Роберт Кемпбелл - Волшебник Хуливуда
– Интересно ты выражаешься, – заметил Свистун. – Часом, не слыхивал про Бенни Ракера?
– Про кого?
– Про Бенни Ракера. Он тут два-три года назад разъезжал по бульвару в тачке с откидным верхом.
– Не знаю никакого Бенни Ракера. Да два года назад меня тут еще не было.
– Ну, и нормально. Нас не интересует Бенни Ракер. Нас интересуют обстоятельства его гибели. Хочешь знать, как он погиб?
– Как?
Парень спросил его неохотно, хотя послушать ему было наверняка любопытно.
– Он убил себя мизинцем.
– Что?
– Трудно поверить, правда? Ездил по бульвару, ковыряя в носу мизинцем, а тут откуда ни возьмись здоровенный «мерседес». И врезался в машину Бенни с такой силой, что тот пробил себе нос мизинцем и угодил в мозг. Мгновенная смерть.
– Какого хера ты мне об этом рассказываешь?
Игрок нервно рассмеялся; от его бравады не осталось и следа, теперь ему всего-навсего было страшно.
– Просто напоминаю тебе, что человека можно убить и мизинцем.
Игрок смертельно побледнел.
– Мне надо отлить.
– Отлей себе в туфлю, – посоветовал Свистун. – Эти шутки с экспортированием туда и обратно не про меня. Только и думаешь о том, как бы смыться. Но от меня, жоржик-моржик, не смоешься. Да и от былых друзей – от Кенни Гоча и от Гарриэт Ларю – тоже не удерешь.
Игрок, похоже, всхлипнул.
– Почему ты сказал, будто не хочешь иметь ничего общего с Кенни Гочем? Потому что он заболел СПИДом?
Игрок повесил голову, уставился на руки, ногти на пальцах были обкусаны чуть ли не до мяса. Он покачал головой – и вслед за ней качнулись длинные волосы.
– Ну же, малыш, – сказал Свистун. – Посмотри на меня.
Игрок поднял голову. Его глаза впились в лицо Свистуна.
– Мы порвали до того, как он заболел.
– Порвали? Хочешь сказать, что вы были любовниками?
– Мы какое-то время жили вместе.
– Ты у него или он у тебя?
– Я у него.
– И все же. Вы были только друзьями, или и друзьями, и любовниками?
На глаза Игроку навернулись слезы.
– Я любил Гарриэт Ларю.
– Значит, когда вы оставались наедине друг с другом, он играл перед тобой именно такую роль?
– Не все время. Я хочу сказать, он же в конце концов не был женщиной.
– Но мужчин любил? Игрок пожал плечами.
– Он был вроде меня.
– В обе стороны на панели? Игрок явно обиделся.
– Если хотите.
– Я не хочу оскорбить твоих чувств, – пояснил Свистун. – Просто пытаюсь понять, как это все у вас выглядело.
– Черный или белый, мужчина или женщина, гомо– или гетеро, – устало и уныло пробормотал Игрок. – Не так-то оно все просто.
– Это мне понятно, – сказал Свистун. – Значит, Кенни играл роль любящей женушки?
– Мы были парой. Я вовсе не доминировал только из-за того, что он наряжался в платья.
Свистун улыбнулся.
– Ага, теперь я усек. – Ему хотелось завлечь Игрока в товарищеские взаимоотношения, присущие чисто мужскому миру. – В двуполой любви или в однополой, но всегда женщина заказывает музыку, а мужчина под нее пляшет. Ну, так из-за чего же вы порвали? Он тебе изменил?
Игрок вновь потупился и покачал головой.
– Не совсем так, – пробормотал он.
– Что ты хочешь сказать этим "не совсем"?
– Он опять связался с той безумной публикой, с которой уж было порвал. Мне на какое-то время удалось оттащить его от них, но они свое взяли.
– И сколько же времени длился его разрыв с этой публикой?
– Пару лет.
– Упорные они, однако! Им не хотелось терять его?
– Они чем-то занимались, а Кенни, насколько я понимаю, мог им пригодиться. – Внезапно Игрок заупрямился. – Но почему я вам все это рассказываю? Почему я должен вам что-то рассказывать?
– Потому что ты любил Кенни Гоча и тебе хочется помочь мне найти тех, кто это с ним сделал.
– Кто заразил его СПИДом?
– Кто его зарезал.
– Что? – Глаза парня широко раскрылись, а кожа на лице натянулась, превратив его чуть ли не в кулак. Слезы навернулись на глаза, готовые вот-вот брызнуть.
– Кто-то перерезал ему горло.
– Но за что? И зачем? Он ведь и так умирал.
– Кому-то не терпелось дождаться этого.
– А почему не терпелось?
– Чтобы заставить твоего друга замолчать. Кто-то из той публики, с которой он ради тебя расстался. А потом оставил тебя ради нее. Может быть, они испугались, что он заговорит о них. Перед смертью.
– Обратится в полицию? Кенни бы этого ни за что не сделал.
– Значит, он обратился бы к кому-нибудь еще. Исповедался священнику, например, или разоткровенничался бы перед другом.
Игрок весь как-то притих. Слезы так и не брызнули, а вот носом он теперь шмыгал постоянно. Свистун взял со столика бумажную салфетку и подал ее ему. Пробормотав слова благодарности, Игрок высморкался.
– Тебе все еще хочется отлить?
Игрок кивнул, и Свистун поднялся с места, освобождая ему дорогу.
– Задняя дверь, понял?
– Да сам знаю.
Игрок выбрался из-за столика.
– Я подожду тебя за столиком. Заказать тебе к кофе яблочный пирог?
– А что-нибудь еще тут есть?
– Бывают лимонные меренги.
– Вот это неплохо бы.
Свистун подозвал к столику Ширли Хайтауэр и заказал лимонные меренги, кусок яблочного пирога для себя и две чашки кофе.
– Послушай, Ширли. А ты Айзека сегодня не видела?
– Сегодня нет. И уже пару дней не видела. Он понял, что она тоже тревожится. Он знал, что Ширли не из тех, кто обременяет других своими заботами. В этом отношении она была похожа на Канаана: свои печали оба предпочитали держать при себе.
– Ну, в этом же нет ничего необычного, – торопливо сказал Свистун.
– Да, ничего необычного. Я знаю, что он этого не любит, но, тем не менее, брякну ему, пожалуй, в участок.
– Это не повредит, – сказал Свистун. Она благодарно улыбнулась ему.
– А если сам с ним столкнешься, дай мне знать, договорились? – сказала она.
Она отошла от столика, потом вернулась с заказом, а Игрок все не возвращался. Но вот наконец вернулся.
– Послушай, Игрок. – Даже выбором обращения Свистун демонстрировал ему теперь уважение. – А Кенни сам предложил тебе съехать?
– Нет, так решил я сам.
– А почему?
– Ну, эта публика… они приваживали Кенни… Знаете, к чему? К маленьким детям.
Ради всего святого, подумал Свистун, ну и разграничения… Этот парень, практически подросток, начал торговать собой несколько лет назад, когда ему было тринадцать, самое большее четырнадцать, но люди, путающиеся с восьми-девятилетни-ми детишками кажутся ему страшными подлецами. Шкала ценностей, шкала Добра и Зла – и каждый находит на ней свою точку. На дюйм сюда – хорошо, на дюйм туда – плохо. Значит, Игрок презирает педофилов.
– Так что же, Кенни вербовал для них малышей?
– Бывало и такое. Но по большей части он был загонщиком.
– А это еще что?
– Они занимались скверными делами.
– Какими именно?
– Сатанизмом. Вроде того.
– А ты, Игрок, во все это веришь?
– А какое имеет значение, верю или не верю. Главное, верят ли те, кто это практикует.
– Тонко подмечено, Игрок.
– А я вообще не дурак.
– И этим-то Кенни и начал заниматься дома?
– Всей этой херней, все правильно. Я ему говорил, что все это чушь собачья, игрушки. Пытался его высмеять.
– И не получилось?
– Ему хотелось во все это верить. Может, он даже верил. Как разобраться, что всерьез, а что понарошку? Понимаете, о чем я? Если человек ходит в церковь, это еще не значит, что он верит в Воскресение из мертвых, а если он жжет черные свечи и режет черных петухов, это еще не значит, что он верит в дьявола. Главное заключалось в том, что Кенни все это затягивало. Может, ему не хотелось выбраться, а может, он не знал, как это сделать.
– Ну, и какая же соломинка сломала спину верблюду? Почему конкретно ты решил съехать от него?
– Кенни показал мне палец. Он сказал, что это настоящий палец. Такие пальцы можно купить в лавчонке, где торгуют всякими потешными шутками для розыгрышей. Только они там нормального размера.
– А этот палец?
– Это был палец маленького ребенка.
– А он рассказал тебе, откуда у него этот палец? Игрок вновь покачал головой, вновь качнулись из стороны в сторону длинные белокурые волосы.
– Вот что я хочу сказать тебе, Джордж. – Свистун употребил подлинное имя парня, чтобы вернуть и его, и себя в реальный мир. – Кто-то перерезал горло Кенни, а потом и священнику из долины Сан-Фернандо, с которым разговаривал Кенни. Кенни ему, как я тебе и сказал, исповедался. А с тобой, Джордж, он поговорил.
– Но он же мне ничего не сказал. Он никогда не называл никаких имен.
Игрок произнес это с такой горячностью, словно Свистун мог заступиться за него перед убийцами.
– Рано или поздно люди, прикончившие Кенни, а потом и священника, выйдут на тебя. Они станут разыскивать тебя – и разыщут. Уезжай из города. Уезжай немедленно.
– У меня нет денег.
