Мария Спасская - Черная луна Мессалины
Сбежав по лестнице на первый этаж, в холле гостиницы я услышала знакомый голос и увидела алую куртку, пестреющую нашивками, синие дутые сапоги и лохматую собачью шапку.
Облокотившись на стойку портье, стоял Игорек и забирал из рук дежурного ключи от номера. Две девицы самого доступного вида составляли ему компанию. Я хотела пройти мимо, но бывший друг меня уже заметил. Оставив приятельниц в недоумении переглядываться у стойки, он быстрым шагом направился ко мне и, останавливая, ухватил за предплечье.
– Привет, Аленка! – пьяно усмехнулся он. – Ты что, работу сменила? Теперь путанишь?
Ну что за невезение!
– Игорь, не сейчас, – рванулась я в сторону. – Я опаздываю!
– Куда опаздываешь? К очередному клиенту? Так ты, Аленка, восходящая звезда российской проституции! Может, валюты одолжишь?
– Отпусти, я позову милицию.
– Че ты сразу – милицию! Давай лучше ко мне поднимемся. Я не один, с девчонками. Посидим, выпьем. Теперь я здесь проживаю. Временно. Пока бабки еще остались. Больше-то мне некуда идти. Ларка меня выгнала, а квартиру мою мы еще тогда продали, чтобы замутить бизнес с компьютерами.
– А деньги на компьютеры ты пропил, – закончила я мысль Игорька.
– Ну да, есть такое дело. Так что готовься, Аленка, я скоро к тебе жить приду, – как о чем-то само собой разумеющемся, сообщил он, тараща пьяные глаза. И тут же взорвался, переходя на крик: – Это же ты меня подставила, шлюха драная! Ты посоветовала ехать в «Метлу», хотя отлично знала, что там моя Лариска!
– Ты сам себя подставил, Игорек. Не смей приближаться ко мне на пушечный выстрел!
Услышав разговор на повышенных тонах, к нам направился дежуривший в холле гостиницы милиционер, и Игорь нехотя убрал руки. Но его испепеляющий, полный ненависти взгляд я чувствовала спиной до тех пор, пока за мной не захлопнулись стеклянные двери гостиницы. На улице иностранцы по-прежнему фланировали от одного развала с матрешками к другому, рассматривали иконы, самовары и гжельскую посуду.
Правда, проститутки больше не крутились перед гостиничными дверями. Тех, кого не успели ангажировать на этот вечер, милиционеры согнали в большой автобус. Среди раскрашенных лиц и ярких нарядов в салоне автобуса внезапно мелькнула беретка Цацкеля, но я не стала отвлекаться на выяснение обстоятельств задержания экстрасенса.
Машина стояла там, где я ее оставила. Усевшись за руль, я завела мотор и как ненормальная вылетела с парковки. Я гнала по пустынному шоссе, боясь опоздать. Только бы Рома держал себя в руках! Только бы не наделал глупостей! У поворота на село Тарасовское фары моей «пятерки» выхватили из ночной темноты перевернутое такси. Рядом с покореженной желтой машиной колесами вверх дымилось то, что некогда было «Тойотой» Романа. Боковой удар, нанесенный иномаркой «Волге» с шашечками, был так силен, что оба авто превратились в кошмарные груды железа. Стараясь унять дрожь, пробегающую по телу, я съехала на обочину и, выбравшись из салона «Жигулей», спотыкаясь о снежный наст, бросилась к «Тойоте».
Прижалась лицом к осколкам стекла и вгляделась в подсвеченную фарами «пятерки» темноту салона. Когда глаза привыкли к сумраку, я смогла разобрать, что Рома висит вниз головой на ремнях безопасности и не подает признаков жизни. Шейные позвонки его вывернуты так, что сомнений не оставалось – дядя мертв. Просунув руку в разбитое водительское окно, я пощупала пульс на его ледяном запястье. Не обнаружив биения сердца, я на негнущихся ногах двинулась к такси. Может, хоть там есть кто-то живой? Фары «Жигулей» освещали обломки автомобильных корпусов, а рядом с такси валялась одна из сумок «Луи Вюитон», с которыми Секси Бум приехала в Москву. Сумка была раскрыта, и из нее высыпались дамские безделушки. Лунный гребень и золотая химера покоились среди рассыпанной по снегу дорогой косметики. Перешагивая через предметы, я приблизилась к такси, отвернулась от смятого в лепешку тела водителя и сразу же увидела черные кудри, белое пальто и в ужасе зажмурилась.
Элька! Моя Элька! Но этого не может быть! Она должна быть вместе с Денисом! Ведь это к Макарову она ушла жить? Или нет? Я уже ничего не понимала и хотела только одного – убедиться, что Элька жива. Дочь была зажата на заднем сиденье рядом с Секси Бум, сжимавшей в похолодевших руках ладошку моей девочки. Глаза Эльки были закрыты, на лице застыла счастливая улыбка. Пульс не прощупывался. Нет! Только не это! Я рванула на себя искореженную дверцу машины, опустилась на колени и, покрывая поцелуями любимое лицо, завыла бешено, скорбно, как воет сука на погосте, оплакивая сгинувших щенят.
Рим, I век н. э.
Просторный зал таблинума заливало полуденное солнце, отражаясь в золотых стилосах для письма, разложенных на кафедре. Лицо Клавдия, восседавшего в кресле, было мрачнее тучи. Над кафедрой навис вольноотпущенник Нарцисс и, развернув пергамент, твердым голосом зачитывал грозное послание сенатора Фурия Камилла Скрибониана. Подперев голову кулаком, император с удрученным видом внимал письму мятежника, полному надменных угроз.
Легат пропретор Далмации, организовавший восстание двух легионов с дальним прицелом реставрации республики, требовал от Клавдия оставить власть и частным порядком удалиться на покой. Чело цезаря все больше и больше омрачалось. Когда под сводами рабочего кабинета смолк низкий голос грека, закончившего выкрикивать перечисленные в послании оскорбления, Клавдий вскинул глаза на вольноотпущенника и боязливо выдавил из себя:
– М-может, и п-п-правда уйти на п-покой?
– Ну, что ты, Божественный! – поразился грек столь легкой возможности заставить этого странного человека отказаться от поистине безграничной власти.
С благословения Клавдия советник по делам прошений стал чуть ли не самым богатым человеком империи и не собирался останавливаться на достигнутом. Пока в казне хоть что-то оставалось, он вывернется наизнанку, но сделает так, чтобы Клавдий пребывал у власти. Правда, дело осложняло присутствие Мессалины. До поры до времени пути Нарцисса и императрицы не пересекались. Каждый шел своей дорогой, особо не мешая другому и даже оказывая взаимные услуги.
Но Мессалина сама подписала себе приговор, казнив Полибия. Это был всего лишь минутный каприз, оставивший цезаря без советника по ученым делам. Ничто не предвещало кровавой расправы над императорским вольноотпущенником. Полибий горой стоял за блудливую жену Клавдия, так же как и остальные временщики императора, покрывавшие безумства императрицы. Но коса нашла на камень, Мессалина вдруг прогневалась и в бешенстве распорядилась Полибия казнить. Через минуту она уже сожалела о своем решении, но после внезапной смерти друга Нарцисс не мог не опасаться за свою жизнь. Один неверный шаг – и впору было выбирать место для погребального костра, но близкие похороны не входили в планы императорского вольноотпущенника.
Когда к советнику по делам прошений пришел за помощью белобородый старик из уважаемых иудеев и рассказал небылицу про могущество, которое Мессалине дарует ее гребень, Нарцисс лишь посмеялся. Но потом сметливый грек подумал – а что, если иудей прав? Может, лунный гребень, с которым не расстается Мессалина, и в самом деле обладает магическими свойствами?
И Нарцисс взялся иудею помочь. Ибо то бесстыдство, которое творит Мессалина, и безнаказанность, с которой она это делает, не могут не наводить на мысли о покровительстве темных сил. А если удача отвернется от жены Клавдия и место у трона освободится для того, чтобы посадить на него другую императрицу, Нарцисс окажется только в выигрыше. На примете уже имеется покладистая патрицианка из знатного рода, которую не трудно будет сосватать доверчивому Клавдию.
Чтобы лишить Мессалину гребня, пришлось пожертвовать глупой рабыней-гречанкой, но иудеи все-таки смогли увезти святыню с собой. После происшествия у городских ворот Нарцисс затаился и принялся выжидать, когда, лишившись поддержки темных сил, Мессалина допустит ошибку, которую будет можно обернуть против нее.
И распутная жена Божественного не подвела. Она вдруг влюбилась. Влюбилась по-настоящему. Так, как может влюбиться двадцатилетняя девчонка, не знавшая отказа в своих капризах. Предметом ее обожания стал Гай Силий, пригожий юноша из благородной семьи. Нарцисс с удовлетворением наблюдал, как ослепленная страстью Валерия сперва заставила возлюбленного развестись с законной супругой, после чего неистово принялась оказывать избраннику знаки императорской милости.
