Джеймс Чейз - Ева
Часы на камине мирно тикали. Двенадцать пятнадцать ночи. Теперь та, которую я поджидаю, может вернуться с минуты на минуту. Я сидел в чужой спальне на кровати, потеряв ощущение времени. Взяв халат Евы, я уткнулся в него лицом и стал вдыхать аромат ее духов и едва ощутимый запах тела. И я вспомнил, как впервые увидел ее в этом халате. Она сидела перед камином во Фри-Пойнте. Я очень ясно представил себе эту картину, пробудившую во мне множество горьких воспоминаний. Сколько событий произошло с того рокового дня! И как невозможно поверить тому, что с тех пор, как на моих глазах погибла Кэрол, прошло только пять суток.
Два с лишним часа я потратил на то, чтобы спуститься к ней с горы. Как только я увидел груду металла, которая осталась от автомобиля, я понял, что Кэрол мертва. Смерть наступила мгновенно. Маленькое, хрупкое тело моей Кэрол было вдавлено машиной в скалу. И я не мог вытащить его оттуда. Я сел рядом и стал поддерживать голову Кэрол, чувствуя, как вся она остывает и становится все холоднее и холоднее. Я сидел до тех пор, пока не пришли люди и не увели меня прочь. После гибели жены все потеряло смысл. Даже Голд перестал что-либо значить для меня. Он отомстил мне. Но мне было это совершенно безразлично так же, как и то, что он обчистил меня до нитки. Как я и предполагал, он знал, что пьеса «Остановка во время дождя» написана не мной. Каким-то образом он выяснил, что автором ее был Джон Коулсон, и сообщил об этом в клуб писателей. Однажды утром ко мне оттуда явился маленький человечек с крахмальным воротничком, заявив, что если я уплачу все полученные мною гонорары, то до суда дело не дойдет. Я почти не слушал говорившего. Когда же он протянул мне бумагу, в которой была изложена просьба директору банка выплатить агентству Джона Коулсона 75 тысяч долларов, я ни минуты не колеблясь подписал этот документ. Денег у меня, естественно, не было, и все мое имущество было конфисковано. Я потерял все, что нажил за это время: «крайслер», книги, обстановку и одежду. Но даже оставив меня нищим, они не успокоились и продолжали требовать денег. Напрасно они наседали. У меня не было ни гроша. Мне было все равно, даже когда какими-то людьми уносились вещи Кэрол. Я не расстраивался из-за этого, ведь мне не требовалось хранить какую-нибудь ее вещь на память: я и без того помнил любимую мной женщину. Она жила во мне такой, какой видел ее в последний раз: хрупкая фигурка, вдавленная в скалу, изо рта по подбородку течет ярко-красная струйка крови. Этого я никогда не смогу забыть. Мне кажется, что я легче перенес бы смерть Кэрол, если бы успел сказать ей, что рыжая была мне абсолютно безразлична. Но я слишком поздно спустился с этой проклятой горы, и Кэрол умерла, думая, что высокая, откормленная шлюха заняла ее место во время такого короткого отсутствия ее самой. Это сводило меня с ума. Как жаль, что я не успел сказать своей жене, что она была единственной женщиной, с которой я был по-настоящему счастлив. Если бы только она поверила мне, я, возможно, не пришел бы в этот маленький, грязный домишко, чтобы совершить убийство.
Все это произошло из-за Евы. Моя жизнь потеряла смысл. А Ева? Неужели и теперь она будет жить как ни в чем не бывало? В течение пяти дней, которые прошли со дня смерти Кэрол, я только и делал, что проклинал Еву, и решил, что успокоюсь только тогда, когда убью ее. Только это может удовлетворить меня. И этот момент неотвратимо приближался. Ева могла прийти с минуты на минуту. Я положил халат на кровать, встал и оглядел комнату. В этой комнате все началось и все окончится. Я был спокоен. Я покараю Еву. Другого выхода у меня нет. Я подошел к двери, выключил свет и ощупью поднялся по лестнице. В это время зазвонил телефон. Неожиданный звонок так напугал меня, что я резко обернулся и упал бы с лестницы, если бы не ухватился за перила. Интересно, кто это так поздно звонил? Телефон не умолкал целую минуту. Прекратился трезвон так же внезапно, как и начался. Но он взвинтил мне нервы, и я, спотыкаясь, вошел в комнату рядом с ванной. Ноги шаркали по голому полу. Внезапно из-за туч вышла луна, и ее лучи, проникнув через незашторенные окна, ярко осветили комнату. В ней не было никакой обстановки. Из окна была видна улица, сад и узкая тропинка, ведущая к дому. Я высунулся из окна и выглянул на улицу. Джон Коулсон все еще был там. Он подошел совсем близко к дому и смотрел на меня. Я понаблюдал за безмолвным драматургом несколько минут и отвернулся. Меня мучила жажда. Я хотел курить, но знал, что, если я закурю, Ева сразу же, как только войдет в комнату, почувствует запах табака. А я ничем не должен выдать того, что я в доме и пришел убить. Интересно, что испытывают убийцы перед тем, как совершить преступление? То же, что и я? Я думал, что буду нервничать, волноваться и бояться, но ничего этого не ощущал. Меня переполняли только хладнокровная злоба и огромное желание сжать руками горло Евы. Время шло. Я терял терпение. Интересно, где она? А что если она вернется вместе с мужчиной? Как я раньше не подумал об этом. Вполне возможно, что она придет не одна. В таком случае все мои планы рухнут. Внезапно к моей ноге прикоснулось что-то мягкое и теплое. Я с криком отскочил от окна. Меня так сильно напугал большой черный с белыми лапами и шеей кот. Он посмотрел на меня, и глаза его засветились зеленым огнем. Я побледнел от страха. Сердце бешено забилось. Когда, наконец, нервы немного успокоились, я наклонился, чтобы погладить кота, но он отпрянул в сторону и выскочил из комнаты через открытую дверь. Противная дрожь не унималась, что было совсем некстати. Закрывая дверь, я услышал шум приближающегося автомобиля. Я прижался к стене и выглянул в окно. Джон Коулсон ушел. Без него дорога казалась пустынной. К дому подъехало такси. Шофер, просунув в окно руку, открыл дверцу. Ева долго не выходила из машины. Я, вглядываясь и стараясь понять, что задерживает Еву, разглядел ее ноги, которые еще совсем недавно сводили меня с ума. Женщина была одна. Она вылезла из машины и стала копаться в сумочке, чтобы расплатиться за такси. Получив деньги, шофер, не поблагодарив и не простившись, захлопнул дверцу и уехал, даже не взглянув на доставленную домой пассажирку.
Она шла по тропинке. Я не сводил с женщины глаз. Она шла усталой походкой, опустив плечи, крепко зажав под мышкой сумку. Еще несколько минут – и мы останемся с Евой наедине. Страх прошел. Руки были сухими и перестали дрожать. Я подошел к двери, приоткрыл ее и услышал, как хозяйка заперла входную дверь и вошла в прихожую. Подкравшись к лестнице, я осторожно заглянул через перила и мельком увидел, как Ева прошла в спальню. Я стоял, затаив дыхание, вцепившись в перила лестницы. Все было именно так, как я не раз представлял себе. Я чувствовал прилив сил от сознания того, что в доме только я и моя жертва и что она у меня в руках. Ей не спастись. Я услышал, как она чиркнула спичкой. Наверное, закурила сигарету. Потом я услышал, как женщина зевнула и тяжело застонала, но я не испытал при этом ни малейшей жалости к ней, а только нарастающую в душе злобу и непреодолимое желание впиться намеченной жертве в горло руками и душить, пока не хрустнут шейные позвонки. Ева ходила по комнате, раздеваясь на ходу. В доме было так тихо, что я различал каждое движение: вот Ева сняла пальто, юбку, блузку. Отперла шкаф, вешает одежду на вешалку. Потом вышла из спальни и вошла в кухню. Сверху я отчетливо видел, как Ева ходила там. Уставшая женщина казалась очень хрупкой и одинокой. Ее голова была аккуратно причесана. Голубой халат плотно запахнут. Из кухни послышался звон посуды, потом Ева вышла оттуда, держа в руках поднос с чашкой кофе. Я догадался, что женщина поднимается наверх. Поэтому я вошел в пустую комнату и закрыл дверь. Через несколько секунд я услышал, как хозяйка дома ступает по лестнице, причем очень медленно. На площадке Ева споткнулась и выругалась. Я понял, что она пьяна. Я слышал, как она нетвердой походкой ходит по ванной, потом оттуда донесся шум льющейся воды. Пробыла в ванной Ева довольно долго. Когда она снова спустилась вниз, я оставил свое убежище и приблизился к лестнице. Я свесился через перила и увидел, как женщина, присев на корточки, гладила кошку быстрыми и легкими движениями руки.
– Бедная старушка Самми! – нежно говорила Ева. – Неужели ты подумала, что я бросила тебя?
Кошка крутилась около своей хозяйки и урчала от удовольствия. Я смотрел на Евины хрупкие руки, ласкающие животное, и слушал такие человечные слова, обращенные к кошке. Обычно разговаривают с животными только очень одинокие люди. Ева же беседовала с бессловесной божьей тварью так, словно перед ней была и не кошка вовсе, а беззащитное человеческое существо. Внезапно кошка перестала урчать и посмотрела на меня. Хвост ее распушился, и она зафыркала. Я долго смотрел в ее желтые глаза, а потом отошел от перил, испугавшись, что кошка своим злобным урчанием выдаст меня.
– Что с тобой, глупенькая? – спросила Ева. – Ты увидела, как там пробежала мышка?
