю, положил ее в кейс, пересчитал. Многие бандерольки были нарушены, считать было тяжело, но он никому не доверил кропотливую работу и сам свел концы с концами. Получился миллион евро.
– Да-а, не густо, – подумал Синеватый, добавляя пакеты с наркотой. И успокоил сам себя:
– Ничего, на дури компенсируют.
Защелкнул замки «дипломата», взвесил его в руке, ощущая увеличившуюся тяжесть, и пошел к генералу.
Там картина повторилась. Козубов, не глядя, показал в угол комнаты.
– Поставь туда. Все?
– Нет, товарищ генерал, – виновато ответил Синеватый. – Трехсот тысяч не хватает…
– Сколько?!
– Понимаете, товарищ генерал, Степанов погиб, а его доля исчезла… Мы, конечно, ищем…
– Ничего я не понимаю! Я понимаю, что надо вернуть все! Или прикажешь мне свои докладывать?!
– Никак нет, – глядя в пол, ответил полковник.
– Не надо было такие жирные куски отрезать исполнителям! По тридцать штук на нос вполне бы хватило!
– Они же принесли тему… И провели операцию. И риск в основном на них. Следователя убили, в Васильева стреляли, теперь Степанова отравили…
– Вот и докладывай свои, если ты такой добрый! – по инерции рявкнул Козубов. Но тут же изменил тон:
– С похоронами все решили?
– Так точно, ребята занимаются.
– Проконтролируй лично! Я сам приеду, чтобы все было прилично!
– Есть, товарищ генерал!
Степанова хоронили на следующий день. Официальной версией его смерти стала остановка сердца на нервной почве, вызванная постоянным напряжением в борьбе с уголовно-преступным элементом. Фактически считалось, что он пал на боевом посту. Гроб был хороший, полированный, не из самых дорогих, но вполне приличный – опера всего города скинулись и увеличили ту казенную сумму, которая выделяется на похороны. Да еще Васильев добавил сорок тысяч.
Провожать в последний путь товарища пришли все тиходонские оперативники – каждый представлял, что в любой момент может оказаться в подобном положении. Было много венков и цветов, приехал генерал, произнес прочувственные слова, заверил, что семья Степанова не останется без внимания и заботы. Выступили Синеватый и Бобров, от имени товарищей произнес короткую речь Васильев. Комендантский взвод дал трехкратный холостой залп из автоматов, несколько оперов разрядили в воздух свои пистолеты. Начальство этого не одобряет, но смотрит сквозь пальцы.
В последнюю минуту, перед тем как гроб должны были опускать в землю, Васильев подошел и положил на полированную крышку свою шляпу. Не обращая внимания на удивленные взгляды, которыми обменялись присутствующие, он отошел в сторону, взял под руку заплаканную, бледную Ольгу. С другой стороны ее держала Татьяна. Женщины не знали подробностей – они считали, что сердечный приступ поразил Виктора прямо на рабочем месте, в кабинете. Сослуживцы, конечно, были в курсе дела, но опера умеют хранить тайны. Тем более что Алену родители повезли хоронить на родину – в Степнянск, поэтому со стороны ее родни слухи не расходились.
Заиграл оркестр, гроб на черных лентах опустили на двухметровую глубину, сверху посыпалась земля. Вскоре она закрыла полированную крышку, смяла и накрыла васильевскую шляпу… Через несколько минут на месте ямы вырос холмик, который тут же покрыли венками и цветами.
Срок, отведенный Окороком, истекал. Генерал Козубов приготовил было свою долю, но в последний миг передумал и положил в кейс половину.
«Почему я должен за всех отдуваться? Нашли крайнего! Пусть за недостачу с мелочи всякой спрашивают!»
Он вызвал к себе Синеватого, ногой подтолкнул к нему чемоданчик.
– Пошли кого-нибудь из своих, пусть отнесут! Полтора ляма.
Полковник не выразил обычной молодцеватой готовности. Он думал, что его дело отдать все начальнику, а дальше тот сам все уладит.
– А кого я пошлю на такое дело?
– Чего ты меня спрашиваешь? Васильева пошли! Он же в теме и все расклады знает!
– Тогда надо СОБР в прикрытие…
– Зачем? Бандюков злить? А если перестрелка начнется? Да и зачем его прикрывать?
– Ну… Там же не полная сумма… Могут предъявить. А с него спросить проще всего. Особенно, если он один придет…
– Да брось, – генерал подошел и ободряюще похлопал подчиненного по плечу. – Ты же сам рассказывал, как запугал Корнилова! Никто твоего опера не тронет! Давай, иди, выполняй!
– Есть! – без обычного энтузиазма ответил Синеватый и потащил неимоверно тяжелый кейс к выходу.
Вернувшись к себе, он умылся в комнате отдыха, встряхнулся, причесался и приобрел обычный вид всемогущего и уверенного в себе начальника. Только после этого вызвал Васильева. Встретил его у двери, пожал руку.
– Собрали, – полковник кивнул на стоящий посередине комнаты кейс. Оперативник молчал, ожидая продолжения. Он подозревал, что каким бы оно ни было, но его не обрадует. Скорей всего, придется возвращать потраченные деньги…
– Так вот, бери чемодан и отнеси Корнилову, – буднично приказал полковник, как будто речь шла о самом обычном деле.
– Как Корнилову? – такого оборота опер не ожидал в самом худшем варианте развития событий. – У меня с Корниловым никаких дел нет!
– Нету – теперь будут, – сказал Синеватый, заглядывая ему в глаза. – Команда поступила вернуть деньги. Кому мы их будем возвращать? Узбекам, которые утонули? Отдавай Корнилову, а они пусть сами решают.
Васильев только крякнул.
– Здесь все?
– Дурь вся, а денег полтора миллиона. Остальное разошлось. Как у тебя…
– У меня пятнадцать тысяч разошлись, а не полтора ляма…
– Чем выше уровень, тем больше люди тратят.
Васильев вздохнул.
– Со мной кто-нибудь пойдет на передачу?
– Зачем?
– Для прикрытия.
– Да ну-у, для чего тебя прикрывать? Ты что, не помнишь, как Корнилов хвост поджал? Я с ним серьезно говорил!
– Но тогда мы были победителями, а сейчас я приду, как побежденный. А они это очень четко чувствуют и по-своему понимают…
– Да не бери в голову, все будет нормально, – Синеватый повернулся к нему спиной и направился к креслу. Смотреть в глаза подчиненному не хотелось – он был прав. В такой ситуации судьба его могла быть печальной. С посланцем проигравшей стороны поступают, как угодно. Могут и завалить, чтобы показать свой бандитский форс и вроде как отквитаться. Тем более повод был – отдали не все, что взяли! А это крысятничество…
Васильев взял сумку и вышел из кабинета.
Когда полковник обернулся и сел в свое кресло, опера уже не было, и смотреть ему в глаза не было необходимости.
Вернувшись к себе, Васильев позвонил Корнилову. Он знал его личный номер, иногда ставил на прослушку, но для разговоров, естественно, никогда не использовал.
– Это Васильев, – не здороваясь, представился он. – Есть дело…
– Знаю я твое дело, – пренебрежительно ответил тот. – Давай через час в Парамоновских складах.
– Зачем в складах? Там же черт ногу сломит. Давай, подъезжай к нашей конторе, или я подъеду к порту.
– Нет, это, не годится. Зачем высвечиваться? Давай, Парамоновские склады. Первое здание от моста.
– Ладно, – сказал Васильев. – Мне по барабану, где!
Дело было плохо. Если речпортовские надумают его грохнуть, а судя по выбору места, на это похоже, то никто им не помешает. Кроме, разумеется, его самого. Взять СОБР в прикрытие официально – такого задания никто не даст, а неофициально ничего не выйдет, потому что с СОБРом не делились. Степанов всегда стоял у него за спиной, но теперь напарника нет и можно было надеяться только на себя. Васильев надел пулезащитный жилет под рубашку, чтоб не бросался в глаза и не подсказывал стрелять в голову. Получил «Стечкин» вдобавок к повседневному «ПМ». Прошло только десять минут. Сел на стул, чтобы скоротать время, включил телевизор.
