Анна Литвинова - Заговор небес
Ее старчески-узловатый палец уперся в фото. Я ожидал, что она укажет на неизвестного Мэриного спутника, и уже приготовился выспрашивать о нем – однако ее перст упирался в лицо профессора Дьячкова.
– Этот? – ошеломленно спросил я. – Вы говорите – этого вы знаете?
– Да-да! – воскликнула консьержка. – А что вас так удивляет?
– Да нет… – смешался я. – Просто… Я не думал…
– У меня пока еще, слава богу, все в порядке с памятью, – строго проговорила консьержка. – Его я запомнила очень, очень хорошо. Такого приятного молодого человека невозможно не запомнить! Тем более что приходил он к Марии совсем недавно!
– Недавно?!
Я с трудом подавлял в себе желание бросить старуху и бежать – бежать, пока сам не зная куда.
– Ну да, – отвечала она. – Я видела его уже в этом году. Пожалуй, что два раза видела… В последний раз… Память мне по-прежнему не изменяет, молодой человек!.. Да-да, мое дежурство было как раз в сочельник… И он, этот товарищ, так мило поздоровался со мной… Поздравил с наступающим праздником… Спросил позволения пройти в семидесятую квартиру… Я сразу поняла, что он идет к Машеньке, и еще, как сейчас помню, порадовалась за нее: наконец-то у Марии появился благородный мужчина… Настоящий джентльмен…
Я сидел, как пыльным мешком ударенный. Профессор Дьячков был здесь, у Маши?! И когда? В сочельник – в тот самый день, когда с утра они вместе с Катей приезжали ко мне в офис! Когда они рассказывали мне об убийстве Насти и покушении на саму Катю… Значит, от меня Дьячков направился к Маше!.. Вот так номер!
– А в какое время он был – точно? – быстро спросил я.
– Вечером… – задумчиво произнесла консьержка. – Часов в семь вечера… – Она вдруг подозрительно спросила: – А почему вас это так интересует?
– Да нет… – пробормотал я. – Я просто не думал, что он… Словом, я немножко знаю этого человека…
– Вы хотите сказать, что Мария его недостойна? – воинственно спросила привратница. – Или он – ее?
– Да нет… – пробормотал я, потерявшись под ее напором.
– Или вы, – она погрозила мне пальцем, – как это порой бывает с братьями, ревнуете свою сестру к ее поклоннику?
Кажется, гранд-дама немного потерялась в реальности. Поэтому я внушительно и печально сказал:
– К кому уж теперь ревновать… Мария умерла.
– Ах! – воскликнула консьержка. – Простите меня! Простите, простите меня!..
Тут из глаз ее наконец полился настоящий поток слез.
Дама полезла за платком. Всхлипывая и утираясь, она жалобно причитала:
– Простите, простите меня… Я не знаю, что говорю…
Мне очень хотелось спросить ее: «А не было ли профессора Дьячкова здесь вчера? Перед тем, как несчастная Маша погибла в огне?» Однако поток слез исключал дальнейшие расспросы.
К тому же я помнил, что вчера в привратницкой дежурила не она, а ничтожная тетя Вера Горелова, которая вечно уходит то на обед, то на ужин – и которую мне теперь предстояло найти.
Глава 12
Охота на профессора
За время нашего разговора мимо привратницкой проследовало немало людей – в основном на выход. Многие вели на поводке собак – утренний воскресный моцион. Некто («Наверняка Машин знакомый», – мелькнуло у меня) прошел, покачиваясь и звеня пустой посудой. Народ уважительно (и даже с некоторой опаской) здоровался с моей собеседницей. Кое-кого консьержка удостаивала кивком, а кого-то вовсе не замечала. Проходившие люди с удивлением поглядывали на мизансцену, что разворачивалась за плексигласовыми окнами привратницкой: неприступная, более чем немолодая консьержка то хмурится, то смеется в компании постороннего кожаного человека – то ли милиционера, то ли шофера… Я надеялся, что те, кто был нужен мне больше всего (а именно – соседи Марии по лестничной площадке), не успели еще улизнуть.
Но я поспешил ретироваться, едва гранд-дама сообщила мне, что в посетителе Марии узнала мужа Екатерины Сергеевны, профессора Дьячкова, и совсем не потому, что так уж спешил на встречу со свидетелями.
«Я пойду поговорю с соседями», – бросил я, вставая с привратницкого дивана и выходя из будки. Консьержка продолжала плакать и только пару раз не вполне осмысленно кивнула мне.
Лифтом я пользоваться не стал, взлетев по ступенькам черной лестницы на второй этаж. Там, под сенью настенных надписей Prodigy, «Рэп – дерьмо» и«Хаккинен – свинья, Шумахер – чемпион!», я обнажил свой мобильный телефон. Набрал домашний номер Катюши. Была половина одиннадцатого, и я надеялся, что она уже не спит. Но нет – мне ответил автоответчик.
– Катя! – выкрикнул я в ответ на просьбу «говорить после звукового сигнала». – Возьмите, пожалуйста, трубку! Это Павел!
Думаю, мой голос после сообщения консьержки звучал достаточно взволнованно.
Но никто не отвечал мне, только магнитофон бездушно отматывал ленту.
– Катя! – еще раз прокричал я. – Пожалуйста, срочно перезвоните мне! Это очень важно! Мой мобильный телефон: 746-24-83. И пейджер: 232-00-00, абоненту 34-381. Я очень жду звонка от вас!
В ответ мне донеслись короткие гудки: лимит времени на сообщение истек.
Я постоял на лестнице, пару минут размышляя, что мне делать дальше. Сердце мое – можете называть это оперативным чутьем – настаивало: немедленно спускаться, садиться в машину и гнать к Кате во весь дух. Рассудок говорил: «Раз уж ты здесь, без двадцати ступеней от места преступления, тебе надо опросить свидетелей».
В конце концов я принял соломоново решение: приступить к опросу свидетелей, а если от Кати не будет известий в течение ближайшего получаса – тогда уж мчаться к ней.
Я поднялся на третий этаж.
Здесь в воздухе определенно чувствовался запах гари. «Хорошо бы поговорить с пожарными, – подумалось мне, – вот те точно скажут, был ли поджог или Маша просто заснула с сигаретой в руке…» Я стал вспоминать, есть ли у меня кто-то знакомый в УПО[32] Москвы; не вспомнил и решил, что пока это подождет. И без их вердикта я отчего-то не сомневался: случился поджог.
Но зачем, зачем? Зачем это понадобилось – я чуть не сказал вслух – профессору Дьячкову?.. А зачем, скажите на милость, он бродил вокруг дачи Лессингов? Зачем ему убивать Мэри, Валентину, Настю? Ему-то что в этом за толк? Может, кандидат технических и кулинарных наук просто сбрендил?..
А что, подумал я, конституция у него вполне подходящая: типичный астеник, узкоплечий очкарик с комплексами. Наверняка его в детстве поколачивали сверстники, а в юности – не давали девки… Да и сейчас – вряд ли дают… Посторонние женщины, я имею в виду… А ему хочется… Не знаю, уж чего там в нем Катя нашла… Вот он свою неудовлетворенность, как учил нас товарищ Фрейд, в агрессивность-то и просублимировал… Взялся мстить женскому полу… Мочит, как и положено маньяку, слабых… Но не всех подряд (как рядовой маньяк, необученный), а, как псих культурный, кандидат наук, убивает с изысками…
Для начала он, допустим, взялся за подруг жены… Потом… Что взбредет ему на ум потом?.. Уж не сама ли Катя?..
Я заскрипел зубами. Катя так и не звонила. Я взглянул на часы. Прошло уже четыре минуты.
«Постой, постой, – охолонил я сам себя. – Не фантазируй. Неизвестно, во-первых, был ли здесь господин Дьячков именно вчера. А во-вторых, до сих пор непонятно, что он делал около дачи Лессингов. Может, просто гулял? Может, это его любимое место для прогулок?..»
Я тоскливо глянул на немытые окна черной лестницы, выходящие на улицу. Равнодушно ездили машины, неторопливо шли люди. В одном из них мне почудился Дьячков – я тряхнул головой и понял, что обознался.
Это дело сведет с ума кого угодно.
«Дьячков… Почему Дьячков?.. Ведь его участие в отравлении Насти вовсе не доказано… И мотива у него нет… Мотива нет?.. Да он же псих, какой там мотив!.. Но на психа он, в общем-то, не похож… Я ж его видел позавчера… Ну, немножко странный, рассеянный… Так ведь профессорам и положено быть чудаковатыми…»
«Ага, Чикатило тоже на маньяка не походил, – голос сердца, голос революционного правосудия, перебил во мне здравый рассудок. – Чикатило тоже был просто чудаковатый, тихонький, странненький, очкастый… И – женатый, между прочим…»
Я еще раз посмотрел на часы: с момента моего звонка в квартиру Калашниковых прошло уже восемь минут, а ответа от Кати все не было. Надо было или лететь стремглав к ней домой в Петровско-Разумовский переулок, или…
Или оставаться и делать свою работу. И ждать звонка.
Но не торчать же тут в подъезде! А то меня самого скоро за маньяка примут.
Что ж, я собирался работать – надо работать.
Хотя видит бог, я хотел другого: немедленно увидеть Катю (или хотя бы услышать ее голос).
Удостовериться, что она жива.
Я вышел с черной лестницы на квартирную площадку. Здесь запах гари был еще ощутимее. Дверь в квартиру номер семьдесят – где до вчерашнего дня проживала Маша Маркелова – оставалась целехонькой. Прямо хоть сейчас в рекламу: «Наши двери – как каменная стена!» На ней даже клеенчатая обивка не полопалась. Не заметил я следов пожара и вокруг, на стенах. Да и замки остались невредимы: видать, пожарные, вместо того, чтобы мудохаться с сейфовыми запорами, предпочли действовать через окна. Благо высота небольшая: всего-то третий этаж.
