Марио Пьюзо - Арена мрака
– У тебя не будет неприятностей – уже ведь комендантский час? Хочешь, я тебя провожу до дому?
– Не надо, у меня есть пропуск для патруля, – сказал Иерген и, неловко держа сверток под мышкой, добавил:
– Бизнесмен хоть куда!
Моска выпустил его из квартиры', запер дверь и вернулся в спальню. Гелла все еще не спала. Он лег рядом, не раздеваясь, и рассказал о происшествии в клубе и о том, что завтра едет во Франкфурт.
– Получу эти чертовы документы, и через месяц мы уедем. Сядем на самолет – и в Штаты! – шептал он. Он рисовал ей картину их приезда – как обрадуются мать и Альф, как она с ними познакомится, как покажет им малыша. Он говорил об этом без тени сомнения, словно это было само собой разумеющимся и неизбежным. Она уже засыпала в его объятиях, как вдруг попросила:
– Дай мне еще таблетку.
Он встал, принес облатку кодеина и дал воды.
Потом, пока она не заснула, рассказал ей про пенициллин и уговорил сходить к врачу и сделать несколько уколов.
– Я буду звонить из Франкфурта каждый вечер, – пообещал он. – Вряд ли я пробуду там больше трех дней.
Она заснула и спала тихо, почти не дыша, а он выкурил три сигареты, сидя в кресле у окна и глядя на городские руины, ярко освещенные осенней луной. Потом он зажег свет в кухне и сложил в голубую спортивную сумку вещи, которые могли понадобиться в пути. Он сварил пару яиц и сделал чай в надежде, что, поев, сможет уснуть. Он лег подле Геллы и стал дожидаться рассвета.
Глава 21
Сквозь пелену тяжелого неспокойного сна-забытья Гелла услышала короткие злобные всхлипывания голодного младенца. Она проснулась окончательно и ощутила радостное возбуждение, зная, как легко сможет успокоить ребенка. Она прислушалась, потом встала с кровати и пошла готовить смесь для кормления.
Она была еще очень слаба, хотя последние ночи спала хорошо. Кодеин возымел действие и унял боль. Она подняла руку к лицу и удивилась тому, что пальцы так быстро ткнулись в кожу щеки. Лицо за эту ночь распухло еще больше. А ведь она почти не чувствовала боли! Дожидаясь, пока подогреется молоко, она приняла еще одну таблетку кодеина, протолкнув ее в горло пальцем. Теперь глотать ей было очень трудно. Она дала ребенку бутылочку, и на комнату снизошла блаженная тишина;
Почувствовав усталость, она вытянулась на кровати. Она слышала, как за стеной ходит фрау Заундерс – прибирается в своих комнатах и в их общей гостиной. Как же им повезло с фрау Заундерс, подумала Гелла. И Уолтеру она нравится.
Гелла надеялась, что он привезет из Франкфурта все документы, они поженятся и уедут из Германии. И теперь она беспокоилась только о ребенке, больше ни о чем. Ведь если младенец заболеет, они не смогут достать американских лекарств. А рисковать, надеясь на черный рынок, нельзя – ведь речь идет о здоровье малыша!
Отдохнув, Гелла встала и прибралась в комнате. Потом пошла в гостиную. Фрау Заундерс сидела у железной печки и пила кофе. На столе стояла полная чашка для Геллы.
– Когда возвращается ваш муж? – спросила фрау Заундерс. – Разве он не должен был вернуться сегодня утром?
– Ему придется пробыть там еще несколько дней, – ответила Гелла. – Если он узнает что-то определенное, он позвонит сегодня вечером. Сами знаете, сколько с этими бумажками хлопот.
– Вы сказали ему о пенициллине? – спросила фрау Заундерс.
Гелла покачала головой.
– А я-то думала, Йерген ваш друг, – сказала фрау Заундерс. – Как же он мог так поступить?
– Вряд ли он виноват, – сказала Гелла. – Врач сказал мне, что ампулы нельзя использовать, потому что у них истек срок годности. Но это был настоящий пенициллин. Йерген не мог этого знать.
– Должен был! – строго сказала фрау Заундере и добавила сухо:
– Он поймет, что продешевил, когда герр Моска нанесет ему визит.
За стеной заплакал ребенок. Гелла пошла в спальню и вернулась с младенцем.
– Дайте мне его подержать, – попросила фрау Заундерс.
Гелла отдала ей ребенка и пошла за чистыми пеленками. Когда она принесла пеленки, фрау Заундерс предложила:
– Дайте-ка я сама.
Это был их утренний ритуал. Гелла взяла пустой тазик из-за печки и сказала:
– Схожу принесу брикеты.
– Вы еще слабы, чтобы ходить, – возразила фрау Заундерс. Но она в этот момент занималась ребенком и произнесла эти слова просто из вежливости.
В утреннем воздухе ощущался льдистый запах осени, умирающие деревья под солнечными лучами и опавшие листья были объяты темно-коричневыми и красноватыми языками пламени. Откуда-то доносился тонкий хмельной аромат палых яблок, а из-за садов и зеленых холмов тянуло влажной свежестью реки, омытой осенними дождями.
На противоположной стороне Курфюрстеналлее Гелла увидела симпатичную девушку с четырьмя детьми, которые играли под деревьями, разрушая холмики пожухлых листьев. Ей стало холодно, и она вернулась в дом.
Она спустилась в погреб и сняла крючок с петли на сетчатой двери. Она наполнила тазик продолговатыми угольными брикетами и попыталась его поднять, но, к собственному удивлению, не смогла. Она поднатужилась, но обессиленное тело не слушалось, и у нее закружилась голова.
Она испугалась и прислонилась к сетке. Скоро головокружение прошло. Тогда она взяла три брикета и сложила их в фартук. Она закрыла сетчатую дверь, накинула крючок на петельку и начала подниматься по ступенькам.
На полдороге она остановилась: ноги не шли.
Она постояла так, ничего не понимая, и вдруг ужасный холод пробежал у нее по спине. В виске взорвался какой-то сосуд, и голову пронзила невыносимая боль, точно ее проткнули стальным копьем.
Она не услышала, как уголь, выкатившись из фартука, с грохотом полетел вниз по ступенькам.
Она оступилась и начала падать – и тут увидела лицо фрау Заундерс, перегнувшейся сверху через перила, с ребенком на руках. Она видела их смутно, точно через плотную завесу, но очень близко.
Она воздела к ним руки, закричала, а потом стала удаляться от испуганного лица фрау Заундерс и от спеленатого младенца и с криком упала в бездну, в последний миг уже не слыша своего крика.
Глава 22
Эдди Кэссин ходил взад-вперед по кабинету.
Инге терпеливо убеждала кого-то по телефону, что ей необходима эта информация. Потом она набирала другой номер и повторяла все то же самое.
Она обернулась к Эдди и протянула ему телефонную трубку. Эдди взял трубку:
– Да?
Мужской голос на почти чистом английском языке веско произнес:
– Прошу прощения, мы не даем подобную информацию по телефону.
Эдди понял, что с обладателем этого голоса спорить бесполезно. Он понял это по его тону: говорил человек, строго подчиняющийся инструкциям, которые имели абсолютную силу в его пусть узком, но строго упорядоченном мирке. Он сказал:
– Позвольте попросить вас об одном. В вашем госпитале лежит женщина, ее муж, или любовник, называйте, как хотите, находится сейчас во Франкфурте. Если положение столь угрожающее, может быть, стоит позвонить ему и попросить немедленно вернуться в Бремен?
Солидный голос ответил:
– Я бы посоветовал вам поступить именно так.
– Он находится там по срочному делу, – продолжал Эдди. – Он вернется только в том случае, если в этом есть острая необходимость.
Наступила пауза. И вдруг солидный голос озабоченно произнес:
– Думаю, вам необходимо срочно вызвать его сюда.
Эдди положил трубку. Инге смотрела на него, широко раскрыв глаза.
– Принеси чистый стакан, – попросил он.
Когда она вышла, он снял трубку и попросил армейскую телефонистку соединить его с Франкфуртом. Он еще ждал у телефона, когда Инге принесла стакан. Он попросил ее подержать трубку и сделал себе крепкий коктейль из джина и грейпфрутового сока. Потом взял трубку.
Наконец его соединили с Франкфуртом, а потом переключили на адъютантский отдел штаба.
Он переговорил с тремя штабными офицерами, прежде чем узнал, что Моска был там вчера и теперь, вероятно, находится в юридическом отделе.
Когда он дозвонился в юридический отдел, ему сказали, что Моска ушел час назад. Никто не знал, где он может быть сейчас. Эдди бросил трубку и допил коктейль. Он налил себе еще и снова стал набирать номер. Дозвонившись до франкфуртского коммутатора, он попросил соединить его с центром радиоинформации штаба командования.
Ответил дежурный сержант, которому Эдди объяснил, зачем ему понадобился Моска, и попросил его передать по радио, чтобы Моска подошел к телефону. Сержант отключился. Потом он вернулся и сказал, что сообщение передано по радио и надо еще подождать.
Эдди ждал долго. Он успел уже допить второй стакан, когда вдруг в трубке послышался голос Моски:
– Алло, кто это?
В его голосе слышалось только удивление – не тревога.