Светлана Алешина - Сладкая приманка (сборник)
— Да ладно, дядь Саш! — услышала я, полностью уже засыпая, голос Игорька. — Сами разберемся… Гляди-ка, да у них автомат… Откуда ружьишко? Из леса, вестимо?..
Что случилось дальше, я просто не помню, потому что спала сном младенца — глубоким и безмятежным.
Глава девятая
…Я и не представляла себе, что можно столько спать! Проснувшись в больничной палате, долго не могла сообразить, где же Гиря, который только что был рядом со мной. Где Кавээн, на чьих руках я уснула? Почему вокруг так чисто и светло и нет ни одного обгорелого пня, а из земли не идет дым?
Я хотела поднять руку, чтобы ощупать кожу на лице, потому что чувствовала саднящую боль на лбу и щеках, но с удивлением обнаружила, что не могу этого сделать, просто сил не было…
«Сколько же я проспала, что так ослабла?»
Ответ на этот вопрос не заставил себя ждать. Дверь открылась, и в палату вошел Игорек с большим пакетом в руках. Увидев мой взгляд, устремленный на него, он немного смутился, но быстро взял себя в руки и воскликнул весело:
— Ну ты, мать, и спишь! Мне бы так научиться…
Настроение мое, ровное и спокойное с момента пробуждения, резко упало. Если Игорек назвал меня «мать», значит, со мной что-то произошло. Раньше он никогда меня так не называл…
«Лицо!» — ужаснулась я и тут же потребовала:
— Зеркало! И никаких возражений! Или ты приносишь мне зеркало, или я с тобой вообще не разговариваю ближайшие пятнадцать лет!
— Да нет у меня с собой зеркала! — забормотал Игорек. — Где я тебе зеркало возьму!
— Иди у любой медсестры попроси! Игорек! Ну пожалуйста! Ну, я приказываю тебе, Игорь! Как женщина, которая тебе нравилась когда-то…
Видно, последняя фраза его то ли испугала, то ли насторожила. Но он покорно поднялся и пошел в коридор. Вернулся он подозрительно быстро, думаю, что зеркало с самого начала было у него в кармане. Он же не мог не догадаться, что прежде всего мне захочется на себя взглянуть….
Зеркало он мне протягивал настолько смущенно, так глаза отводил, что я приготовилась увидеть самое худшее… Я вспомнила своего соседа-пенсионера дядю Володю, который в войну был танкистом и горел в танке. Лицо у него было… Стоило мне подумать, что у меня теперь будет такое же, как я чуть сознание не потеряла…
Откуда только силы взялись, но зеркало я взяла у Игоря и поднесла к глазам… Разглядывала себя долго… А потом уронила руку на одеяло и улыбнулась Игорьку.
— Зря ты боялся, дурачок! Это я переживу. Если и останется несколько шрамов, то не на самых заметных местах… Я, конечно, не врач и не специалист по ожогам, но, кроме волдырей, ничего особенно страшного не вижу… Думаю, что обойдется…
Игорь облегченно вздохнул. Я сняла с него тяжелый груз… Представляю, каково было ему на меня смотреть и делать вид, что со мной все в порядке…
— Теперь отвечай быстро и точно. Я уже устала и не смогу долго с тобой разговаривать.
Игорь кивнул с готовностью.
— Как Григорий Абрамович?
— Плохо, — нахмурился Игорь. — Лежит здесь же, на втором этаже, в сознание не приходит. Две пули в голову, одна — в легкие… Но врачи надеются — выкарабкается…
Я прикрыла глаза и скрипнула зубами.
— Сволочи! — пробормотала я. — Вопрос второй. Этот… Гиря и все остальные… Что с ними?
— Какой Гиря? — не понял Игорь.
— Заключенный из лагеря, — пояснила я.
— А-а, эти… Ну что с ними может быть? Сдали милиции, их повезли куда-то в другую зону…
— Узнаешь, в какую и кто дело их будет вести. Это через прокуратуру можно узнать… — приказала я.
— Понял… — пожал плечами Игорь, хотя видно было, что ничего он не понял.
Но объяснять я ничего не хотела…
— Теперь вопрос третий. Краевский опять вышел сухим из воды?
— Ну, это и не вопрос даже, — уныло пробормотал Игорь. — Ты и сама знаешь — мы, наверное, никогда от него не избавимся…
— Отставить нытье! — перебила я его. — Никакой паники! Краевский от нас не уйдет! Операцию его на этот раз мы провалили?
Игорь кивнул, но без всякого энтузиазма.
— И вопрос последний. Тебе, Игорек, идти не пора?
— Нет… — ответил он машинально, но тут же спохватился: — То есть пора, я хотел сказать… Меня там Кавээн ждет… Каждому из нас отчет приказали составить индивидуально, вот мы вместе и мучаемся…
Он уже подошел к двери, как вдруг спохватился:
— Да вот же! Тебе принес! Персики. Твои любимые… Ждем тебя… Долго тут не валяйся… Нам одним там неуютно как-то.
— Ладно-ладно, Игорь. Иди! За персики спасибо.
Он опять подошел ко мне близко, наклонился, но на лицо мое старался не смотреть, гад такой!
— Меня просили не говорить тебе, но сегодня к тебе Чугунков собирался зайти. Он, говорят, специально в Тарасов к тебе прилетит…
— Кто говорит? — спросила я.
Игорь смутился:
— Кавээн говорит…
Я улыбнулась:
— Ну, дядя Саша зря говорить не станет…
И закрыла глаза, чтобы еще раз с ним не прощаться…
Как только я услышала, что дверь палаты за Игорем закрылась, слезы сами потекли из глаз… Ну почему я всегда должна быть сильнее этих крепких и здоровых мужиков?! Это же несправедливо, в конце концов… Ему, видите ли, страшно на мое лицо смотреть! А мне не страшно? Там же живого места нет! Сплошные волдыри. А мне даже поплакать при нем нельзя! Чтобы не расстраивать его, не пугать еще сильнее… Им без меня неуютно, видите ли! Спасатели чертовы! Самих вас кто бы спас от страха вашего перед жизнью! Я вот на всю жизнь могу теперь уродиной остаться, а должна улыбаться, глядя на него!..
И я разревелась по-настоящему… Все оплакала! И ожоги свои, и испорченное лицо, и неудавшуюся любовь с Сергеем, и судьбу свою проклятую, что заставила меня заниматься мужской работой, и вообще — всю свою жизнь… Плакала не меньше получаса…
А потом мне просто надоело… Я лежала на спине и прислушивалась к своим ощущениям…
Страшно мне жить или нет? Сразу так и не скажешь…
Болят ожоги? Болят… Лицо изуродовала? Честно сказать — не знаю… Вполне возможно, что и нет… я же сказала Игорю, возможно, и обойдется… В крайнем случае — пара шрамов останется, один — на шее, один в верхней части лба… Если челку отпустить, ничего не будет видно…
Ну, еще что? Какие у нас еще неприятности? Работа у меня — мужская? Разве? Я же не рядовым оперативником работаю, который, кроме разбора завалов, не видит ничего… Я — психолог, причем экстремальный психолог, да к тому же довольно высокой квалификации… Много мне встречалось психологов-мужчин? Да, пожалуй, ни одного. Читала только, что такие были — Юнг, Фрейд, Фромм и все остальные, что уже после них… И то самую интересную свою идею по поводу единства тяги к жизни и тяги к смерти Фрейд, кажется, у женщины позаимствовал, у Сабины Шпильрейн… На что же я жалуюсь?..
Сергей меня бросил? Ну, если честно, это не совсем так. Он меня не бросал, это я заставила его себя бросить… Он-то жить со мной хотел… Правда, по-своему жить, так, как он себе это представляет. А я по-другому свою жизнь видела. И сейчас ее так же вижу. Так о чем же я плачу?
Я даже улыбнулась. На этот раз — не делая над собой никаких усилий. Только потому, что захотелось улыбнуться… Только потому, что довольна своей жизнью и ни на что не жалуюсь…
«Впрочем, хватит улыбаться! — оборвала я сама себя. — Чугунок сегодня прилетит… Он, конечно, к Грэгу первым делом, а не ко мне, здесь дядя Саша ошибся. Они же с Григорием Абрамовичем друзья старые… Но и ко мне зайдет обязательно… Вот я загадку-то ему задам… Правда, кроме меня и Гири, пожалуй, никто не слышал, что тогда Кузин нам кричал. Разве что Борзой еще… Интересно, поверит мне Чугунок или нет? Для него это вопрос сложный. Новых людей среди нашего руководства нет. Все — из первых спасателей, люди, можно сказать, легендарные… Трудный разговор у меня сегодня будет с начальником нашей контрразведки Константином Ивановичем Чугунковым!..»
Я посмотрела в окно своей палаты и только сейчас сообразила, что за окном наконец-то пасмурно! Жара кончилась, и сразу стало как-то по-осеннему красиво — листья на деревьях пожелтели.
Я попробовала встать, и это мне вполне удалось, хотя голова немного и закружилась… За окном был парк… Минут пять я его разглядывала, словно незнакомый мир, пока не увидела вдалеке знакомые фигурки, вырезанные из стволов засохших деревьев, и пруд, по которому плыли несколько лодок. Городской парк! Конечно! Парк культуры и отдыха имени Короленко. Хотя, убейте меня на месте, не смогу ответить, какое отношение имеет Короленко к нашему Тарасову, в котором он ни разу не был, и конкретно к этому парку? Одна из загадок советской массовой культуры…
Но если это городской парк, значит, больница, в которой я нахожусь, — ведомственная железнодорожная клиника, лучшая в городе…
