Юрий Волошин - Гладиатор
Вот так. Крестный расставил свои ориентиры. Направо пойдешь - коня потеряешь... и так далее. Иван подумал, что Крестный загнал его в своеобразную ловушку. Отказаться?.. Нет, отказаться он не мог.
Наплевать, что подумают Крестный, его мальчики, кто угодно... Мнение других людей давно не волновало Ивана. Он никогда не реагировал ни на насмешки, ни на восхищение. Люди слишком многого не понимают, чтобы разобраться в мотивах его поступков и делать какие-то выводы...
Собственное мнение было гораздо существеннее для него. Причем, не в том обычном смысле, за которым, как правило, скрываются все те же мнения о человеке других людей, только уже воспринятые и переработанные в личные ценностные установки и нравственные ориентиры...
У Ивана сложилась принципиально иная система ценностей. В ней, например, не было места понятию трусости. Человек испытывает страх в ситуациях, когда ему грозит боль или смерть. Ни того ни другого Иван не боялся. После Чечни, ранения, плена и рабства болевой порог был у него настолько высоким, что граничил с полной нечувствительностью. А смерть... Смерть была не страшна, более того, желанна.
Иван не ощущал страха вообще, но обладал гипертрофированным чувством опасности. Он мог идти ей навстречу, уходить от нее или как бы совершенно игнорировать опасность и при этом не давать себе никаких оценочных характеристик.
Разве способность, например, учащать или задерживать дыхание влияет хоть как-то на самооценку человека? Разве его физиологические свойства могут быть оценены с нравственной точки зрения? Их можно оценить только с точки зрения их роли в процессе выживания, в ситуации выбора между жизнью и смертью.
Жизни Иван не доверял: жизнь неустойчива, ненадежна и преходяща. Абсолютна и вечна только смерть. Смерть - хозяйка жизней людей и хозяйка жизни в целом. Мнение Ивана о самом себе было только проекцией предполагаемого мнения о нем Госпожи Смерти...
Отказ от предложения Крестного означал попытку уклониться от близости со смертью, то есть, по существу, неуважение к смерти со стороны Ивана. Обречь себя на мучения человека, потерявшего уверенность в себе, не имеющего четкого представления ни о себе, ни о мире, ни о своем месте в нем, - вот что такое для Ивана отказаться!
Но близость смерти действовала на него опьяняюще. Фактически Крестный предложил Ивану уйти в запой. Иван же в своем отношении к Госпоже Смерти стоял ближе не к "алкоголикам" или "пьяницам", а скорее к "гурманам", ценящим тонкий вкус точно дозированной смерти...
Поразмышляв с минуту, он сделал выбор и, не глядя на Крестного, коротко кивнул, уверенный, что тот все еще внимательно смотрит на него.
Крестный обрадованно засмеялся, начал потирать руки, хлопнул Ивана по плечу и тут же показал, что ни хрена в Иване не понимает, заявив:
- Молоток, Ваня! Я знал, что ты не струсишь, не испугаешься...
Ивану сразу стало скучно слушать его болтовню, и он перебил:
- Заткнись, психолог... Давай подробности.
- Даю, Ваня, даю-даю-даю, - засуетился Крестный. - Только сначала ты давай-ка покушай - Бог знает, когда теперь придется-то. Да и придется ли?
Иван промолчал. Похоже, Крестный специально старался вывести его из равновесия. Да и не задевало его это карканье Крестного.
Поесть и вправду не мешало бы. Проголодавшийся Иван основательно принялся за шашлык, запивая ароматное мясо терпким грузинским вином.
А Крестный начал наконец излагать те подробности и детали, которые имели в этой игре определяющее значение...
Иван уже догадался, что Крестный много треплется, потому что боится, и за словами, за ерничанием пытается скрыть свой страх. Он по-прежнему не понимал Ивана, и страх происходил именно от этого непонимания. Вот только раньше он страшился самого Ивана, а теперь вынужден бояться еще и за него.
- Пошел ты со своим трепом, Крестный, - миролюбиво буркнул Иван. - Что ты меня в могилу живьем суешь? Ты давай плотнее, плотнее. И поконкретнее, старый болтун, поменьше пустых слов.
- Золотой ты человек, Ваня. Как тебя трудно обидеть! Другой давно бы мне мозги вышиб... Ну да ладно. Пушечку ты, значит, мне отдаешь... Чтобы не было соблазнов устроить разборку прямо здесь, на месте!..
Вместо ответа Иван достал свой ТТ и бросил на колени к Крестному.
- Играем по всей Москве, - продолжал Крестный. - В течение недели. Сегодня понедельник. В следующий понедельник к полуночи все мои "охотники" возвращаются на базу и мы проводим разбор... Если ты к тому времени еще жив приходишь тоже, и с этого момента они уже не только мои, но и твои мальчики, Ваня... Игра может закончиться раньше - как только ты принесешь мне личное оружие семерых "охотников". Пистолеты у них помечены: последние цифры серийного номера - от единицы до сорока... Или если они привезут мне твой труп...
Крестный помолчал, смущенно глядя в сторону, и каким-то виноватым тоном продолжил:
- Мне неловко это тебе говорить, но я вынужден, таковы правила... Ты, Ваня, имеешь возможность спрятаться, отсидеться неделю и тем самым сохранить свою жизнь. В следующий вторник, начиная с ноля часов, тебя никто из моих пальцем не тронет. Иначе я им сам головы поотрываю. Но... - Крестный вздохнул. - Прости, Ваня, я все же скажу: в этом случае ты будешь мне уже неинтересен... И еще давай договоримся вот о чем: если незадачливые "охотники" тебя в Москве не находят, ты сам выходишь на контакт. Как? Придумаешь что-нибудь. Я в твои способности верю. Условие мое таково - согласись, оно разумно! - если в течение суток никто из "охотников" не убит - ты проиграл... Должен тебе сказать, что кроме "охотников" в игре участвуют "загонщики". Сколько их, ты знать не должен. Они не имеют оружия, не имеют никаких опознавательных знаков, не имеют права тебя убить. Но они будут постоянно следить за тобой и сообщать о тебе "охотникам". Ты можешь их убивать, если хочешь и если сумеешь обнаружить. Только, смотри, не перебей половину Москвы под эту марку, а то Министерство обороны бросит против тебя регулярные войска...
Крестный взял кувшин с вином, налил по бокалу себе и Ивану. Поболтав остатками в кувшине, он неожиданно выплеснул их Ивану на грудь. По светло-серой рубашке Ивана расплылось темно-красное пятно...
- Так надо, Ваня! - На всякий случай Крестный предостерегающе поднял руку. - Это всего лишь ритуал. Так у нас принято. Это знак моим головорезам, что время пошло.
Иван взглянул на часы: двадцать три пятьдесят пять.
- Иди, Ваня, - вздохнул Крестный. - У тебя есть полчаса. А пять минут это мой подарок тебе, Ваня. В половине первого "охотники" пойдут по твоему следу. Все, Ваня. Иди.
Иван не тронулся с места. Он не привык к подаркам и предпочел отказаться от лишних пяти минут. До полночи он сидел с бокалом "Хванчкары" в руке и наблюдал, как на медном в свете костра лице Крестного пляшут блики огня...
В полночь Иван встал и пешком направился в сторону шоссе - мимо толпящихся у костра "охотников", мимо бассейна с трупами, мимо импровизированной автостоянки, на которой собралось десятка два иномарок, готовых через полчаса ринуться по его следам...
Глава 5
В понедельник поздним утром оперативники группы майора Коробова изнывали от жары в Измайловском парке, прогуливаясь, сидя и лежа на обочине аллеи Большого круга и на живописных полянках вдоль нее. По понедельникам в парке практически отсутствовала публика, что значительно облегчало задачу опергруппы.
Коробов поджидал делегацию из Балашихи: Старшину, качавшего там права уже больше года, и трех приближенных к нему лиц. Прозвище "Старшина" балашихинский лидер получил вовсе не благодаря фамилии, как это часто бывает, а исключительно из-за внешности. Фамилия у него была вполне обыкновенная Копубняк, зато внешность впечатляющая: фигура квадратная, голос - громкий и властный, кулаки - пудовые, а мысли - незамысловатые и в силу этого короткие... Словом, типичный старшина, договориться с которым не было никакой возможности. Старшинские имидж и поведение оказались решающим фактором, определившим судьбу лидера, а вместе с ней и судьбы его клевретов. Аналитики предложили его ликвидировать. Никитин предложение утвердил. Коробов вынужден был ввести в действие заранее подготовленный план ликвидации Старшины.
Но одно дело - сочинять план, а совсем другое - осуществлять на деле "предоперационное привыкание к месту проведения ликвидации"... Оперативники Коробова на солнце разомлели, мозги их от жары поплыли, движения стали вялыми и замедленными. Оперотряд на глазах терял боевую форму. Это Коробова раздражало, он нервничал, тем более что сам был во всем этом виноват.
Коробов назначил встречу Старшине от имени некой мифической группировки "кремлевской", претендующей якобы на установление своих порядков в самом центре Москвы и ведущей теперь переговоры с окраинными московскими группами о переделе сфер влияния.
Выступить от имени "кремлевской" группировки - это придумал Никитин, когда аналитики сообщили ему, что, на их взгляд, необходимо поменять не менее восьмидесяти процентов лидеров группировок, контролирующих Москву, а Коробов доложил, что за основу плана в каждой из операций взята типовая ситуация вызов объекта ликвидации на встречу с подставным лицом.
