Лидия Ульянова - Размах крыльев ангела
– Вот и договорились, приходи завтра к нам, картошку жареную я тебе обещаю.
Глава 7. Вадим Кузнецов
– Ничего себе! – обескураженно воскликнул Вадим, стоя посередине просторной прихожей и оглядываясь вокруг. – Хорошая квартира! Теперь я понимаю, почему мне внизу дядька такой допрос устроил: куда иду, зачем иду, кем прихожусь…
Вадим, такой красивый, в светлом летнем костюме, с букетом цветов, казалось, заполнил собой всю большую прихожую.
Маша замахала руками:
– Да не обращай ты на него внимания, это Гаврила Мефодьевич, он со всеми так. Он, понимаешь, очень ответственный. Вот Любаша, она совсем другая, она никогда ничего не спрашивает, и Тамара Васильевна не спрашивает, Тамара вообще больше во дворе на лавочке сидит. А Гаврила у нас умывальников начальник и мочалок командир. Но он тебя с первого раза запомнил и больше спрашивать не будет.
– Он случайно не из нашей системы?
– Нет, но он раньше на оборонном заводе служил, начальником охраны, кажется. Что же ты стоишь, Вадик, проходи в комнату. Нет-нет, обувь не снимай, вытри только.
Маша сообразила, что у нее дома нет ни одних мужских тапок. За ненадобностью. Ее раньше не волновал вопрос, в чем ходят по ее квартире Иван или Михал Юрич, а тут вдруг даже расстроилась из-за такого пустяка. Надо зайти в магазин и купить мужские тапки для гостей, побольше размером, у Вадима нога большая.
– Нет, Мария, раскулачивать тебя надо! Неужели ты одна здесь живешь?
– Одна. У меня родители погибли, когда я маленькая была. И бабушка тоже умерла.
– Не страшно? Одной в такой большой квартире не страшно?
– Не страшно, – соврала Маша, про странности прошедших дней рассказывать не стала, зачем человеку голову забивать.
– А Александру куда дела?
– Саша в магазин поехала, кое-чего купить с собой. У нас в центре есть свои плюсы, например вид на Неву, но с магазинами туго. Приходится раз в неделю на машине на окраину ехать, в гипермаркет, чтобы за один раз всего напокупать на целую неделю. Так многие делают. Вот и Саша поехала, а меня оставила на стол накрывать.
– Ух ты, и правда из окна Неву видно! Как тебя угораздило-то здесь поселиться?
– Не угораздило, это фамильная квартира Коллеров, а я наполовину Коллер, по маме. Наша семья в этой квартире еще до революции жила. Тогда она, правда, вдвое больше была, ее потом на две части разделили. И фамилия раньше была другая, до прадеда. Кириковы.
Маша деловито проверяла готовность мяса в духовке, Вадим рассматривал интерьер. Маша накрывала на стол, Вадик услужливо носил за ней тарелки.
– А у меня в гостинице, представляешь, тараканы как лошади огромные. Мне даже кажется, что слышно, как они лапами топают. И комаров тьма, по всем стенам раздавленные комары и тараканы налипли. Но это ненадолго, обещали до конца года квартиру дать, однокомнатную.
И вдруг спросил безо всякого перехода:
– Не страшно?.. Маша, а зачем ты замки в дверях недавно поменяла?
От неожиданности Маша уронила ложку, и та со звоном грохнулась в мойку.
– Откуда ты узнал?
– Маша, я же опер, у меня работа такая – все замечать. Я очень хороший опер, потому что плохих оперов в Питер не переводят. Так вот, замки во входной двери поменяны недавно, в верхнем только сердечник, нижний целиком. Поставлены аккуратно, но я заметил.
– Вадик, когда же ты успел? Ты двери не разглядывал, мне так показалось.
– А разглядывать и не надо, надо замечать.
Маше не хотелось сейчас портить себе настроение, рассказывать про странные визиты к ней в дом. Про ключи, оставленные Мишкой себе непонятно для каких целей, про кучки пыли на комоде, про внезапно вышедшие из строя замки. Но было приятно, что Вадим проявляет о ней заботу. Это была хорошая идея – поделиться с ним своими переживаниями, он ведь очень хороший опер, он что-нибудь придумает.
– Да ты успокойся, замки нормальные. Нижний особенно, его так просто не откроешь, только если вырезать. Правда, знаю я умельцев, которые его с завязанными глазами откроют. Но таких мастеров мало, высший эшелон среди домушников. Я, прикинь, у себя в Талом так развлекался: ставил в сейф бутылку водки и предлагал забрать. Предлагал тем, кто по кражам с проникновением. Так у меня за все время только один смог сейф вскрыть. А верхний замок, кстати, барахло, только против пацанов.
В это время раздался звонок в дверь, вернулась с покупками Александра.
– Ладно, потом расскажешь…
– О, сладкая парочка! – Александра натужно и неестественно рассмеялась с порога. – Прямо голубь с голубицей, оба с тарелочками. Хи-хи! Что, Машуня, золотая лестница без перил?
– Чего-о? – выпучив глаза, протянула Маша, удобнее подхватив тарелку с нарезанными овощами. Она даже не обратила внимания на явную пошлость, прозвучавшую из уст Александры. – Какая лестница, ты о чем, Саша? У нас на лестнице что-то, да?
– На лестнице у них? Ха! Просто песня такая, помнишь? – продолжала кривляться обвешанная пакетами Александра, фальшиво запела:—А любовь, а любовь, золотая лестница, золотая лестница без перил… Блин!
– Саша! Что с тобой? Что случилось?
– Без перил, блин, ты понимаешь? Держаться не за что! Высоко!
– Да не обращай ты на нее внимания, – внес коррективы Вадим, – она же пьяная совсем. Всячески. Ничего не соображает. Ну, вы даете, девчонки! Как маленькие, ни на минуту оставить нельзя. Давай, Маша, спать ее уложим, что ли.
– Как пьяная? – отказывалась признавать очевидное Мария. – Она же в магазин пошла. Мы же посидеть собирались все вместе, Саша, твой отъезд отметить.
– Да идите вы… – только и смогла вымолвить Александра, роняя на пол свои кульки, сама падая на руки Вадиму.
Вадим, кряхтя, потащил Сашку на кровать. Мария сняла с подруги туфли, накрыла одеялом. Александра даже не открыла глаз, только с протяжным стоном тяжело перевернулась на бок, уткнулась полураскрытым ртом в подушку. На подушке возле рта моментально образовалось влажное пятно.
– Готовальня, – констатировал Вадим. И, глядя на непонимающую Машу, пояснил:—Готовченко подруга твоя. Маша, я поеду, наверно? Не получится у нас сегодня посидеть.
Но Маша не отпустила, уговорила остаться. Вадим, он же не виноват, что так все получилось. Да и Мария тоже старалась, весь день готовила. Что ж, и вдвоем посидят, так даже лучше еще. Маше ведь, положа руку на сердце, последние дни, с появлением Вадика, все больше хотелось, чтобы Сашка побыстрей уже отгостила и катилась себе в свои Лошки.
– Маша, а что это с ней? Ну чего это она вдруг напилась? – спросил за столом озадаченный Вадим.
– Не знаю, Вадик. Она сегодня утром с мужем поругалась по телефону. Кажется, приревновала его к какой-то в Лошках. Саша думала, что я в ванной и ничего не слышу, а я слышала. Они так кричали друг на друга. Знаешь, мне так жалко ее стало… А может быть, ей просто уезжать не хочется, она каждый день мне говорит: как с вас тут хорошо, как в городе жить просто и удобно. А мне, знаешь, иногда так в Лошки хочется, просто взяла бы билет, все бросила и уехала…
– А я? – тихо спросил Вадим. – Как же я? Что я тут без тебя делать буду?
И снова стало так хорошо, так тепло на душе. И самооценка даже сразу повысилась. И в Лошки сразу расхотелось. А хотелось только, чтобы Александра уже уехала, а Вадик, наоборот, приехал, совсем приехал… А дальше все будет хорошо, будет как в сказке. Ведь Маша же заслужила?
– Ты, Маш, не переживай, я подругу твою завтра утром сам провожу на аэродром, ты с ней не справишься. Вдруг она еще что-нибудь выкинуть решит? Машенька, а положи мне еще мяса с картошечкой…
Машенька подложила, заботливо выбирая ложкой картофелины покруглее и поподжаристей, с румяной корочкой, куски мяса поровней и без жира. Господи, неужели дождалась? Вот как он сейчас сказал? «Не переживай, Маша, я сам…» Ей так давно никто не говорил «не переживай, я сам», а может быть, и никогда не говорили. Ну, то есть Степаныч, конечно, всегда говорил, но он же в данном случае не в счет. Даже сердечный друг Михал Юрич не говорил, всегда настаивал, чтобы Маша училась все делать самостоятельно. Нет, правда, неужели дождалась?..
Казалось, что погода смилостивилась над Александрой, а никак не над Машей. С Сашиным отъездом будто бы закончилось и лето, хотя на дворе стоял самый летний месяц – июль. Но июль существовал только на календаре, так сказать юридически, а фактически окружающая действительность больше напоминала конец августа с холодными, росными утренниками, низким, серым небом над головой. И небо это словно прохудилось наподобие старого ведра, не держало воду и протекало дождем на город. И казалось, что ничего этого не было: ни двух солнечных недель, ни приезда Александры, ни памятного катания на речном трамвайчике, ни Вадима.
Только три дня после Сашиного отъезда Вадим пробыл с ней рядом, только три дня. Зато каких дня! Маше казалось, что это лучшие три дня в ее жизни – нет, она была уверена в этом. И вроде бы ничего особенного не происходило: не было ни охапок цветов, ни рек шампанского, ни безумных совместных набегов на дорогие магазины, ни шумных ресторанов. Все было совершенно не так, как в той жизни, с Македонским. Как ни в чем не бывало каждое утро Маша отправлялась на работу, выполняла все свои обязанности, как и прежде в обед выбегала перекусить, возвращалась обратно в магазин. Вечером спешила домой готовить ужин. А потом приходил со службы Вадим. И тут начиналось самое настоящее счастье. Он включал телевизор, съедал приготовленный Машей ужин, мыл посуду и заваривал чай. Такого чая, как делал Вадим, Маша не пила никогда в жизни. Это было какое-то адское зелье, приготовленное в турке для кофе. Вадик кипятил в ней воду, засыпал туда заварку и ставил на огонь. Все походило на колдовские манипуляции, когда нужно было в определенный момент встряхнуть, снять с огня и вновь поставить, не дать убежать. Напиток получался сумасшедший, Маша не могла сделать ни одного глотка, и Вадик наливал ей в чашку буквально несколько ложек и разбавлял кипятком. А сам пил, обхватив двумя руками чашку, сев на корточки на кухне и прислонившись спиной к холодной батарее. Маша за столом со своим нормальным чаем, а он у батареи со своим зельем. И они болтали обо всем и ни о чем, и Маша рассказала ему обо всех своих злоключениях.
