Наталья Солнцева - Пассажирка с «Титаника»
В ее голосе прозвучали ехидные нотки.
– Наличие соперницы разжигает мой пыл, – пошутила Катя. – И все-таки кто его пригласил?
– Разумеется, Дора. Кто же еще?
– Они знакомы?
– Краем уха я слышала, что Красовский поставляет ей какие-то натуральные косметические снадобья. Индийские или тибетские. Жутко дорогие. Она как-то жаловалась, что омолаживающие процедуры влетают в копеечку. Дора пытается удержать ускользающую весну. В этом есть нечто маниакальное, ты не находишь?
– Ее можно понять.
– Ты тоже хочешь попробовать? – оживилась Люлю. – Вот откуда интерес к Красовскому?
– Не отрицаю, – выкрутилась Катя. – Я развожусь с мужем и опять становлюсь девушкой на выданье. Не помешает сбросить года два-три. А что, Красовский еще и коммерсант?
– Он многогранен. Лично я с ним близко не знакома, но кое-какие сплетни до меня доходят.
– Какие, Люлю?
– Говорят, у него темное прошлое. Такое темное, что лучше туда не заглядывать. Красовский не выносит любопытных и скрывает свою частную жизнь за семью замками. У него репутация опасного человека. Они с женой никого не принимают, живут замкнуто. Иногда Красовский выводит ее в свет, чтобы она развеялась. Вот, собственно, и все.
Катя сообразила, что Люлю успела обзвонить подружек и навести справки о Красовском. Не много ей удалось узнать.
После Люлю она созвонилась с отцом.
– Я соскучилась, па… может, приедешь?
– Завтра вырвусь, если получится, – сухо ответил Туровский. – У меня важная встреча. Извини.
– Па, я хотела…
Но отец уже отключился. Тогда Катя связалась с матерью. Они поболтали о погоде, о здоровье.
– Как настроение? Ты с кем-нибудь встречаешься?
– Собираюсь, – призналась Катя, думая о Лаврове. Он должен проглотить червячка, которого она надела на крючок. Это Красовский.
– Папа говорил о молодом человеке, который…
Катя не слушала хвалебную тираду матери о сынке одного министерского чиновника. Тот развелся с женой и подыскивал себе богатую невесту.
– Тебе что-нибудь известно о Красовском? – брякнула она невпопад.
– Какой Красовский?.. – опешила родительница. – Ты о чем?..
– Ладно, ма… ко мне тут пришли. Прости, я перезвоню.
Она отключилась и стояла, раздумывая, звонить сыщику самой или ждать, пока он позвонит. Ждать придется долго.
– А, плевать, что он вообразит, – пробормотала Катя и набрала номер Лаврова.
Тот ответил не сразу. Его голос звучал устало и как-то надломленно.
– Роман, я знаю, кто убил Генриха! – выпалила она.
– Не говори глупостей. Генрих умер от…
– Это Красовский! – перебила Катя. – Он был на той вечеринке вместе с женой! Взял ее с собой для отвода глаз. Помнишь эту пару?
На том конце связи повисло напряженное молчание. Лавров ожидал услышать очередную глупость, но то, что сказала Катя, обескуражило его. Опять Красовский!
– Люлю сделала несколько снимков, – с притворным возбуждением добавила она. – Красовский с женой случайно попали в кадр. Ты должен взглянуть на них.
– Кто такая Люлю?
– Приятельница Доры… не важно. Главное, у меня есть фото. Люлю сбросила на флэшку. Приезжай немедленно.
– Мне… я сейчас занят…
Катя не догадывалась, что Роман боится за нее. Если убийца идет за ним по пятам, то он не имеет права подвергать опасности ни в чем не повинную барышню.
Однако женское чутье подсказало ей кое-что.
– Ты… не один?
Сыщик промямлил нечто невразумительное, и Катя вспыхнула от обиды и ревности.
– Ладно. Я отправлю снимки тебе на почту.
– Я не дома…
– Ах так?.. Ну… тогда не знаю…
– Минуточку! Не клади трубку, Катя. Это не то, что ты подумала…
– Не оправдывайся. Ты мне не муж, так что проводи время где хочешь и с кем хочешь.
– Катя! Мне очень нужны эти фотографии! – взмолился он. – Пришли их как можно скорее на… мой новый электронный адрес.
Он продиктовал ей адрес ящика Глории. Пока Катя записывала, ей показалось, что в зеркале скользнула фигура египтянки в парике и золотом ожерелье.
Катя вскрикнула и обернулась. В комнате никого не было, да и не могло быть. Зеркало, как раньше, отражало «Пастушек» и кровать…
Глава 32
Дневник Уну
Я снова почувствовала себя на корабле, который скоро пойдет ко дну. Это витало в воздухе, но Менат ничего не замечал. Он обладал многими полезными качествами, кроме предвидения. А может, он не был влюблен так сильно, как я. Любовь невероятно обостряет интуицию. По крайней мере, у женщин.
Я ощущала, как наш «роскошный лайнер» движется навстречу айсбергу, который распорет ему брюхо и отправит в пучину. Большая квартира в многоэтажном доме с выходом на крышу, где мы с Менатом поселились полгода назад, перестала меня радовать. Я невольно вспоминала богато отделанную и обставленную дорогой мебелью каюту на «Титанике», капризы дамы, которую я обслуживала, и мое сердце наполнялось тоской. До меня вдруг дошло, что мы стремимся к собственной гибели, как стремился к ней обреченный корабль. И нет средства остановить это стремление…
Вечеринка в ресторане «Магриб» стала первым звонком, предупреждающим об опасности на нашем пути.
Биржевой маклер отмечал удачную сделку и пригласил Мената разделить с ним это маленькое торжество. Мой муж редко принимал подобные приглашения, но в тот раз решил не отказывать.
– Мы пойдем в ресторан, детка, – сообщил он мне в тот день. – Приготовься. Я уже бывал в этом ресторане. Там… впрочем, скоро узнаешь.
Я уловила в его тоне необычные нотки, а в глазах – восторженный блеск. Он возлагал какие-то надежды на эту вечеринку, и я заподозрила, какие.
– Может, не надо? – робко возразила я. – Мне сегодня нездоровится.
– Надо! – отрезал он. – Пора проверить свои силы, Уну. Люди – не голуби, не дворовые кошки, не бездомные собаки. Тебе придется по-настоящему постараться. Ты меня понимаешь?
Я слишком хорошо понимала, о чем идет речь. Мне ничего не оставалось, как согласиться. В сущности, я уже дала свое согласие… и пожинала плоды. Я давно сожгла все мосты и не могла повернуть назад.
Менат приказал мне надеть строгое темное платье, нитку жемчуга и гладко причесать волосы.
– Ты должна выглядеть элегантно, как подобает моей жене, но тебе не следует выделяться среди прочей публики. И никаких броских украшений. Хотя… твоя красота – это бриллиант, который не спрячешь.
Я впервые в жизни услышала от Мената, что красива. Мы бывали в обществе, и порой я ловила на себе восхищенные взгляды мужчин, слышала завистливые вздохи женщин. Я приписывала это чему угодно, кроме своей внешности. Привычка считать себя уродиной прочно укоренилась в моем сознании.
– Со мной ты расцвела, Уну, – добавил муж, прикасаясь губами к моей щеке. – Жалкий заморыш превратился в прелестную гурию. Должно быть, особенно пронзительная женская красота не проявляется с самого детства. Она зреет внутри куколки, словно будущая бабочка, которая не сразу раскроет свои волшебные крылья. Эта куколка, казалось бы, не обещает явить миру ничего прекрасного. Но наступает положенный час, и… случается чудо!
– Ты считаешь меня красивой? – поразилась я.
Помня предостережение Аменофис, я избегала не только зеркал, но и любого своего отражения. Даже мимо витрин, куда мне нравилось поглядывать на себя, я проходила теперь с опущенными глазами.
– Ты фантастически хороша, Уну! Словно богиня Исида в юности! И это может послужить нам помехой. Тебе нельзя быть заметной, привлекать к себе внимание. Держись в тени, моя дорогая, не показывайся на свет. Смерти сопутствует темнота.
Он задернул шторы и принялся медленно раздевать меня. Это были сладкие и жгучие мгновения запретных ласк, которые никогда не переходили допустимую черту. Любовный экстаз истощает силу взгляда… но любовная истома только разжигает его…
Мы пришли на вечеринку с опозданием.
За столиком я села так, чтобы Менат закрывал меня от любопытных глаз. Он налил мне вина, поцеловал мою руку и прошептал:
– Веди себя как ни в чем не бывало. Мы пришли повеселиться, не так ли?
Он наслаждался предстоящим испытанием. Мне же кусок не лез в горло, я не смогла сделать ни глотка вина. Я ничего не видела вокруг, лица людей сливались в сплошное мелькание, в ушах стоял гул.
– Кто это будет? – спросила я, едва дыша.
– Не беспокойся, я все скажу тебе, когда придет время.
Я склонилась над своей тарелкой, но толком не видела, что на ней лежит. Кажется, то был салат с желтыми ломтиками ананаса и розовыми креветками.
– Ну же, Уну… не сиди истуканом. Я не хочу краснеть из-за тебя, – пошутил Менат. – Ты моя жена. А жена – лицо мужчины.
К нам подходили какие-то люди, что-то говорили… улыбались. Я улыбалась в ответ, кивала головой. Было странно слышать, как моего мужа называют Олегом Витальевичем. Его имя и фамилия ассоциировались для меня с другим человеком: он занимался каким-то непостижимым бизнесом, его уважали и побаивались. Он вел тайную жизнь, куда не было доступа не только мне, но и остальным его знакомым.
