Фридрих Незнанский - У каждого свое зло
— Ах, сволота! — вырвалось у Дениса. — Так это, значит, он?!
— Он, не тем будь помянут. Вот видите — расплатился сполна за свои подлости. — И Ухтомская снова заплакала.
Глава 8
Топтуна он обнаружил несколько дней назад — обратил внимание на «четверку», стоявшую постоянно напротив того подъезда, где жила Марина. То есть если бы «четверка» стояла пустая — в ней не было бы ничего примечательного. Но в том-то и дело, что в ней все время сидел человек, довольно бдительно фиксирующий всех входящих и выходящих; Николай даже заметил у него в руках фотоаппарат.
Поэтому сейчас он остановил свои «Жигули» в самом начале улицы, вытащил из бардачка военный бинокль, навел его на «четверку» и удовлетворенно хмыкнул.
— Сиди, сиди, голубь, в своей колымаге, — пробормотал он под нос. Считай себе своих ворон. А мы пойдем другим путем…
Он вышел из машины, завернул в арку, миновал двор, затем еще один, и в результате этого нехитрого маневра оказался в тылу Марининого дома.
Обычно подъезды в этих старых домах были оснащены вторым входом, черным. Сначала их делали для прислуги — чтобы не путалась у господ под ногами, потом — на случай воздушной тревоги, чтобы жильцы могли по-быстрому, без толкучки выскочить на улицу. Но с течением времени их за ненадобностью намертво заколотили — по крайней мере, так считали сами жильцы дома. Однако Николай, например, уже знал, что черным ходом в нужном ему подъезде вовсю пользовались детишки. Ну а где прошел один человек, там обязательно пройдет и другой. Он положил пакет с книгами под ноги — чтобы освободить руки, внимательно пригляделся к большому висячему замку и хмыкнул. Замок был хорош, огромен, да вот беда, дерево, к которому крепились накладки, на которых он висел, давно уже иструхлявело. Небольшое усилие, еще одно — и замок остался у него в руках. За что он и любил эти старые добротные дома — тогда думали о человеке, когда их строили…
Он не стал тревожить лифт — поднялся наверх пешком и, не доходя одного пролета до нужного ему этажа, притормозил. Здесь следовало оглядеться и мысленно прикинуть радиус действия наблюдательной системы, если таковая, конечно, имеется. А она, скорее всего, имеется. Раз телефон квартиры старого коллекционера прослушивается, значит, эти лопухи наверняка установили сюрприз и на его дверь. В этом Николай почти не сомневался. Нет, не зря он занимался почти два года безопасностью родной фирмы. По крайней мере, научился разбираться в подобной ерунде.
— Оп-ля-ля! — прошептал он, вглядевшись как следует в пространство над дверной коробкой стариковой квартиры. Да, он был прав — вот она, подсматривающая система, только его и дожидается.
Пригнувшись так, чтобы не попасть в поле зрения поворачивающегося объектива, он подкрался вплотную к красновской двери и молниеносным движением залепил глазок системы самой обыкновенной… жвачкой. Вот теперь можно было выпрямиться, придать лицу благостное выражение и позвонить в Маринину дверь.
Услышав за дверью тихое шарканье, он сказал нетерпеливо:
— Мария Олеговна, это я, Николай. Откройте, пожалуйста!
Дверь мгновенно распахнулась.
— Коленька! — Мария Олеговна радовалась ему и удивлялась одновременно. — Ты к Марине? Надо же, какая жалость, нету ее, до сих пор все в редакции. Позвонила — сказала срочный материал готовит.
— Вы уж меня простите, Мария Олеговна, что поздновато да без предупреждения… Мне, честно говоря, и самому неудобно, но… Мы тут с ней поссорились немножко, вот я и хочу наладить отношения…
— Проходи, проходи, Коленька, — не раздумывая, сказала Никонова. Идем, покормлю тебя, ты ведь, наверно, после работы, есть хочешь? А там, глядишь, и дочура моя придет…
— Не знаю, что бы я без вас делал, — весело сказал Николай, проходя следом за ней на кухню. — Другой раз так тоскливо бывает в чужом-то городе. А как вспомнишь, что вот Марина есть, вы, Мария Олеговна, сразу как-то веселее на душе становится!
Он знал, что делает, провоцируя сейчас этими словами о своей неустроенности ее женское любопытство. Неизвестно еще, захочет Марина с ним разговаривать, а надежнее союзницы, чем Мария Олеговна, — и не придумаешь.
— А ты сам-то откуда, Коля? — попалась на его уловку Никонова.
— Сам-то? С Урала я, Мария Олеговна, из-под Тагила…
— Эва как далёко! — удивилась женщина. — А что сюда-то приехал? Дела какие, работа?
— Работа, — ответил он не слишком определенно. — Командировка.
— А у тебя там, на Урале-то, дом есть, родные? — осторожно подводила Мария Олеговна разговор к самому интересующему ее вопросу.
Он рассмеялся:
— Вам бы только в контрразведке работать! Нету у меня никого родных. Родители померли, своей семьи не сложилось… Брат есть, да я его совсем потерял…
— А что ж так? — искренне удивилась Мария Олеговна. — Мужик ты видный, я так замечаю — без глупостей, а семьи нету…
— Так уж сложилось, — вздохнул он. — Служил в армии, воевал. Вот годы-то и ушли. А вернулся — тут вся жизнь так перевернулась, что не до женитьбы, не до семьи…
— Ох вы, молодежь… и Марина моя вот тоже… — Мария Олеговна вздохнула. — Раньше такого не было. Раньше считалось: человек должен семьей жить. Я тебе вообще скажу, это все от того, что Бога бояться перестали. Да-да, не смейся. У человека, а особенно у нас, у русских дураков, завсегда наверху начальник должен быть. Это ж мыслимое ли дело, матери от детишек своих еще в роддоме отказываются! Да раньше бы она, кукушка эта, как прокаженная была среди людей, да и своя бы совесть до смерти загрызла, а теперь — ничего, как будто так и надо…
— Марья Олеговна! Коль уж вы заговорили о семье, то я… — тут он немного замялся. — В общем, я пришел как бы просить вашего благословения. Хочу, чтоб мы с Мариной поженились, чтоб все оформили, как полагается у людей. Ежели Марина захочет — я и в церковь готов пойти. Освятить брак, так сказать. Ежели она захочет, — многозначительно повторил он.
— Ой, Коленька! — всплеснула руками Никонова. — Да при чем же тут я-то? Это уж вы сами решайте! Вы, молодые-то, нынче вон какие — старших ни во что не ставите…
— Я вообще-то давно хотел с вами поговорить, но все как-то… боялся, что ли. Как мальчишка прямо, хотя мне уж за сорок. Меня и отец, и дед всегда учили: первым делом, мол, иди за спросом к родителям невесты, а потом уж…
— Да, раньше-то с этим строго было, — закивала Мария Олеговна. — Я Марине уж говорила: что вы, как ребятишки глупые. Я, между прочим, ей так и сказала: Коля как раз тот, кто тебе нужен. Взрослый человек, обстоятельный — настоящий мужик, уж извини, что в глаза тебе говорю.
— Так вы согласны, Мария Олеговна? — отделил самое главное от всего остального Николай.
— Согласна, Коленька.
— Поддержите в случае чего? Скажете Марине, если заартачится, чтобы она… ну… подумала бы?
— Скажу, милок, обязательно скажу. Вот как придет домой — мы вместе с тобой ей и скажем. Ну а если ты насчет чего иного, про поддержку-то — так уж не обессудь.
— Насчет чего иного? — не понял Николай.
— Дело в том, что почти бесприданница она у меня… Так, разве что квартирка наша ей достанется… А насчет денег да золота всякого ты уж не обессудь.
— Марья Олеговна! — укоризненно сказал он.
— Погоди, погоди, Коля. Тут ведь вот какое дело, — упрямо продолжала будущая теща, — ты про соседа нашего много чего уже знаешь ведь, про Антона Григорьевича-то…
Николай кивнул:
— Слышал, что книжки он собирает и всякую старину. Ну и что приболел он. Марина говорила — даже в больницу попал, да?
— Точно так. Плохи у Антон Григорьевича дела, инсульт у него. Дай-то бог выкарабкаться!
— Сейчас медицина хорошая, — со знанием дела сказал Николай. — Плати только. Ну и что? Надо будет — заплатим сколько нужно, это я вам обещаю!
— Спасибо, спасибо тебе, Коленька, только я ведь не об этом. Самое-то главное про него даже Маринка моя не знает. Антон-то ведь Григорьевич знаешь кто? Он — Маришкин отец!
Николай снова вытаращил глаза:
— Да что вы такое говорите!
— То и говорю, — немного зардевшись, подтвердила Мария Олеговна. Ведь и мы тоже молодые были, не как сейчас. В общем, случилось все, когда я в домработницах у них была. Бес попутал… Или не бес, словом, любила я его, вот дочка у меня и родилась. Жена Антона Григорьевича, светлая ей память, к тому времени уже померла, а муж мой, Иван Сергеевич, о ту пору пропавшим без вести числился — уехал в Сибирь на стройку за длинным рублем, да пятнадцать лет и пропадал… А вернулся — так уж лучше бы и не возвращался. Не человек — недоразумение одно. Пил по-черному. Так и не узнал он, чья Мариша дочка.
— А почему же вы потом-то ей ничего не сказали?
— А зачем? Скажи — жизнь-то ей всю, маленькой, и сломала бы. А так какой ни плохой, а все отец. Я имею в виду Ивана-то своего, Марина его папкой звала, да. А он и не отказывался. Только сильно когда напьется, скажет, бывало: эх, дочка, познакомиться бы мне с твоим папашкой… Опять же и у Антона Григорьевича могли бы неприятности быть, узнай кто. Он тогда очень уважаемый пост занимал. А Марина и без того любила Антона Григорьевича, как отца родного. Да и сейчас… Примерно год назад позвал Антон меня к себе и говорит: завещание, мол, я, Маша, составил. И отписал квартиру со всей обстановкой Марине, а книжки свои — племяннику Ярославу, сестрину сыну. А тут, вишь, такая беда с парнем приключилась! Вот за что, спросить, его-то бандиты прибили? Сирота, студент, взять с него нечего…
