Владимир Кашин - Тайна забытого дела (Справедливость - мое ремесло - 2)
А потом одна звезда внезапно погасла.
Она никак не могла прийти в себя и опомниться. Ее водили на допросы, и она молчала, как испуганный зверек. И в конце концов ей поверили, что она ничего не знает, ничего не видела, не слышала и никак не причастна к грабежу и к пропаже того буржуйского золота, которое охранял ее Арсений.
Здесь, в кабинете юрисконсульта, она все-таки распознала понемногу в благообразном профессоре с седыми бакенбардами того всемогущего милиционера, который ее допрашивал и которого она боялась и ненавидела. Припомнила постепенно и Козуба. Ведь после первых допросов инспектор Решетняк куда-то исчез и кто-то другой (теперь она знает: этот самый Козуб) похлопал ее по плечу, выпуская на волю.
Кажется, она еще где-то видела этого человека с продолговатым лицом и широко расставленными глазами. А не тот ли это милиционер, который ходил к актрисе Терезии, взявшей ее в свою гастрольную труппу?
Когда она вышла из тюрьмы, Арсения не было уже в живых. Взошла ее собственная одинокая звезда, печально озирая тоскливую землю. Долго бродила по темному небу и, так и не найдя себе пары, угасла. И лишь изредка возгоралась в одних только воспоминаниях да в тревожных снах. С годами все реже и реже. А со временем стало казаться, что ничего в жизни и не было, что все это пригрезилось или чем-то навеяно. А у нее и был и есть только один Арсений, Сеня - исхудавшее от голода беспризорное дитя, которого нашла она в подъезде и который взволновал ее изболевшееся сердце.
Она назвалась сестрою, хотя мальчик и говорил, что есть у него другая сестра, взяла его к себе, и постепенно маленький Арсений стал для нее смыслом жизни, вытеснив полузабытый и поблекший образ своего тезки.
И вот сейчас подполковник милиции задался целью ворошить ее прошлое и вытащить его на люди, а попутно вынуждает ее все пережить заново. А зачем это ей? Право же, нет ей никакого дела до какого-то старика, убитого на какой-то станции!
Когда подполковник явился к ней и начал задавать "наводящие" вопросы, ей показалось, что она снова очутилась в холодном подвале и что снова продолжается то давнее следствие. Слушая Коваля, пыталась вспомнить и те разговоры, и те обстоятельства, и тех людей, но память отказывалась служить ей. И только сейчас, увидев серебряного дискобола...
Так было и тогда. Фигурка дискобола, освещенная вздрагивающим пламенем матросской зажигалки, казалась в ее руках ожившей. Статуэтка поразила ее тогда красотою мускулистого тела атлета, который, играя недюжинной силой, посылал диск в полет. Она хотела спрятать статуэтку в карман своего пальто, но Арсений взял ее и поставил обратно на стол.
"Здесь, - строго сказал он, - все наше, даже буржуйское золото в подвале. Но брать ничего нельзя. Даже тебе, люба".
И такое это было теплое слово "люба", что и сейчас, в кабинете бывшего следователя, потеплело старое, утомленное сердце, рассеялся туман далеких лет и звезда, заветная звезда любви, внезапно вспыхнула и возгорелась, да так ярко, так зримо, что встал перед глазами уже не дискобол, а сам революционный матрос Арсений Лаврик с винтовкой в руке.
Подполковник Коваль догадался о том, что взволновало старую актрису. И, сделав вид, что ему надоело сидеть на одном месте, встал, выпрямился и, продолжая разговор, зашагал по комнате. Вот он остановился у стола, взял в руки статуэтку, которую хозяин поставил на место. Тоже повертел ее, рассматривая, и в какой-то момент свет так упал на дискобола, что диск словно вырвался из его руки и сверкнул в воздухе, как молния перед дождем. Коваль перевел взгляд на Гороховскую и быстро поставил статуэтку на стол.
Ванда Леоновна полулежала в кресле, отбросив голову назад. Коваль налил воды и подал ей стакан. Она открыла глаза.
- Что с вами?
- Сама не пойму. - Она попыталась улыбнуться, но только печально изогнулись ее губы.
- Ничего, ничего, - успокоил актрису Коваль. - Сейчас вылечим.
Юрисконсульт торопливо накапал в рюмку валерьянки. Актриса выпила, улыбнулась, поблагодарила. И тогда Коваль сказал, обращаясь ко всем:
- Кажется, мы переутомили прекрасную половину человечества. Посмотрел на Клавдию Павловну. Та величественно наклонила голову. Отдохнем!
- И немножко подкрепимся, - напомнил Козуб и снова взялся за бокалы.
- Нет, нет, что вы! - Клавдия Павловна решительно отказывалась от угощения. - Нас с Алексеем Ивановичем во внимание не принимайте. У нас режим. - И она забрала у профессора бокал и поставила обратно на столик.
- Ну, а фрукты, виноград - это можно? Яблочко, например, из собственного сада?
- Я вас провожу домой, не беспокойтесь, - говорил Коваль актрисе, которая пришла в себя и прятала глаза.
Некоторое время в кабинете Козуба шел общий разговор, и Коваль попросил присутствующих собраться еще раз, пообещав через несколько дней назвать убийцу.
Угощение так и осталось нетронутым. На душе у всех было муторно - у каждого по-своему.
Коваль и Суббота провожали старую актрису пешком: ехать на милицейской машине Ванда Леоновна отказалась. Тем более, что до ее дома было недалеко. Свежий вечерний ветерок, неспособный рассеять духоту, едва овевал лицо. Каменный город еще дышал дневным жаром. Шли медленно.
Молчание нарушил Коваль:
- Ванда Леоновна, скажите, пожалуйста, что так взволновало вас сегодня? Вам что-нибудь напомнила статуэтка?
- Нет. Очень душно было в комнате.
Она ничего не желала рассказывать. У нее снова появилось ощущение тяжести, когда руки и ноги, все тело наливалось теплым свинцом и клонило ко сну, и она погружалась в полудрему. Мысли тоже становились при этом сонными, убаюкивающими. Бескрайний мир, исполненный страстей и борьбы, мир шумных улиц и тихих лесов, весь пестрый мир давно уже стал для нее суживаться и, в конце концов, ограничился домашним кругом. Она принадлежала теперь Арсению, его семье, отчасти - временным квартиранткам. Ничто иное больше не интересовало ее и не беспокоило, тем паче - давние грабежи и убийства, а вместе с ними эта статуэтка...
Она ничего не желала рассказывать. Ей было тяжко и физически, и морально.
- А мы, Ванда Леоновна, нашли брата профессорши, Арсения Апостолова, - как бы между прочим проговорил Коваль. - Вы знаете, о ком речь? О вашем нареченном...
Гороховская остановилась и, хотя до ее дома оставалось всего несколько шагов, села на скамью.
- Прежде чем объявить об этом, советуемся с вами. Итак, расскажите, как вы взяли к себе Арсения, когда он был беспризорным мальчиком. И о сегодняшней статуэтке - тоже. Она похожа на ту, которую вы когда-то видели в особняке?
И старая актриса, собравшись с силами, рассказала обо всем, что скрывала и знала, и даже о том, о чем только догадывалась...
Уже было поздно - на небе появились первые августовские звезды, когда Коваль и Суббота простились с Гороховской, пообещав, что дадут возможность ей самой открыть тайну Арсению.
Когда Коваль и Суббота остались вдвоем, подполковник сказал:
- Я всегда считал, Валентин Николаевич, что расследование чем-то напоминает хирургическое вмешательство. Неприятно, больно, но необходимо.
Следователь понимающе покачал головой.
- Надо, Дмитрий Иванович, - задумчиво произнес он, - взяться за Козуба. Как попала к нему эта статуэтка из особняка Апостолова? Скорее всего, не без помощи Гущака. Мне это ясно...
Суббота хотел этими словами не только высказать то, что действительно думал, но и подчеркнуть мастерство Коваля, которое тоже стало для него очевидным.
Но Коваль - всегда Коваль.
- А мне ничего не ясно, Валентин Николаевич, - отрезал он.
- Неужели и статуэтка вас не убеждает?
- Нет. Пока не доказано, что это та самая. Эмоции и соображения Гороховской - это еще не доказательства. Возможно, у Козуба такая же. Мы не можем утверждать, что дискобол был создан в единственном числе. Хотя, вообще говоря, тут есть, конечно, над чем поломать голову.
- А впрочем... - заколебался Суббота. - Бывший работник милиции и суда. Правда, его уволили за какие-то там ошибки... Нет, все равно не могу понять...
32
На вторую встречу у юрисконсульта Коваль пришел не с Субботой, а с лейтенантом Андрейко. То, что он не пригласил Субботу, а взял с собой лейтенанта, одетого в форму, входило в план задуманной им психологической атаки.
Уже перед самым концом рабочего дня он отпустил Клавдию Павловну, которая просидела в управлении около двух часов, сначала презрительно фыркая, а потом, когда он припер ее к стенке фактами и вынудил во всем признаться, умоляюще поглядывая на него.
По дороге к Козубу подполковник вспоминал этот разговор.
- Так почему вы скрывали своего отца? Помимо того, что стыдились его болезни?
- Из-за мужа. Боялась испортить ему карьеру. Алексей Иванович способный научный работник. И именно тогда, когда он рос буквально на глазах, когда написал первую диссертацию, я узнала, что отец мой жив и находится в психиатрической больнице. А в анкетах аспирант Решетняк по моему совету никогда не писал, что у него есть родственник - бывший банкир. Собственно, какой он ему родственник?
