Уильям Айриш - Леди–призрак. Я вышла замуж за покойника
— Вы в душе не верили, а я в душе боялся, — мрачно усмехнулся Берджесс.
— А он имел какое–нибудь отношение к странным несчастным случаям, которые все время преследовали вас в этом деле? Вы сумели выяснить хоть что–нибудь?
— Мы выяснили все. Самое странное то, что случай, который больше всего походил на убийство, я имею в виду смерть Клиффа Милберна, оказался самым настоящим самоубийством, когда мы провели тщательное расследование. И бармен, конечно, погиб случайно. Но те два несчастных случая, которые на первый взгляд не внушали никаких подозрений, оказались убийствами. Преднамеренными убийствами, которые он и совершил. Я говорю о смерти слепого нищего и Пьеретты Дуглас. Оба раза он совершил убийство без применения оружия в обычном смысле этого слова. Убийство слепого было особенно отвратительным.
Он вышел на минуту, оставив его в комнате, якобы для того, чтобы сбегать на улицу и позвонить мне. Он знал, что этот человек не любит полицию, что в общем–то типично для таких попрошаек–жуликов. Он знал: первое, что тот сделает, — это попытается удрать. На это он и рассчитывал. Выйдя за дверь, он натянул толстую черную нить, вроде тех, что используют портные, над верхней ступенькой, примерно на уровне щиколотки. С одной стороны он привязал ее к основанию перил, а с другой — к торчащему из стены гвоздю. Затем он вывернул лампочку, уже зная, что слепой на самом деле видит, протопал по лестнице, сделав вид, что уходит, — это старый трюк, — и затаился на площадке этажом ниже, так чтобы его не было видно от двери.
Слепой вышел второпях и не глядел под ноги. Он спешил скрыться куда–нибудь подальше, пока Ломбард не вернулся со своим другом–полицейским. Ловушка сработала именно так, как он и предполагал. Нищий сразу же споткнулся о нитку и полетел вниз головой. Скатившись по ступенькам, он врезался головой в выступающий угол стены. Нить, конечно, порвалась, но это его не спасло. Но он не умер на месте — только сильно ударился головой и потерял сознание. Ломбард торопливо поднялся по лестнице, перешагнул через тело, вернулся на верхнюю площадку и убрал с обеих сторон болтающиеся концы нитей, которые могли выдать его.
Потом он подошел к лежащему без сознания человеку, ощупал его и убедился, что тот еще дышит. Его голова была откинула назад под неестественным углом и уткнулась в стену. Плечи его упирались в пол, голова была повернута почти под прямым углом, а шея прогнулась, как висячий мост. Он запомнил, где шея, выпрямился, поднял ногу так, чтобы его тяжелый ботинок оказался прямо над ней, и…
Кэрол резко отвела взгляд.
— Простите, — пробормотал Берджесс.
Она вновь повернулась к сыщику:
— Это часть истории. Мы должны знать ее всю.
— И уже только тогда он вышел и позвонил мне. Вернувшись, он оставался на улице у подъезда и, ожидая меня, даже позаботился вовлечь полицейского в разговор, чтобы, если понадобится, тот мог подтвердить, что все это время он не входил в дом.
— А вы сразу поняли, в чем тут дело? — спросил Хендерсон.
— Я осматривал тело в морге в тот же вечер после того, как отправил Ломбарда. И обнаружил на обеих ногах тоненькие красные следы, оставленные нитью. Кроме того, я заметил следы пыли на тыльной стороне шеи. Я понял, что это означает. Достаточно связать вместе эти два момента. И все же было бы достаточно трудно доказать вину Ломбарда. Это можно было бы сделать, но я предпочел подождать и арестовать его за главное преступление. Дело в том, что я не мог доказать его причастность к убийству вашей жены лишь на основании случая со слепым. А мне не хотелось схватить его лишь затем, чтобы вновь позволить ему ускользнуть. Раз уж я вышел на него, я хотел действовать наверняка. Поэтому я держал рот на замке и продолжал вести свою игру.
— А в случае с этим наркоманом, вы говорите, он ни при чем?
— Несмотря на разные бритвы, а только это и наводило на подозрения, Клифф Милберн сам перерезал себе горло в припадке страха и депрессии, вызванном употреблением наркотиков. Лезвие безопасной бритвы, должно быть, оставил на полочке либо предыдущий жилец, либо какой–нибудь его приятель, заходивший к нему и воспользовавшийся ванной комнатой, чтобы побриться. Его поведение заинтересовало бы психолога. Даже совершая самоубийство, он инстинктивно избегает использовать свои личные принадлежности не по назначению. Это характерная черта всех мужчин; вот почему мы так переживаем, когда женщины точат карандаши нашими бритвами.
Кэрол тихо пробормотала:
— После этой ночи я к ним и прикоснуться не смогу.
— Но смерть мисс Дуглас — его рук дело? — спросил Хендерсон с интересом.
— Это было проделано даже еще более ловко, чем в первый раз. Длинная ковровая дорожка через всю комнату от самого порога до французского окна,[3] покрытый лаком паркет. Эта идея пришла ему в голову, когда в самом начале разговора с мисс Дуглас он сам слегка поскользнулся на действительно опасном полу, а она посмеялась. Разговаривая с ней, Ломбард мысленно все рассчитал. Ровная, прямая дорожка была для него просто подарком судьбы. Он мысленно поставил крестик, отмечая то место, где Пьеретта должна была стоять, чтобы, потеряв равновесие, почти целиком оказаться за окном, и, определив точно это место, уже не выпускал его из виду. Что, конечно, совсем не просто, особенно учитывая то, что он все время двигался и разговаривал и мог уделять этому лишь часть внимания.
Все это лишь предположительная реконструкция событий, которую сделал я. Начиная с определенного момента они вдвоем исполняли некий менуэт смерти, во время которого Ломбард осторожно и незаметно подводил ее к нужному месту. Закончив выписывать чек, он поднялся и, не выпуская листка из рук, вновь подошел к окну, как будто хотел побыстрее просушить чернила на ветерке. Затем он слегка подвинулся и оказался в точности на том месте, которое наметил для нее, только стоял не на коврике, а на полу рядом. Затем сделал вид, будто хочет показать ей чек, и таким образом заставил ее встать с кресла. Он протягивал чек, но при этом не двигался с места, так что ей пришлось подойти. Тот же принцип используется в бое быков. Бык бросается на плащ и проносится мимо человека. Она потянулась за чеком и оказалась рядом с окном. Когда она ступила точно на то место, которое Ломбард мысленно отметил, он разжал пальцы.
Она отвлеклась и минуту–другую стояла неподвижно, разглядывая чек. Ломбард быстро повернулся, пересек комнату, как будто решил немедленно уйти. Затем, уже стоя у порога, он обернулся и сказал: «До свидания!» При этом женщина подняла голову и повернулась лицом к нему — и спиной к окну. Теперь она стояла в точности в таком положении, как он и хотел. Потому что если бы она стояла боком или лицом к окну, то, падая, могла бы ухватиться за раму и удержаться. А падая спиной вперед, удержаться невозможно.
Он нагнулся, резко поднял свой край дорожки над головой и тут же опустил его; вот и все, что он сделал. Она вылетела из окна, как пушинка. Он говорит, даже вскрикнуть не успела. Должно быть, он поймал момент выдоха. Она погибла прежде, чем слетевшая с ее ноги туфелька упала на пол.
Кэрол потерла уголки глаз:
— Это гораздо хуже, чем убить с помощью пистолета или ножа, здесь гораздо больше подлости!
— Да, но такие вещи намного труднее доказать. Он и близко к ней не подходил, он убил ее с расстояния двадцати или двадцати двух футов. Разгадка крылась, конечно, в самом коврике. Морщины были с его стороны. Там, где стояла она, дорожка была гладкой, разве что немножко сдвинутой назад. Если бы женщина действительно поскользнулась или оступилась, картина была бы другой. Складки были бы на ее конце, там, где нога оттолкнула коврик. А противоположный край лежал бы ровно, как и прежде. Складки не могли бы распространиться так далеко.
Кроме того, в пепельнице лежала дымящаяся сигарета, якобы оставленная ею. Это было сделано, чтобы создать впечатление, будто она упала перед самым нашим приходом, тогда как он звонил мне минут пятнадцать назад. Даже если бы я не принял это во внимание, все равно он был в моем обществе последние восемь или десять минут — с тех пор, как мы встретились у пожарной части.
Уловка ни на секунду не обманула меня, но мне пришлось провозиться целых три дня, прежде чем я понял, наконец, как он это сделал. У пепельницы в центре было отверстие, через которое пепел падает вниз в полое основание, специально предназначенное для этого. Там был еще и клапан, но Ломбард зажал его так, чтобы он оставался открытым. Ломбард просто взял три сигареты обычной длины, из двух вытряхнул немного табака с одного конца и вставил их одну в другую так, чтобы получилась сигарета в три раза длиннее обычной, причем на дальнем конце осталась торговая марка — на тот случай, если этот конец не сгорит полностью. Затем он зажег ее и, слегка наклонив, пристроил на пепельнице, одним концом над отверстием. Если зажженную сигарету оставить в таком положении и над отверстием, она вряд ли потухнет, даже если ее не раздувать дыханием, как при курении. Огонек будет лишь медленно ползти от сигареты к сигарете. Как только первые две догорят, пепел упадет в пепельницу и дальше вниз, не оставив никакого следа. Третья сигарета целиком лежала на краю пепельницы и до конца оставалась на месте, создавая то впечатление, которого он добивался: отличный окурок одной–единственной сигареты, еще дымившейся, когда мы вошли.
