Татьяна Рябинина - Одним ангелом меньше
— Сколько ей?
— Восемнадцать. Выглядит моложе, как школьница. Вот ее паспорт, посмотрите. Больше в сумке ничего интересного. Деньги, ключи, сигареты, косметика, пара презервативов.
— Опять проститутка, — поморщился Иван.
— Не обязательно. Сейчас и приличные девочки их в сумках носят. Как в рекламе: разумный выбор — разумный человек.
Иван пролистал паспорт. Ступальская Алиса Павловна, не замужем, прописана в Питере, на Зверинской улице.
— Андрей Ильич, в двух словах, а?
— В двух можно. Пока ребята с обхода не вернулись. Вот только сесть вам некуда. — Калистратов порыскал глазами по дворику.
— Ничего, постоим.
— Ну вот. Двор, сами видите, какой. Из него выйти можно или через подъезд, но обычно он, как мне сказали, закрыт, или вон через ту щель в соседний двор и в подворотню. Окна, сами видите, сюда не выходят, только с лестницы. И… как их, бранд… Ну, глухие стены. Ночью здесь неизвестно зачем горит лампочка. Жуткое местечко.
— И что это ее сюда занесло? — Костик подошел к узкому проходу в соседний двор, заглянул.
— Пацаны играли в том дворе, забрались сюда и нашли. Стали орать, позвали взрослых, те позвонили по «02».
— Вань, иди сюда! Смотри-ка! — Костя поднял из лужи что-то маленькое, блестящее и на ладони протянул подошедшему Ивану.
— Кажется, шляпка от заклепки. И морда какая-то. Медуза Горгона.
— У меня у самого такая морда есть, — Костя возбужденно размахивал руками. — Может, помнишь, года три назад везде навалом было черных джинсов, мягких таких — якобы «Версаче», а на самом деле турецкая дрянь. Так вот заклепки у них на соплях держатся, я уже три потерял, хотя ношу редко.
— Тот, которого видели зимой, был в черных брюках. Андрей Ильич, смотрите, — Иван протянул ладонь Калистратову, — лежала в луже, но чистенькая, значит, недавно. Костя говорит, от черных джинсов — поддельного «Версаче».
— Да, промухала экспертиза. Молодец, Константин, глазастый. — Следователь положил заклепку в пакетик. — Что я вам еще не рассказал? Смерть наступила между часом и двумя ночи. Как всегда — нажатие на сонную и тонкий глубокий разрез. Судя по положению трупа, девушка сидела на скамейке, нагнувшись вниз. Но самое интересное вот что. Убийца, похоже, сидел с ней рядом, справа. Левой рукой, сзади, он надавил ей на левую же сонную артерию, а правой, спереди, ее разрезал. Таким образом, кровь на него если и попала, то только на руки. А может, и вообще не попала. Помните заключение по Колычевой?
— Но если он сидел с ней рядом в такое время и в таком месте, значит, они были знакомы? — Костик вытер пот со лба. — Фу, духота какая! Вроде и не жарко, а дышать нечем. Насколько я помню, Литвинову убили в ее же квартире, полуголую, а взлома не было. Ремизова и Колычева совершенно не сопротивлялись. А эта?
— Нет.
— Ну вот. Получается что? Их всех убил общий знакомый?
— Да нету у них, Костя, общего знакомого. По крайней мере, мы не нашли. А вообще-то и не могли найти, подумай сам. — Иван пристроился на краешек скамейки — туда, где раньше сидел следователь. — Ты можешь себе представить, чтобы у человека вдруг были четыре знакомые девушки, похожие, как близнецы.
— Зачем же «вдруг»? Может, он искал их, выслеживал, знакомился, а потом убивал, — не сдавался Костя.
— А почему бы и нет, — Калистратов посмотрел на него с интересом. — Беда в том, что, если это действительно так, мы его никогда не найдем, разве что случайно. Если бы мы знали хотя бы район, где он пасется.
— Костя будет осматривать всех носителей черных джинсов с отвалившейся заклепкой, — усмехнулся Иван.
— Ага, начиная с себя, — кивнул Костя.
— Вон там, у прохода в главный двор, — продолжал следователь, — обнаружили след от кроссовки, размер тридцать девятый. Довольно свежий след.
— Андрей Ильич, а собака была? — спросил Иван.
— Была, — следователь с досадой махнул рукой. — Дошла до Невского и села. Чего и следовало ожидать. Денис идет. — К ним от подъезда шел оперативник из отдела. — А где Шура?
— Стережет хозяина квартиры, где девочка вчера веселилась.
Все вместе поднялись на второй этаж и вошли в дверь, обтянутую вишневым дерматином. В гостиной на зеленом кожаном диване сидела странная парочка: взлохмаченный красноглазый бородач, одетый в одни джинсовые шорты, и помятая заспанная толстуха в мужском махровом халате. Калистратов пролистал протянутые Шурой паспорта.
— Гвадзава Карина Александровна. Живете здесь?
— Нет, я в гости пришла, — с сильным кавказским акцентом откликнулась та.
— Так. Цветков Станислав Петрович… Это не вы, случайно, в желтую прессу пишете?
— Ну разве что случайно.
Иван вяло удивился совпадению. Попадись бы ему этот Цветков, когда Бобер их мордой по луже возил, вот уж бы он на нем оторвался, а теперь…
— Так. Что расскажете?
Цветков пожал плечами:
— У меня вчера гости были. И Алиса тоже. Она напилась сильно, уснула на диване. Когда ушла — не знаю, утром ее уже не было. Скажите, это тот самый маньяк, что и зимой? Который двух девушек убил?
— С кем она пришла? — Калистратов проигнорировал его вопрос.
— Кажется, одна. Эти тусовки — полный бардак. Двери открыты, кто-то приходит, кто-то уходит. Слона приведут — не заметишь. А уведут — тем более.
— Рискуете, — заметил Костя.
— Что делать? — Цветков почесал в затылке. — Традиция. Впрочем, у меня и тащить-то особо нечего.
— Ступальскую давно знаете?
— Где-то с полгода.
— Какие у вас были отношения?
Цветков покосился на свою пышную подругу.
— Приятельские.
— Что можете о ней сказать?
— Да что сказать? Обычная девчонка, симпатичная, неглупая, только… — он замялся, не зная, как выразиться. — Конечно, о мертвых либо хорошо, либо… Но она была… злая какая-то. На весь свет. Поэтому в ветеринарный институт и пошла. Животные, говорит, гораздо честнее людей и порядочней, не такие жестокие. Она в клинике работала ветеринарной, куда я собаку вожу, там и познакомились.
— Скажите, — вмешался Иван, — Ступальская с кем-нибудь на вечеринке общалась больше, чем с другими?
— Да нет, пожалуй. Бродила из угла в угол со стаканом. Какая-то она была нервная, раздраженная. Хотя… подождите, — Стас оживился. — Она, судя по голосу, уже здорово пьяная была, и я краем уха слышал, как она с кем-то разговаривала в гостиной, ругала своих родителей.
— И с кем же она разговаривала?
— Извините, не заметил. Если бы я знал, что это важно… Да, постойте, и еще кто-то меня о ней спрашивал, мол, кто это там. Нет, не помню, хоть расстреляйте.
— Станислав Петрович, вы список гостей можете составить?
Цветков наморщил лоб.
— Разве что человек десять-пятнадцать.
— А сколько же их было всего? — удивился Костя.
— Да кто же считает? Кто хочет — приходит, кто хочет — уходит. Человек пятьдесят, не меньше. Только не одновременно.
Калистратов присвистнул. Он представил, что полсотни гостей, пусть даже и не все разом, ввалились в его трехкомнатную хрущобу-«распашонку»…
— Ладно, запишите, кого вспомните. Адреса, телефоны.
Цветков сел к столу, вооружился записной книжкой и начал напряженно вспоминать.
— Станислав Петрович, а был кто-то из ваших гостей в черных джинсах? — Костя никак не хотел расставаться со своей находкой.
— В черных джинсах? — в замешательстве переспросил Цветков.
За него ответила Карина:
— Были, были. Человека четыре, не меньше. Одного зовут Витя, а других я вообще не знаю.
— А был кто-нибудь из них в кроссовках?
— Ой, не помню!
Калистратов вопросительно взглянул на Цветкова. Тот только пожал плечами.
Эксперт вернулся с кухни, где снимали отпечатки пальцев.
— Море! А годных мало, — вздохнул он. — Посуду успели помыть. Снял с бутылок, с мебели. Ну, ванна, туалет, дверь входная.
Иван с любопытством смотрел по сторонам. Каких только квартир ему не доводилось видеть: просторные и закутки, уютные и убогие, стерильно чистые и загаженные, отделанные по евростандарту и запущенные до такой степени, что лучшим ремонтом для них был бы поджог. Квартира многое могла сказать о хозяине, очень многое. Пепел в кадке с пальмой, остатки еды, бутылки под столом, сдвинутые стулья… Гуляли на славу. А вообще комната приятная, в теплых зеленовато-коричневых тонах. В такой хорошо зимой.
В комнату зашел печальный английский бульдог, постоял у порога и направился прямиком к Ивану. Вздохнув, собака улеглась у его ног, положив голову на ботинок и кося умными темными глазами. Цветков удивленно покачал головой:
— Надо же! Вообще-то Цап никого не признает. Он у меня мизантроп.
— Наверно, мы чем-то похожи, — мрачно ответил Иван, почесывая пса за ухом.
Цветков закончил список и протянул его Калистратову.
