Ольга Тарасевич - Последняя тайна Лермонтова
Но, конечно, слишком злоупотреблять демонстрацией «липовых» привидений не следовало.
Вася это понимал, и потому, дождавшись, пока мы по достоинству оценим его уровень владения фотошопом, завалился в обморок. Высокохудожественно так кульнулся. Нежный, ага.
Да, как жалко, до слез, но ничего не поделаешь. Фотоаппарат грохнулся, и карта памяти тоже навернулась, и вот нетути фотографии привидений. Бывает!
Но Вован – он соображает туго, и говорит не так чтоб очень, зато с реакцией у него все отлично, спортивная, молниеносная – загубил такую прекрасную идею. Загубил на корню, ловко поймал, как теперь говорит молодежь, «фотик». Спасатель хренов. Его что, просили? Впрочем, если судить по истории, спасателей никто никогда о спасении не просит, сами приходят и действуют. И потом страдают по полной программе – инициатива наказуема.
Так что пришлось привидениям стирать собственное изображение. Как продвинутым юзерам.
Все-таки Вася – актер, талант! Заявившись ко мне, он так натурально обвинял, изумлялся, боялся. Я, судмедэксперт не буду говорить с каким стажем, вся от ужаса гусиной кожей покрылась! Причем дважды! Первый раз, когда он ко мне с выпученными гляделками в номер завалился, а второй – когда видео с камер просматривала. Какие жуткие привидения! Точнее, одно привидение. То, которое оказалось возле номера Васи-Стаса...
Я все-таки не криминальный человек, нет. Не сразу поняла, как он это устроил. А ведь не так уж и сложно, если подумать и разобраться. Парень выбрался из замка через окно, прихватил с собой плащик, в каком-то закутке, не простреливаемом камерами, задрапировался. А потом вошел к себе в номер, через минуту вышел. А дальше то же самое в обратном порядке: снял плащ, вышел из замка, по пожарной лестнице пробрался внутрь, в свою комнату...
Кого я только не подозревала.
Прости меня, Андрюша!
Извини, Айо!
Вован, миллион сожалений, я была не права.
Гарик Левицкий, любите Лермонтова сколько вашей душе угодно, потому что эта пылкая любовь – в рамках закона. Хотя нервишки у вас того, шалят, расшатали их, похоже, журналисты и издатели. Нарушение порядка в стопке исподнего, конечно, очень печально. Только все равно – не дело это, ручонками за шею хватать.
Да я ошибалась. ОШИБАЛАСЬ! Но преступник-то этого не знал.
Он видел только то, что я занимаюсь расследованием. Пристаю с вопросами. Сижу в Интернете. Получаю серые толстые папки от местных не очень-то сильных Джеймсов Бондов.
Похоже, при всей своей грязной натуре и мокрушной работе Вася был по-своему эстетом, любил чистоту, порядок, предсказуемость.
А я эти правила гнуснейшим образом нарушала.
Поэтому и должна была если не умереть, то угомониться.
И бедная Марта, красивая лошадка, на которой мне так и не удалось научиться скакать, стала его невольной сообщницей.
Потом уже я все уточнила. Женщины без опыта верховой езды всегда начинали кататься именно на этой кобыле. Она самая смирная. Седла у каждой лошади персональные. Вася явно полюбил конные прогулки, успел освоиться, скорее всего, интересовался и тем, как надо правильно седлать лошадь. Короче, был в теме. А увидев, что я наконец-то добралась до конюшен, быстро подрезал пристругу, засунул незаметную булавку под вальтрап. И спокойно поехал кататься дальше, наблюдая, как станут разворачиваться события. Комната с лошадиной амуницией располагается за стойлами. Понятно ведь, что пока всех лошадок не рассмотришь, дальше не двинешься. Особенно если впервые на конюшне. Времени у преступника было более чем достаточно. А свидетелей никаких. Инструктор занималась нами, рассказывала про своих подопечных. Кто-то из других решивших прокатиться верхом гостей замка в это время уже ездил в манеже, кто-то носился на улице...
Наверное, я могла бы заподозрить, что Вася – фальшивый фотограф и раньше.
Теперь ведь все становится понятно: и одет слишком дорого, и внешность свою холит и лелеет, а фотографы ведь – люди творческие, небрежные, небритые. Да и типаж поведения другой. Вон, Юля Семенова – стервятница, так и шарит по замку в поисках сенсации, то в трусы полезет, то за углом притаится, все подслушивает. А еще ведь Вася – парень симпатичный, девиц вокруг масса, а реакции с его стороны подозрительно никакой.
Занят был. Работал. О как...
Ну, задним умом все крепки.
И все-таки лучше поздно, чем никогда.
Бедная Танечка... Как она его любила! Только по-настоящему влюбленная женщина следит за каждым движением, любым жестом. Старается удивлять милого ежеминутно... Я, например, в период обострения любви к будущему мужу вставала в пять утра, чтобы приготовить ему на завтрак фаршированную курицу. У Тани возможности проявить себя на кухне не было, решила сражать эпистолярным жанром. Глупышка, она не знала, как раздражают «Стасика» ее любовные записки, как старательно он их уничтожает, если находит. А если не находит... Сама того не зная, не стремясь к мести совершенно, в каком-то смысле Таня все же за себя отомстила. Когда из журнала, который, как выяснилось, принадлежал «Стасу» (он собирался полистать его в баре, но, как рассказал работавший в тот день бармен, парня отвлек телефонный звонок, после которого «фотограф» умчался, забыв злополучный номер), выскользнула записка, я наконец прозрела. Все слова и действия преступника, случайные, якобы ничего не значащие, сложились во вполне понятную и объяснимую картину. В конце концов, это специфика моей работы – по фрагменту определять целое. А уж когда Андрей Соколов попросил своих знакомых ментов пробить, на какую фамилию зарегистрирован мобильный номер «фотографа», стали понятны мельчайшие нюансы. Да, вот «мобила» у Васи была оформлена даже не на «левую» фамилию, на собственную. Наверное, не планировал, что наследит и начнут копаться в таких мелочах. Все мы обольщаемся на свой счет, кто в большей степени, кто в меньшей...
Уже почти все. Я скоро закончу. Дальше все было просто и быстро.
«Стаса» убил Игорь. Молниеносно и хладнокровно, подозреваю, что даже будучи в перчатках. Следов ногтей на шее не осталось, а они, как правило, всегда отпечатываются. Игорь связал парню руки, тот, наверное, не сомневался, что сейчас все будет, как в книгах или фильмах – долгие разговоры, чудесное спасение. А охранник просто взял и задушил его, и у Васи не было возможности ни сопротивляться, ни позвать на помощь. С учетом места преступления и времени суток охранник выбрал оптимальный способ убийства. Бить, стрелять, да еще и днем – все это или долго или шумно.
Не думаю, что Игорь заставил Васю-Стаса позвонить Вовану и попросить его зайти в свой номер. Это было бы слишком рискованно, если бы Пауэрлифтинг нагрянул раньше, при неблагоприятном стечении обстоятельств желаемый труп мог бы еще находиться далеко не в нужной кондиции. Я думаю, Игорь врал мне, говоря, что видел такие кадры, снятые камерами наблюдения. Если бы о записи вдруг вспомнили – бдительные оперативники, следователи, да кто угодно – всегда можно было бы выкрутиться, сказать, что файл случайно уничтожили, возможности восстановить его нет. И все-таки Вован был нужен в этой игре. Это та кость, которую требовалось бросить следствию, хотя бы на первоначальном этапе, чтобы не начали копать в правильном направлении. А более аппетитной косточки под рукой не имелось – и сам родом из Озерска, и родственник здесь трудился, вот и дорожка, ведущая к исчезнувшему листу из альбома княгини Щербатовой. Все в строку ложилось.
Надо было лишь подбросить в номер Пауэрлифтинга оружие и раритет. Для пущей убедительности. Он, правда, не понял оказанной ему чести и попытался, как умел, объяснить Игорьку, что тот не прав. Да, не летчик. Не Джеймс Бонд...
От Игоря один шаг... ясно до кого, да?
Впрочем, я опять бы могла понять расклад намного раньше.
Не знаю, зачем ты выгораживал «Стаса». Тряпку, которой горничная якобы протирала люстру, так и не нашли. Не могла же она испариться! Или, может, ты опасался, что убийца – Антон? И поэтому сочинил всю эту историю? Я помню, как ты забегал к Олесе, обеспокоенный. Наверное, все-таки волнуешься за ребенка, свой же, хоть и балбес с крашеными волосами.
А еще Айо... Она ведь говорила мне, вручая куколку: «Помочь можно тому, кто хочет, чтобы ему помогли». А как она плакала, когда мы все стояли у трупа Васи. У нее, действительно, интуиция, она понимала, предчувствовала.
А у меня нет интуиции. И в нормальную логику произошедшее не укладывается. Самосуд? Но кто дал тебе право судить, распоряжаться чужой жизнью, чужой судьбой? Нет, я все равно не понимаю, зачем ты сделал то, что сделал. Я почувствовала по твоим губам: что-то не в порядке. В твоих поцелуях было что-то такое, что не имеет отношения к симпатии и сексу. Только я тогда не поняла, что это вкус крови, осознание происходящего в эти мгновения убийства. Я часто ошибаюсь, Миша. Ты объяснишь мне, зачем все это? Уж пожалуйста. Я так много слов тебе сказала. Твоя очередь...
