Дарья Калинина - Сваха для монаха
— Она всего лишь имела в виду, что ты полное ничтожество, нищий и безработный и по этой причине мне не подходишь! — простонала Катька. — И про мою гибель она говорила лишь в фигуральном смысле.
— Нет, в прямом!
— Она не знала, что убийца — это ты!
— Она сама мне об этом сказала!
Намного помудревшая за последние часы Катя решила не спорить. И вместо этого скромно спросила:
— И поэтому ты решил от нее избавиться?
— Ну да, — кивнул Борода и бесхитростно прибавил: — Только она у тебя словно заговоренная.
— Да?
— Да!
— И с чего ты взял?
— А как иначе? В первый раз я вместо нее другую девку порезал. Тоже шалава, мне ее ни капли не жаль. Правильно получила. Будет знать в другой раз, как ноги по самое дальше некуда оголять и честных людей своим видом смущать. Срамница!
— Но она вовсе не…
— Такую потаскуху убить грехом не считается. Тем более что я ее даже не убил. Так, попугал маленько.
— Ничего себе маленько! Она в реанимации который день лежит.
— Ну и пусть лежит! Мне на нее насрать с высокой елки! Проблема не в ней.
— А в чем?
— Дело-то свое с твоей подругой до конца я сделать так и не успел. Живучая она у тебя, зараза!
Катька слушала и поражалась самой себе, как она даже в шутку могла подумать, будто бы хочет замуж за Бороду? Да если уж на то пошло, общение с Бородой вообще исцелило ее от страсти к замужеству. Это же страшно подумать, попадется такой жуткий тип в мужья и грохнет ни за что ни про что — за то, что короткую юбку надела.
И тут же Катя напомнила самой себе, что он ее и без свадьбы может грохнуть. И скорее всего так и сделает. Тем более что Борода продолжал свои откровения, хвастаясь теперь уж своими «подвигами» среди своих жертв женского пола. Увертливость Мариши его здорово разозлила. Рассказывая, он заметно покраснел, и крылья его мясистого носа гневно подрагивали. Борода был очень недоволен поведением Мариши. Могла бы вести себя поспокойнее и дать ему закончить его работу.
— И во второй раз не удалось мне заставить ее молчать, — зло произнес он. — Другую бабу вместо себя подсунула.
— Где?
— В бане!
— Так и в бане это был ты?! — ахнула Катька. — Выходит, верно Мариша сказала, что на нее кто-то покушался!
— Не кто-то, а я! И никто другой! Только она у тебя точно заговоренная! И во второй раз ничего не получилось.
— Она заговоренная или это от тебя отвернулась удача?
Борода от Катькиных слов совершенно побагровел.
— Моя удача — она со мной! — запальчиво воскликнул он. — Сокровище Сычева у меня! Ни у кого-нибудь, а у меня! Его многие искали, а досталось оно мне!
— Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Пока что ты тут, а не на Кипре. И сокровище выкраденное тоже тут, а не где-нибудь в надежном швейцарском банке.
— Твоя правда, — как-то подленько и гнусно захихикал Борода. — Сокровище в самом деле неподалеку. Только вот где? Это знаю лишь один я. А вот тебе я этого не скажу, еще выдашь меня.
— Так ты отпустишь меня? — обрадовалась Катя, но, оказалось, рано.
Борода развел руками.
— Отпустить не могу.
И он полез за пазуху. Зачем? Катя могла только догадываться. Наверное, у него там был запас яда, сваренного для Мариши, но пить который придется ей. Или новый нож взамен того, которым он порезал Зину, а потом подбросил профессору Матюшину. Мысль о том, что ее сейчас зарежут как профессора, заставила Катю живо подать голос:
— Эй, Борода! Ты не все рассказал! А как же профессор?
— Бедный профессор, — гнусно ухмыльнулся Борода. — Он прятался на мысу и решительно не понимал, что происходит.
— Да? И за что же он пострадал?
— Во-первых, он видел, как я подлил яд в ту пустую винную бутылку, которую вы выкинули.
— Так это тоже был ты?
— Конечно! — фыркнул Борода. — Или ты полагаешь, что у меня была толпа помощников?
— Нет, я просто так спросила.
— Один я был! — с гордостью сообщил Катьке Борода. — Один, а сколько всего успел!
Это было точно. Успел Борода много. Аж дух захватывало от перечня его преступлений.
— Сам по себе профессор был безобидным чудаком, — продолжал рассказывать Борода. — Я его даже немного знал.
— Откуда?
— Познакомились, пока я работал в усадьбе Сычевых. Профессор занимался историей нашего края. И в частности, очень интересовался семейством Сычевых.
— Я знаю.
— А раз знаешь, то чего спрашиваешь тогда?
— Но ты же и его убил! — воскликнула Катя. — Как ты мог? Своего старого знакомого?
— А что мне оставалось делать? Сам по себе этот чудак и мухи бы не обидел. Это верно. Но он мог, не желая мне зла, все же проболтаться о том, что я возился с вашей бутылкой.
— Так уж он и понял, что ты там делал!
— Мусорный пакет у вас очень уж приметный был, — посетовал Борода. — Красный, да еще с узорами из этих идиотских розочек. Профессор его точно запомнил. Так что могли возникнуть осложнения. Вот я его и устранил.
Катька поежилась. Страшно представить, от каких ничтожных мелочей зависит порой жизнь человеческая. Подумать только, купили бы они с Маришей менее приметный мешок, и, глядишь, профессор остался бы жив. Выходит, пострадал человек из-за паршивых розочек на полиэтиленовом пакете. Вот уж воистину суета сует вокруг.
— К тому же профессор тоже знал про сокровище Сычевых, — как ни в чем не бывало продолжал рассказывать Борода. — Знал, как и художник.
— Ну да, конечно, знал. Это профессор и рассказал Сухоручко про Сычевых и их пропавшее сокровище.
— Знаю. Кстати, и профессор тут возле монастыря оказался не случайно.
— Нет?
— Он узнал, что Сухоручко раскопал могилу Сычева.
— Узнал? А откуда узнал?
— Ему позвонил сам художник.
— Ты это точно знаешь? — насторожилась Катя.
— Знаю.
— А зачем позвонил?
— Хотел, чтобы профессор купил у него Библию, крест и перстни Сычева. Один из них был даже с печаткой.
— Верно, — прошептала Катя. — Был такой перстень среди вещей Сычева.
— Вот! Я всегда правду говорю! — обрадовался Борода и снова начал хвастаться: — Я не то что другие. Я не болтун! Если не знаю, то лучше промолчу. Но уж когда точно знаю, то молчать не стану.
— Значит, Матюшин сбежал от монахинь, чтобы встретиться с Сухоручко? — не слушая его бахвальства, прошептала Катя. — И чтобы купить у него вещи из могилы Сычева?
— Да.
— И никому другому Сухоручко эти раритеты не предлагал?
— К чему? Профессор так загорелся этой идеей, что дал бы за них любую назначенную цену. Он мне сам так сказал!
— Сказал?
— Ага. Переживал очень, что Сухоручко убили. И вещи из могилы Сычева теперь снова пропали.
— Хм, хм, — закашлялась Катя.
Вот оно что! Никаким своим бывшим подельникам бандитам Сухоручко не звонил. Не такой он был, оказывается, дурак. Позвонил только безобидному чудаку профессору, крайне далекому от мира криминала. Но профессор тоже хорош! Сухоручко один раз уже подставил его, натравил на профессора бандитов, подмочил ему репутацию. А профессору и горя мало! Едва подвернулся случай, он тут же примчался на зов преступника. И был готов купить у него все поднятые из могилы вещи.
Хотя, возможно, профессор надеялся сторговаться с Сухоручко. Наверное, об этом он и говорил, когда бормотал, что теперь Сухоручко с ним расплатится.
Минуточку! Но если Сухоручко своим бывшим подельникам не звонил, а позвонил исключительно профессору Матюшину, то откуда же тогда в ФСБ узнали о том, где он находится? Ох, не иначе присматривали они за профессором. И, наверное, за всеми, к кому мог обратиться за помощью Сухоручко. Нет, тоже не получается. Ведь профессор живым Сухоручко уже не застал. Или все-таки застал?
— Профессор потому обратно к монахиням и не вернулся, — говорил тем временем Борода. — Все бродил по округе. Надеялся, что наткнется на след поднятых художником из могилы ценностей. Ха-ха!
— По какому поводу веселье? — кисло осведомилась Катя.
— Мог бы у меня спросить! Я бы ему такие раритеты продал, пальчики бы облизал!
— Выходит, с Сухоручко профессор не сторговался?
— Поговорили они с Сухоручко, да только художник не дурак был. И вещи из могилки он профессору только в обмен на живые деньги соглашался передать.
— Ну и…?
— Что «ну и»? А денег-то при себе у профессора не было. Откуда у него деньги в психушке? Ему у жены деньги просить было нужно. Или в Питер за ними ехать, со счета в банке снимать. Тут он нищий был.
Сразу у профессора с Сухоручко столковаться не получилось, а потом тот, к огромному разочарованию профессора, отравился и умер, унеся с собой, как думал профессор, тайну похищенных из могилы вещей. Профессор, рыская по округе в поисках ценностей, о которых сообщил ему Сухоручко, несколько раз сталкивался с Бородой. И всякий раз здорово нервировал последнего. Борода опасался, что рано или поздно милиция сцапает полоумного профессора. И, каясь, тот ненароком выдаст и его, Бороду. Так что мешкать было нельзя.
