Райдо Витич - Синдром синей бороды
— Нет. Она голову поднять не может, глаза открыть — куда звонить? Мы с ней каждый вторник, пятницу созваниваемся или встречаемся. Обязательно. Но в этот вторник она не позвонила, а я не дозвонилась, и в пятницу — тишина. Я сразу подумала, что с ней что-то случилось, плохо стало. Пришла…
— У вас ключи от Ликиной квартиры?
— Да. Как тетя Оля умерла. У Лики никого больше нет. Я. Мы с ней с подготовительных курсов в институт дружим. Вы бы знали, какая она умница была.
— Она и сейчас — умница.
Женщина отвернулась, отошла к окну, потом вернулась, поставила чайник, опять отошла к окну.
— Переживаете?
Света промолчала: угрюмо смотрела в окно и грызла ноготь.
— С Ликой все будет хорошо, Света, я обещаю.
— Да оставьте вы! — развернулась к мужчине. — Можно подумать вас всерьез волнует здоровье Лики. Зачем она вам нужна?
— Мы перешли на `вы'? Нет уж, давайте на `ты', я уже привык, — усмехнулся. — Кстати, как вы узнали, что я Вадим, а не Петя, Вася… Егор.
Женщина поморщилась:
— Лика сказала. Думала, что я — это вы. Потом: пустая бутылка конька, сотовый. Я залезла в адресную книгу, полюбопытствовала, уж не взыщите.
— Ах, какой слог, — улыбнулся невесело. — У меня предложение — давайте чай пить, с пирожными? Я лично, голоден, — и посмотрел на часы. — Минут сорок у нас есть.
— Вы действительно ждете врача? И он приедет?
— Не просто врача, Света, а высококлассного специалиста. Так что, за Лику не беспокойтесь, я вам уже сказал — я о ней позабочусь.
— Вы серьезно?
— Я не привык шутить со здоровьем любимых, — Вадим открыл дверцу шкафа, достал чашки.
— Надо же, — фыркнула недоверчиво Светлана. — `Любимых'! Давно? В прошлую пятницу вас еще, любящего да заботливого, не было.
— А в эту появился. И в следующую буду.
— А в позаследующую?
— А в позаследующую неизвестно буду ли вообще. Далеко заглядываете.
Светлана налила кипятка в чашки, достала кекс и пирожное, хлопнула все на стол.
— Опять разозлились?
Женщина молча бухнула в чашку пакет с заваркой.
Вадим пожал плечами: да на здоровье — дуйся. И кивнул на сладкое:
— Лике сейчас?…
— Ничего нельзя. От воды-то тошнит.
— Часто у неё голова болит? Как долго?
— Раньше очень часто, сейчас реже. А как долго?… Когда час, когда сутки, а когда и трое. Плохо, что боль не снять. `Скорая' приедет, уколы поставит, а толку?
Вадим сел за стол и прислушался: тихо, словно и нет никого в квартире. Сходить проверить все ли с Ликой нормально? Глупо, только смотрел…
— От этого умирают?
Света внимательно посмотрела на него, нахмурилась:
— Нет. Если сама не захочет. У меня раз такая мигрень разыгралась, что и на харакири была согласна, лишь бы от нее избавится.
Вадим успокоено кивнул:
— Решим. Есть ведь какие-нибудь таблетки от этой напасти? Не здесь, так у нас.
— Это где?
— В Швеции.
— Вы иностранец? — скривила ехидную рожицу женщина.
— Не похож?
— Да… нет. Одеты, конечно, шикарно, и акцент? Нет. Но, есть что-то. Привычка, наверное, у вас такая — говорить протяжно и насмешливо. Вы эмигрант, да?
— Да.
— Давно?
— Двадцать два года, как.
— Надо же… Обеспечены, женаты?
— Не нуждаюсь, не женат. Пока.
— Кандидатуру в России ищите?
Вадим прищурился: очень разговор стал на допрос похож. Но почему нет? Скрывать ему нечего. Почти. А выяснить, чем его персона столь серьезный и обстоятельный интерес вызвала — любопытно:
— Нет, — усмехнулся.
— Ага.
— Угу. Еще вопросы? Вы спрашивайте Света, не стесняйтесь. Обещаю быть откровенным. Но в ответ плату попрошу: пару ответов и на мои вопросы.
— Например?
— Чем вызвано ваше желание покопаться в моей биографии?
— Женское любопытство.
— А-а! Конечно.
— Не ехидничайте. Мое любопытство вполне закономерно: я видите ли очень люблю Лику и не хочу ей дополнительных неприятностей. Если вы заметили… Да, заметили! Она не адекватна. Всех любит. Всех! От Бред Пита до Жириновского, от соседки-поганки, до своих работодателей. И все вокруг святые и великомученики, герои и идеалы, а мир — красочная книга сказок для детей младшего школьного возраста! — выпалила Светлана и тяжело вздохнула. — Она словно отошла от мира реального, живет в иллюзии и не замечает грязи. А эта грязь её давит! — женщина сморщилась, будто готова была расплакаться, но лишь качнула головой да опять вздохнула. — Скажите — зачем она вам, а? Ведь только голову ей заморочите и бросите. А что с ней будет, думали? Неужели нравится над дурочкой издеваться? Мало вам погремушек? Вот полна улица — любой свисните — и прибежит. Зачем вам Лика? Самолюбие тешите? Удобно, что она такая: без претензий, но с добром и неизменным пониманием?
Вадим растерялся на минуту: столько непонимания, осуждения и искреннего переживания за подругу было в речи, в тоне, взгляде Светланы, что он почувствовал себя неуютно, словно преступник которого застали на месте преступления. Но если он и виновен, то лишь в том, что привязался к Лике настолько, что в свете её образа померкла даже ненависть, жажда удовлетворения больше, и ненависть не беспокоила его, отдалилась и ушла в прошлое. Сейчас Грекова интересовало будущее, и не в свете успокоения после воздаяния, а в свете совсем иных чувств и стремлений, пугающих и манящих одновременно.
Лика была совершенно непохожа на тех женщин, что грели его постель, разбавляя одиночество души суррогатом хоть каких-то чувств. Девушка, словно солнечный луч, что в ненастье разгоняет хмарь и холод, проникала в каждый саамы затаенный уголок души и освещала его, обогревала, изгоняя наледь жестокого опыта. Притягивала не столько красотой сколько чистотой, и вольно ли, невольно меняла полюса устоявшихся взглядов, мнений, собирая вокруг себя столь же необычных людей как она.
Светлана была не похожа на Катерину, Машину подругу настолько, насколько Лика была не похожа на Машу. С теми он знал, как себя вести, что говорить, как поступать, с этими лишь пытался, учился заново как второгодник: верить, понимать… любить истинно, не за что-то и не потому что, а просто так.
Тяжело давалась наука. Привычный к хитрости и корысти он мог понять мотивы любого дельца, мышление любого бизнесмена, но понять суть и смысл бескорыстия, добра во имя добра, а не за плату или спасибо, ему было сложно. И спроси его сейчас: зачем вообще пытается соответствовать — он бы не ответил.
— Мне очень приятно, что у Лики есть хороший друг — вы. Мне приятно, что вы беспокоитесь за неё, заботитесь о ней, и хочу вам отплатить за то честной монетой, откровенно признаться — я не знаю, зачем мне Лика, более того, я не могу сказать зачем я нужен ей, но… мне было бы проще потерять себя, чем её, — с трудом от непривычки говорить вслух то, что на уме, сказал Вадим. И Света оценила, задумалась. Взгляд женщины стал чуть теплее, чуть снисходительней, а тон мягче:
— Сколько вам лет?
— Сорок три.
— Ого! Двадцать лет разница.
— Я её не чувствую.
— Да? Ну, вам и не дашь сорока трех лет, максимум тридцать восемь. Хорошо сохранились.
— Спасибо за сомнительный комплимент, — рассмеялся мужчина и прислушался: как там Лика? Встал, сходил в комнату и убедился: девушка спит — дыхание ровное. И температуры нет — его губы, коснувшиеся её лба, ощутили лишь прохладу кожи.
`Очень хорошо', - посмотрел на наручные часы: `минут через пятнадцать прибудет врач'.
Света, глядя на мужчину и подругу, очень хотела бы, чтоб их история имела хороший финал. Но понимала, что жизнь — не сказка, Лика — не Золушка, а Вадим — не принц, при всем сходстве сказочных персонажей с настоящими людьми.
Ей нравился мужчина, но она знала этот тип человека: жесткий, способный на поступок, далеко не сентиментальный и не мягкий, каким он хотел казаться. Лика же доверчива до глупости, и не способна отделять зерна от плевел. Этот шикарный самец просто погребет её под своим `я', задавит, задушит, и будет манипулировать на свое усмотрение. И Лика даже не воспротивится тому, потому что — не заметит, как станет его тенью.
Света качнула головой и вернулась на кухню: Дай Бог, хоть раз ошибиться в прогнозах.
Она взяла пирожное и вздрогнула — в дверь позвонили.
Светлана была изумлена: мало врач все-таки приехал, и оказался улыбчивым, веселым мужчиной лет тридцати, так еще привез с собой кучу лекарств и проявил прямо таки невиданную заботу к пациентке. Пока сопровождающая его женщина с милым лицом набирала лекарство в шприц и делала инъекцию, врач держал Лику за руку то ли успокаивая, то ли следя за пульсом. Его тихий мягкий баритон не рвал тишину, а гармонично вписывался в неё и словно уговаривал боль отступить. Лика, потирая висок, с удивлением и восхищением взирала на незнакомца, вопросительно смотрела на Вадима, который поощрительно кивал, подтверждая слова доктора:
