Семен Клебанов - Прозрение. Спроси себя
Каныгин кивнул.
— А в трудный час не проявили должной настойчивости. Почему?
— Не слышали вы присказку: вешней воды и царь не уймет?
— Это к делу не относится.
— Ладно. Я сорок лет в Сосновке управлялся со сплавом, — обиженно сказал Каныгин. — А услышав приказ — задумался. Неужто Бурцеву нашей запани не жалко?
— И покачнулись в его сторону? — негромко спросила судья.
— Не я покачнулся. Бурцев меня подтолкнул. А теперь вот я здесь сижу.
— У вас какое образование?
— Лесотехнический техникум кончил.
— И больше не учились?
Каныгин долго молчал, а потом вспомнил:
— На курсах техноруков учился.
Он отчетливо понял, что вопрос судьи подтвердил его горькие раздумья.
СТРАНИЦЫ, КОТОРЫХ НЕТ В СУДЕБНОМ ДЕЛЕВ Сосновку Бурцев приехал в полдень.
Могучие бревна, остановленные затором, столпились у открытых ворот. Сосновые лесины, создав замысловатую баррикаду, навалились всей тяжестью на провисшие лежни, затапливая тело запани. Минувшей ночью ее оснастили еще шестью стальными тросами-засорами, концы которых укрепили в береговых опорах. И все равно ясно было слышно, как запань глухо стонала от сильного натиска.
Щербак и Каныгин сидели на крылечке. Главному инженеру показалось, что происходящее на реке особенно не угнетает этих людей.
Приезд Бурцева никого не удивил — беда уже стучалась в дверь.
— Вы как добрые хозяева, — сказал Бурцев. — У порога встречаете… Здравствуйте… Телеграмму получили?
— Нет, — ответил Щербак.
— Теперь уже все равно. Сам вижу, что творится. Худо дело.
Юрий Павлович знал, что, получив солидный портфель главного инженера треста, принял на себя большую ответственность. Но будучи деятельным человеком, не пугался этого. Рассудил, что время даст возможность познать неизвестный для него круг технических проблем. Приехал он в трест зимой, когда отшумела сплавная страда, а о будущем сплаве думал с надеждой, что все у него образуется. Но время поторопилось устроить Бурцеву экзамен.
В минуты, когда страх подкрадывался к нему, он усилием воли глушил свое волнение и всячески отгонял думы о том, что опрометчиво принял должность, на которую не имел еще достаточных прав. Он находил утешение в простенькой, расхожей мысли — не боги горшки обжигают — и стал с видимой безупречностью утверждаться в новой роли.
Обо всем этом ему с тоской думалось всю дорогу, пока он ехал в Сосновку. Сейчас, когда он сидел в конторе Щербака и слушал рассказ о случившейся беде, эти мысли забеспокоили снова. Временами Бурцев бросал беглый взгляд на график горизонта воды, где острые пики взметнулись над ровной синей чертой нормального режима. Бурцев с досадой отводил взгляд от графика, заставлял себя слушать Щербака и вникать в суть разыгравшейся драмы.
Щербак обстоятельно рассказал о последних днях сплава. Говорил он спокойно, за его словами Бурцев угадывал бродившую в нем злость и ясно чувствовал, что капризы норовистой реки и характер хлынувших ливней Щербак хорошо знал и трезво оценивал. Потом, развернув на столе схему запани, он рассказал о возможных мерах, которые могут предотвратить угрозу аварии.
Бурцев ни разу не перебил Щербака, мысленно подвергал анализу и сомнению каждое его предложение. Ему становилось страшно, едва только он представлял, что случится, если они проиграют схватку с природой.
Потом говорил Каныгин. Хрипловатый голос выдавал волнение технорука.
— Что предлагаете, Федор Степанович? — спросил Бурцев.
— Раз в Загорье ливень — нам в заостровье запань-времянку надо ставить. Тогда перехитрим! — ответил Каныгин.
— А что мастера думают? — Главный инженер поднял глаза на Щербака.
— Многие поддерживают это предложение, другие толкуют, что ливень скоро утихнет и запань устоит, — ответил Алексей. — Мое мнение — срочно ставить в заостровье запань-времянку. Другого выхода нет.
— Слушал я вас и думал: все вроде правильно говорите, а беда-то за окном. Кто виноват? — И Бурцев выразительно подчеркнул: — Кто? — Загибая длинные пальцы на левой руке, стал перечислять: — К началу подъема воды ворота запани не закрыли. Раз. Алексей Фомич покинул запань и улетел в Осокино. Два. Вы не сообщили в трест об угрожающем положении. Три. Да это же прямая безответственность! Я понимаю, — помолчав, добавил Бурцев, — признать себя виноватым трудно. Но надо.
— Юрий Павлович, я в Осокино не к теще на блины ездил. В трест сегодня утром телеграмму отправили. Без паники, а в порядке информации. Думали, что и ваш приезд — ответ на нашу телеграмму. Теперь, почему не закрыли ворота запани? Когда их закрывать? Вчера было триста семьдесят, а одиннадцатого июня, когда обнаружили приток воды, закрыть не удалось. Виноватых ищете? Дело ваше. Через неделю тоже не поздно будет. Если есть у вас что по делу — говорите, будем обсуждать.
Бурцев слушал, склонив голову. Слова Щербака задели его, но не время было сейчас выяснять отношения.
— Вы, Алексей Фомич, верите в свою непогрешимость. Убежденность — хорошее качество, но ваши доказательства внушают серьезные опасения.
— В чем именно?
— Вы и технорук предлагаете в заостровье поставить запань-времянку. А где расчеты? Где план необходимых работ? Все поспешно и мало обоснованно.
— Юрий Палыч, — вмешался Каныгин, — вы ставили запань-времянку? Бывало такое или нет?
— Не приходилось…
— А мне приходилось. — И, протянув свои натруженные руки, Федор Степанович заключил: — Им ничего не страшно!
— Будет, Федор, — попытался успокоить его Алексей. — А вы, Юрий Павлович, не торопитесь с выводами. Расчеты можете проверить. Мы уже в заостровье технику направили. Что вы предлагаете?
— Надо подумать. — Бурцев посмотрел на чертеж и расчеты, переданные Щербаком, и добавил: — Надо серьезно подумать.
— Ладно, думайте. А мы пойдем, нас люди ждут.
Когда Бурцев остался один, он понял, что приезд его в Сосновку стал ненужным и бессмысленным. Из-за того, что он не смог взять инициативу в свои руки. И неуверенность, охватившая его, вдруг выплеснулась наружу, привела в замешательство. «Сегодня не только они, но и я сдаю экзамен, — подумал Юрий Павлович. — И мой экзамен куда посложней, чем у них. А зачет нам поставит стихия».
Бурцев постоял у окна, вглядываясь в мятежную реку, потом решил пойти к запани. Он очень хотел предотвратить беду.
В высоких бахилах, тяжело переставляя ноги, по берегу шел Щербак. Бахилы матово поблескивали от воды. Только что мастера снова пытались закрыть ворота. Но и на этот раз не смогли преодолеть натиск бревен и напор поднявшейся реки.
Увидев Бурцева, Щербак сказал:
— В Загорье горизонт уже шестьсот сорок сантиметров. И ливень хлещет, — Алексей протянул сводку.
Бурцев задумчиво прочитал ее.
— Сын у меня сегодня родился, — словно про себя, сказал он неожиданно. — Из родильного дома зашел в трест, а оттуда — прямо к вам. — В голосе Юрия Павловича радость была смешана с горечью, и весть о рождении сына прозвучала словно оправдание. — Пойдемте в контору, помозгуем, — предложил Бурцев.
Войдя в кабинет Щербака, он снял пиджак, аккуратно повесил его на спинку стула и, вспомнив про сводку, сказал:
— Водяной вал скоро домчится сюда…
В это время скрипнула дверь, вошел Каныгин:
— Что делать-то будем?
— Садитесь. Вместе и решим, — Бурцев настороженно посмотрел на технорука и, стараясь сдержать волнение, сказал: — Есть три предложения. Разберем их по порядку. Так вот — надо еще поставить по две-три засоры на каждом берегу. Это не кардинальное решение, но хуже от этого не будет. Согласны?
— Тут спору нет, — одобрительно сказал Щербак. — Для этого и трос найдется.
— Теперь по поводу запани-времянки. Соорудить дополнительную преграду в заостровье — придумка заманчивая. Но для этого потребуется минимум три дня. Есть у вас гарантия, что стихия подарит нам семьдесят два часа? Нет! Нынешний горизонт — плохой предвестник. Теперь другое. Для сооружения времянки нужен трос.
— Есть тысяча метров. И диаметр подходящий, — сердито пояснил Каныгин.
— Ну хорошо. А где взять время? — с печальным хладнокровием спросил Бурцев.
За окном Сначала глуховато, потом все звонче и раскатистей заухал, заволновался гром.
— Сами видите, что времени нет, — продолжал Бурцев. — Есть одно решение, которое может уберечь запань от беды. Надо ставить перетягу.
— Перетягу, значит? — уточнил Каныгин.
— Для этого потребуется один трос. Он у нас есть. Перетягу поставим в пятистах метрах от запани.
— Что это даст? — спросил Алексей.
— Она примет на себя первый натиск бревен и ослабит их давление на запань. Соорудить ее можно часов за пять-шесть. В этом я вижу наше единственное спасение, — заключил Бурцев.
