Ксавье Монтепен - Сыщик-убийца
Бумаги были просмотрены уже на три четверти, а пакет с обвинительной запиской все не находился.
Наконец все было перерыто, и не нашлось ничего сколько-нибудь подозрительного.
Тефер дрожал от бешенства.
«Нет никакого сомнения, — думал он, — эта безумная была такая же сумасшедшая, как и я… Черт возьми! Однако эти люди хитры! Ну, да все равно: наш молодец еще не на свободе. Мы тоже не дураки и сумеем еще как-нибудь извернуться».
Видя безуспешность поисков, начальник полиции сделал недовольную мину.
— Впрочем, — сказал он спустя минуту, — такие важные бумаги, как те, которые мы ищем, не оставляются на виду. Всякий старается спрятать их как можно дальше, но мы вооружимся терпением и исполним свой долг до конца. Вы по-прежнему отказываетесь говорить? — прибавил он, обращаясь к Рене.
Механик весьма непочтительно пожал плечами.
— Опять повторяю: я не могу говорить, так как мне нечего сказать. Вы хотите, чтобы я признался в том, чего не существует. Эти бумаги единственные, какие только у меня есть.
— Ну, увидим! — вскричал начальник полиции, задетый за живое. — Пусть перероют всю квартиру, чтобы ни одного угла не осталось не осмотренным.
Агенты, и Тефер усерднее всех, принялись за розыски, все перерыли, но, конечно, ничего не нашли. Они поднимали паркет, стучали в стены и потолок, перещупали все платья — напрасно!
Наконец пришлось оставить всякую надежду, и начальник полиции, раздосадованный в высшей степени, велел везти Рене назад в тюрьму, а сам отправился в суд сообщить следователю о плачевных результатах обыска.
Комиссионер не явился в этот день на свое обычное место на улице Нотр-Дам-де-Шан, мнимый брат привратника в это утро отправился в Труа, где какая-то колпачная фабрика несла большие потери из-за его отсутствия.
Доктор Лорио поднялся ранним утром после бессонной ночи. Накануне смущение Берты произвело на него очень тяжелое впечатление.
Предлог, под которым она отказала ему в вечернем визите, показался ему, не без основания, подозрительным. Почему, в самом деле, Берта так спешила отнести работу, которую она могла, без всякого сомнения, отложить на несколько часов?
Что значит эта отсрочка, когда дело шло о здоровье матери?
Вероятно, Этьен ошибался, думая, что Берта его любит, что она рада видеть его…
Напрасно проборовшись всю ночь с сомнениями и мрачными мыслями, племянник Пьера Лорио решил идти пораньше к мадам Монетье, надеясь, что мать или дочь дадут ему правдоподобное объяснение их вчерашнему смущению.
Подходя к дому, где жила мадам Леруа, он увидел фиакр, медленно ехавший вдоль тротуара.
Кучер не сидел на козлах, а шел рядом с лошадьми. Сделав еще несколько шагов, Этьен узнал с удивлением Пьера Лорио и фиакр номер 13.
— Дядя! Вы! — воскликнул доктор, протягивая руку почтенному вознице. — Что вы тут делаете?
— Хожу из дома в дом, и это мне очень не нравится, — отвечал Пьер Лорио.
— Вы ищете кого-нибудь?
— Да.
— Кого же?
— Одну даму.
— Даму, которая вам не заплатила?
— Нет, она заплатила и даже на чай дала…
— Так зачем же вы ее ищете?
— Хочу возвратить ей вещь, которую она оставила вчера вечером в моем фиакре.
— Разве вы не знаете, куда ее привезли?
— Я знаю, что она велела остановиться у номера 15, но это была хитрость. Она там не живет… Она прошла дальше, как мне показалось, в этот дом.
Лорио указал на номер 19.
Этьен вздрогнул.
— Сюда! — вскричал он.
— Да, я в этом уверен… Ну, сейчас мы это узнаем… А ты как поживаешь?
— Хорошо, дядя.
— Ты что-то бледен… Слишком много работаешь.
— Я плохо спал.
— Нет ли у тебя неприятностей?
— Нет, дядя.
— Ну и отлично! А ты зачем на этой улице?
— Я тоже, как и вы, иду в дом 19.
— У тебя там есть пациенты?
— Да, одна бедная женщина, очень опасно больная.
— Которую ты вылечишь?
— Я не смею надеяться… Надо почти чудо, чтобы спасти ее.
— И давно ты уже сюда ходишь?
— Больше трех месяцев.
— Тогда ты, может быть, встречал мою вчерашнюю даму?
— Да ведь вы не уверены, что она живет здесь!
— Если бы я был уверен, я прямо позвонил бы у ее квартиры.
— Где она взяла ваш фиакр?
— На улице Реннь… Это молодая девушка лет девятнадцати-двадцати, хорошенькая, даже красавица!… Блондинка, бледная и в глубоком трауре.
— Молодая красивая девушка, блондинка, бледная и в трауре… — повторил доктор.
— Да.
— И вы встретили ее на улице Реннь?
— Ведь я уже сказал тебе…
— Который был час?
— Половина девятого… Собиралась гроза, да еще какая, ветер точно хотел снести холмы Монмартра. Я думал отвести домой Тромпетту и Риголетту…
— Но поехали с ней… — сказал Этьен.
— Чего же ты хочешь. Дамочка говорила, что ей необходимо идти, что скоро разразится гроза и ей не найти другого фиакра. Я понял, что речь идет о свидании, и не мог отказать, так как ты знаешь, что для влюбленных у меня очень нежное сердце. Ну, мы и поехали.
При этих словах смутное предчувствие закралось в сердце Этьена, хотя он не знал, о ком говорит его Дядя.
— И куда же вы свезли эту даму?
— На другой конец Парижа, на Королевскую площадь. Она остановила меня перед домом 18, но тайком прошла три дома дальше и вошла в номер 24. Какие хитрые эти женщины!
— Долго она там оставалась?
— Ах! Милый мой, не говори об этом! Я уж начинал думать, что она не вернется. Меня это злило, тем более что дождь лил так, как будто бы открыли все краны водопроводов! Для меня лично это ничего не значило, так как я стоял под аркой, но бедные мои лошадки подставляли спины под ливень, и, уверяю тебя, это вовсе не казалось им забавным. Да уж, заставила же нас ждать эта девчонка! Можешь поверить мне на слово, что ей не было скучно.
— Но что же это с тобой? — вскричал Пьер Лорио, прерывая свой рассказ. — Ты еще побледнел… Уж не хочешь ли ты упасть в обморок, как баба?
— Это ничего, не беспокойтесь, дядя. Ваш рассказ меня очень интересует. Ну, так что же, и вы привезли вашу даму сюда?
— То есть она схитрила, как и на Королевской площади, и вышла у номера 15, чтобы войти в 19-й.
— И вы говорите, что она что-то забыла в фиакре? — Да.
— Что же?
— Брошку с портретом какого-то красивого молодого человека. Хочешь посмотреть?
— Да, с удовольствием.
Пьер Лорио вынул из кармана тщательно завернутую в бумагу брошку с портретом Абеля, которую Берта потеряла дорогой.
Этьен едва не вскрикнул, и сердце его болезненно сжалось.
— Теперь сомнение невозможно, — с горечью прошептал он вполголоса, — вчерашнее смущение мне теперь совершенно понятно! Берта спешила на свидание! А я люблю ее всей душой! Я считал ее чистой, как ангел… Она знала, что она для меня все, и обманывала меня! Какая низость!
Молодой человек опустил голову и закрыл лицо руками, чтобы скрыть слезы.
Пьер Лорио слушал племянника, разинув рот, в легко понятном недоумении.
Однако последние слова Этьена были для него лучом света.
— Черт побери! — вскричал он. — Возможно ли это? Девушка, которую ты любил, у которой умер недавно брат и мать опасно больна… наконец, на которой ты хотел жениться, неужели это она?
— Она, дядя, она! — прошептал доктор.
— Ну, это скверно…
— Ужасно!
— Если бы я только подозревал, в чем дело, я не стал бы мочить моих бедных лошадок. Ну, голубчик мой, тебе надо запастись мужеством.
— Его у меня довольно!
— Очень может быть, но только ты это пока скрываешь и очень уж даже усердно. Разве мужчина может так плакать?
Этьен поспешно вытер слезы.
— Дядя, дайте мне этот медальон… Я передам его хозяйке.
— Ах, с удовольствием!… У меня, знаешь, очень пылкий характер, и я не удержался бы и сказал ей все, что думаю… а этого лучше не делать… На, бери… я пойду пока завтракать… Когда ты зайдешь ко мне?
— Скоро…
— Ну, так прощай.
Пьер Лорио взобрался на козлы, пожал руку племяннику, повернул лошадей и поехал.
Этьен несколько минут еще простоял на тротуаре, прежде чем войти в дом.
— И ведь как я любил ее! — прошептал он печально и задумчиво.
Берта, несмотря на волнения и усталость прошлого вечера, поднялась ранним утром и тотчас же пошла в комнату матери. Положение больной показалось ей очень серьезным. У Анжелы был сильный жар, и она дурно провела ночь.
Припадки удушья делались все чаще и упорнее.
Испуганная этими тревожными признаками, Берта с нетерпением ждала прихода доктора.
Наконец, в девять часов послышался звонок в дверь. Она бросилась открывать.
Вошел Этьен бледный, но спокойный, и холодно поклонился.
— Ах, доктор, — сказала она, — если бы вы знали, как я ждала вашего прихода!
