Анна Владимирская - Капкан на демона
Доктор и сыщик совещались не более пяти минут. Они стремительно вошли в комнату, взяли два стула и присели перед злодеем, сидевшим на полу.
— Значится так, — резко выдохнул Прудников. — У тебя есть два варианта! В тюрьму или в дурку. В тюрьме тебя моментально сделают чьей-то женой, морда у тебя вполне подходящая, да и фигура тоже.
Изо рта убийцы полился поток брани. Он попытался вскочить на ноги, но железные браслеты на руках не давали ему встать. Сафоненко задрыгал ногами, стараясь дотянуться до милиционера, все напрасно. Тогда он плюнул в сторону обидчика, но и плевок не достиг цели. В то же время Валентин продолжил «воспитательную» беседу:
— С другой стороны, ты все ж таки староват, считай, сороковник на носу! Кто ж на тебе женится? Будешь общаковской шлюхой, на другое и не надейся!
Майор тоже прицельно сплюнул, и плевок неаккуратно приземлился на борт пиджака Авангарда. Оперативники осклабились.
Новый взрыв буйства сотряс трубу парового отопления. Казалось, Сафоненко сейчас вырвет батарею просто с мясом. Львиные лапы ходили ходуном, матерщина пополам с угрозами лилась на Валентина, который для удобства допроса снял джинсовую куртку.
— Довольно! — резко сказала Вера. Она уселась напротив преступника и презрительно бросила в сторону Прудникова: — У вас, у ментов, одни только крайности! Не доводите его до истерики, а то еще признают невменяемым… И тогда за хорошие деньги он может получить вполне пристойную клинику.
— Злой следователь, добрый психиатр, — презрительно процедил сквозь зубы Сафоненко, демонстрируя, что ему понятны их игры.
— Именно так. Если Валентин Викторович вас посадит, ему дадут следующее звание, премию и путевку в санаторий со скидкой. А мне нет никакого резона облегчать вам жизнь. Ни звания, ни премий, ни санатория.
— Тогда зачем?
— Любопытство. Профессиональное и женское. Вот поделать ничего с собой не могу. Интересно мне!
Вера смотрела прямо в глаза преступнику. Еще секунду назад он бы ускользнул в ненависть, во тьму ярости. Но теперь… Лученко правильно рассчитала: Сафоненко ни за что не захочет в психиатрическую клинику, так как всю жизнь яростно боролся с диагнозом Тужилова. Для него это гибель. Он будет говорить.
— Считайте, ваша взяла! Спрашивайте. — Он выпрямил ноги и уселся поудобней.
Прудников сел за стол и приготовился писать протокол. Вера отошла к окну и закурила.
Все дороги начинаются в детстве. Путь Антона Сафоненко тоже начался в детстве, сперва почти бессознательном. Да, да, не удивляйтесь! Тогда его звали Антоном. Это потом, получая паспорт, он сменил простое и обычное имя на звонкое и претенциозное, словно не имя, а статус — Авангард. И стал Авангардом Сафоненко. Случилось это во многом благодаря книжке «Значение имени», купленной матерью. Антон прочел о своем имени и о себе следующее: «Это имя, вероятно, произошло от древнеримского имени Антоний, что означает “вступающий в бой”». Толкование имени ему понравилось. Дальнейшие сведения стали для него неожиданностью…
«Антон в отношениях с женщинами импульсивен, чувства иногда берут верх над рассудком, и тогда он может нанести обиду близкому человеку».
Это ему не нравилось. Он полистал книгу, в глаза бросилось имя «Авангард», оно означало «передовой, ведущий» — то, что надо! Получая паспорт, он сменил данное ему родителями имя на новое. Тем более что из родителей оставалась только мать, а права голоса он за ней не признавал.
Детство его делилось на две половинки. Одна — дошкольная, время наблюдений и понимания, кто в семье главный и как стать главным. Это было замечательное время копирования. Сперва он строил модель поведения по маме, был тихим, послушным, уступчивым, старался всем понравиться. Ему хотелось услышать похвалу, еще больше — получить за свои маленькие детские заслуги подарочек. Но чем старше он становился, тем яснее понимал, что, несмотря на хлопотунью мать, доминирует в семье молчаливый отец. Он все контролирует, за его деньги все покупается, и муха без его разрешения не взлетит. Антон стал копировать отца. Старался больше помалкивать или говорить так, как обычно высказывался старший Сафоненко. Но и эти его попытки ничем не увенчались, поскольку мать повиновалась одному хозяину, и этим хозяином был его отец.
Потом началась школа. Первое время он ничем особенным не блистал. Среди учеников был неприметен, все не мог сориентироваться — кого же в классе следует копировать? Но уже к седьмому классу все пошло так, как ему хотелось. Он вырос в высокого, стройного паренька с темными, почти черными волосами, светлыми голубоватыми глазами и густыми смоляными ресницами, из-за которых глаза делались очень выразительными. Все девочки класса были в него влюблены, он стал для них непререкаемым лидером. Учительницы тоже были очарованы, увидев в нем юного графа де ля Фер, и часто ставили ему хорошие оценки не за знания, а за внешность. Он ею умело пользовался. Пошла молва, что подросток очень ранимый, тревожный — из-за сложных отношений в семье. Отец — диктатор, мать — просто глупая курица. Слух этот он распустил сам, через некую болтливую девчонку. Вскоре вся школа относилась к нему с сочувствием и дружелюбием.
Он нащупал ту линию поведения с матерью, которая давала наилучший результат. Он врал и закатывал истерики, демонстрировал желание повеситься, изрезать себе вены на руках. Он бился в почти настоящих судорогах, падал на пол — и получал желаемое. Это мог быть велосипед, фотоаппарат или ботинки на рифленой подошве. Мать не делилась проблемами воспитания с отцом, боясь, что внезапное превращение тихого, послушного сына в истеричное чудовище будет поставлено ей в вину. Дескать, недоглядела. Соседка-пенсионерка сквозь тонкую стенку слышала истерики Антона, сочувствовала его маме, утешала ее: «Подростковая перестройка организма, потерпите».
Но когда сыночек стал кидаться на маму с ножом, она перепугалась не на шутку и пошла с ним на прием к психиатру. Им оказался профессор Тужилов. Он поставил диагноз: социопатия. Мать пришла в ужас и перестала водить ребенка к врачам. Сын тоже испугался, но иначе: перед ним замаячили бледные стены психушки… Он возненавидел психиатра и решил отомстить. Поклялся, что непременно поквитается с этим доктором.
Пока Сафоненко рассказывал истории своего детства, доктор Лученко слушала молча, дожидаясь паузы, когда можно будет задать решающий вопрос. Но Прудникову весь этот экскурс в детство был ни к чему. Ему хотелось признания в тех убийствах, которые Кукольник совершил в двух городах, особенно его интересовал Киев.
— Короче! — грубо вмешался он в монолог преступника. — Ваше детство босоногое меня мало волнует. Когда, как и почему вы убили пятерых человек? Вот вопрос, на который я хочу получить ответ!
— А не пошел бы ты в жопу, мент? — сплюнул себе под ноги задержанный.
— Вот я тебя сейчас отправлю в камеру, посидишь с отпетыми бандюганами пару дней, запоешь, как соловей! — Прудникову хотелось ударить кулаком эту самодовольную рожу, но присутствие Лученко и других оперативников не позволяло ему распустить руки.
— Ага! А я найму лучших адвокатов, и ты ничего не докажешь! — куражился Сафоненко.
Майор выскочил из комнаты, хлопнув дверью.
— Мы остановились на вашем детстве, — сказала Лученко. — Ну хорошо, вы еще тогда, в подростковом возрасте, смогли доказать окружающим, что вы не такой, как все. Меня интересует вопрос, почему через столько лет вы вспомнили про Тужилова и ради того, чтоб заманить его в Киев, наворотили такую кучу трупов? И кстати, как вы выбирали жертв?
— А эта сволочь дала интервью по телевизору, — объяснил Сафоненко. — Конечно, я не забыл бы про него в любом случае… Но ему могло повезти, и он умер бы от инфаркта, инсульта… Или другой болячки, не дождавшись моего возмездия. А этот старый пень вдруг на весь эфир сообщает, что, мол, для специальных подразделений проводит «тренинг на выживание». В чем прикол, вы спросите? Отвечу: этот докторишка якобы нашел методику, позволяющую научиться чувствовать опасность и, следовательно, избегать ее! Как вам это понравится?
— И вы поняли, что месть Тужилову нужно ускорить?
— Ну да! А чего ждать? Когда методика заработает и до него уже невозможно будет добраться?
— Как вы выбирали жертв? — повторила вопрос психотерапевт.
— Я не склеротик, не нужно повторять! — раздраженно пробурчал Сафоненко. — Мне самому интересно вам объяснить, а то с вас станется, вы еще свою версию под эти мои поступки подведете. Я выбирал гаденышей рода человеческого, андестенд?
— Нет. Не андестенд, — намеренно заявила Вера, чтобы побудить его сообщить все подробности. Ведь диалог явно записывался кем-то из оперативников, а отсутствие Прудникова помогало создать более раскрепощенную атмосферу для убийцы.
