Юлия Винер - Бриллиант в мешке
А сейчас как раз и хамсин на дворе, и Йом Кипур вот-вот. Я думаю, именно этим и объясняется мое повышенное состояние нервов все последние дни.
Еще раз повторю, что ни в какие эти предрассудки я не верю, но все же неприятно, что именно в такое время я этого Йехезкеля вроде как обманул заодно со стариканом. Сказал, мол, камень ушел по назначению, то есть что вернул. С другой стороны, он меня обманул куда хуже, никакой курицы не хватит. И вообще, камни мои к нему никакого отношения не имеют, и не его это забота, как я со своей совестью буду разделываться. Тем более я же и без его подсказки собираюсь вернуть. Так что нечего.
32
Увел, значит, этот Йехезкель деда в салон, и слышу, бубнят там, дед повизгивает высоким голосом, а этот ему что-то тихо и убедительно отвечает. Дед постепенно снизил тон, а потом и вообще слышу только, как этот журчит.
А Татьяна все не идет. Хотел сам встать и пойти к ней на кухню, но передумал – опять с дедом сталкиваться. И терпеливо лежу и жду, даже глаза закрыл, хотя терпения никакого уже не осталось.
И вот с закрытыми глазами явственно вдруг вижу, что в моей коробке с лекарствами, на самом дне, валяется одна, нет, две, или даже три беленьких. И даже как будто припоминаю, что у меня однажды, когда еще было много, несколько штук из упаковки вывалились, а я искать не стал, тогда вопрос не стоял так остро. Ей-богу, должны быть! Сел, вытащил из тумбочки коробку, руки дрожат, повынимал из нее все пачечки и пакетики, и – да, лежат на дне две белые таблетки. Белые-то белые, да вовсе не те. И размер не тот, и форма, сам не знаю, кто такие. Пошарил еще, но, конечно, ничего не нашел. И ведь знал же, что нету, а просто одно воображение.
Сложил все обратно, спрятал в тумбочку. Чуть не сорок минут уже прошло, а они там в салоне все бубнят, а Татьяна все на кухне возится. И чего ей там, сама же сказала, у тебя все есть. И вообще, спать пора, но мне ведь не заснуть. Не вытерпел и позвал:
– Таня! Поди сюда!
Пришла, и уже по лицу сразу вижу, что не принесла.
Она вообще словами мало что говорит, а на лице все как есть отражается.
Собрал всю волю, не хочу скандалов при посторонних, и говорю более-менее нормальным тоном:
– Танечка. Ну как же так? Я ведь тебя серьезно просил. Это не шутки. Почему не хочешь мне помочь? А вместо этого привела сюда… этого своего…
Голову нагнула, на меня не смотрит и говорит:
– Хочу. Поэтому и привела. Он тебе поможет.
– Молитвами, что ли?
– И молитвы не повредят. Но не только. У него и другие способы есть. Он умеет.
– Альтернативой небось? Энергетикой? И не мечтай. Не допущу, чтоб всякие там надо мной руками водили и прочие глупости.
– Он не всякий там. Он Йехезкель.
– Ну и что? Что он, святой?
– Нет, совсем нет. Просто добрый человек.
– И прекрасно. Он добрый Йехезкель, а я недобрый Михаэль, и уводи его отсюда к такой матери. И настоятельно требую, достань мне лекарство.
Дверь у меня в спальню открыта, но, слышу, стучат. Поднимаю глаза – дедуля. Скромно стоит на пороге, просит позволения зайти. Что за черт?
– Ну, – говорю, – чего тебе еще?
– Я вам, – говорит, – не буду мешать. Я только хочу у тебя прощения попросить.
– Прощения?!
– Да, – говорит. – Золото у тебя брат, просто золото. А ты уж меня прости, и что я грозил тебе, не принимай к сердцу. Больше не буду тебе докучать. Теперь выздоравливай поскорее, и гмар хатима това вам всем.
– И ты… – говорю, – и тебе…
Растерялся я порядком. Хотел сказать: какой там брат, не брат он мне, но дед мне напоследок заявление сделал.
– Ты, – говорит, – хорошо поступил, что вернул, правильно, хоть это, разумеется, никакой не цирконий.
Повернулся и заковылял к двери. Вот вам и Йехезкель. Прямо укротитель диких зверей! Такого деда в овечку превратил.
33
И как, спрашивается, я мог после этого ему хамить? Когда он мне такое одолжение сделал, отвел от меня опасность в лице деда?
И опять вошел в спальню и просит выслушать. Ладно, думаю, пусть читает свою мораль, пусть видит, что я тоже человек культурный и хамство позволяю себе только в крайних случаях.
Но он морали мне не читает, а заявляет с ходу:
– Михаэль, я хочу сказать вам про перкосет.
– Ну, – говорю.
– Это эффективное болеутоляющее с легким наркотическим действием. Большинство людей пользуются им некоторое время, скажем, после операции, а затем без всякого неудобства переходят на другие, более слабые средства. Но иногда, в редких случаях, это лекарство оказывает на человека более сильное наркотическое действие, ведущее к быстрому привыканию и зависимости. Судя по всему, именно это происходит в вашем случае. Вам грозит серьезная опасность. Очень скоро перкосет перестанет вас удовлетворять, и вы будете искать более сильных средств. И скорее всего, найдете их, у нас это несложно. Вам грозит опасность стать наркоманом.
Я чуть не рассмеялся от злости. И охота людям раздувать из мухи слона! Человеку нужно болеутоляющее, так им уже черт знает что чудится.
Я – наркоман?! Смешнее не бывает. Я ведь уже упоминал, кому нужны наркотики, разным шлимазлам и слабакам, у которых нет других радостей в жизни. Но я – и наркотики? Да ни за какие коврижки! Я себе не враг. А что у перкосета легкое наркотическое действие – так это же синтетика. К синтетике не привыкают. Даже настоящим наркоманам дают взамен синтетику. Да и не наркотическое оно, а просто приятное, в отличие от других лекарств. И почему считается, что чем лекарство противнее, тем лучше оно помогает? Мой опыт показывает ровно наоборот. А про марихуану так даже многие врачи говорят, что она помогает и неопасна. Йехезкель сказал, мол, эти вещи у нас найти нетрудно. Просто из теоретического интереса, сказал бы уж заодно где.
Пока я свое думаю и жду, чтоб скорей отвалил, он продолжает развивать, как он быстро и безболезненно снимет с меня эту зависимость, пока она в зародыше, и согласен ли я. Опять смеюсь про себя – конечно, быстро снимешь то, чего у меня и не было. А ведь он и сам наркоман, одурманенный опиумом для народа, но ему никто не предлагает лечиться.
Так или иначе, а благодарность надо соблюдать, и я говорю, ну, мол, делайте, только побыстрее, я спать хочу. Вот и хорошо, что хотите, говорит, организм расслаблен, без напряжения лучше и подействует. Заодно, говорит, и боли вам отчасти сниму. А я про себя думаю: все-то вам расслабленных подавай, попробуйте-ка с нерасслабленной чужой волей побороться.
Но ничего, я уж знаю, как расслабиться. Пусть только уйдет. Я человек мало пьющий, но в заначке всегда есть. Не понимаю, почему раньше в голову не пришло, нервы успокоить. Хоть засну нормально, а завтра буду думать. Может, попробую все-таки сходить в поликлинику.
И начал он действовать. Первым делом натыкал в меня иголок, да больно, черт! Хотя он каждый раз заботливо предупреждал и спрашивал. Вдобавок как всадит иголку, так еще ею пошевелит, чтоб почувствовать как следует. Если б не видел, с кем имею дело, подумал бы, нарочно, чтоб помучить конкурента. Но я, разумеется, и не пикнул, к тому же мгновенно проходит, и такую ли я боль видал.
Насажавши иголок, он взялся за мои ноги. Я лежу распластанный, утыкан весь, как еж, даже в ушах торчит, а он там где-то внизу мнет мои ступни, то надавит, то ногтем проведет, то потрет, то погладит, а при этом покачивается, как они это любят, и шепчет что-то – то ли молитвы, то ли заклинания… И хотя мне больно иногда, но в то же время приятно, и даже глаза начали слипаться.
– Вы спите? – спрашивает.
– Нет, что вы, – бормочу.
– Это ничего, спите, если хочется. Только пожалуйста, не употребляйте эти дни алкоголя. Он может замедлить выздоровление.
Ладно, думаю, ладно, ты только уйди, а там увидим.
Но ничего я не увидел и ухода его не дождался. Как лежал, так и ушел в сонное бесчувствие, причем не с тревогой и со страхом, как все предыдущие ночи, а с полным моим удовольствием.
Не слышал даже, как он иголки вынимал.
34
Завтра утром мои красавцы должны вернуться. Прямо к самому Йом Кипуру. Интересно, как они там погуляли, и, главное, не поженились ли ненароком.
Эй, Михаил, ты это кого называешь «мои красавцы»? С каких пор этот араб стал у тебя в «своих» ходить? Еще, чего доброго, привыкнешь и впрямь станешь считать его своим? Ну, нет, это уж извините, никогда не привыкну, да просто не успею, уверен, что все у них развалится. Даст Бог, может, и вернутся уже охлажденные.
И еще интересно, открыли ли они счет в банке. И на чье имя. Он сказал, открою на ваше имя, но разве им можно доверять? Запросто может открыть на свое, и ничего я не смогу сделать. Правда, не производит такого впечатления. Да и Галка при нем, хотя ее обдурить ничего не стоит.
А впрочем, может, и лучше бы, если б открыл на свое. Ей-богу, лучше.
