Анна и Сергей Литвиновы - Я тебя никогда не забуду
– Вечерком смотаюсь к своему другану, махну на «зелененькие». И сразу на вокзал, а?
– Нет, поедем завтра, дневным. «Юностью» или «Авророй».
– Ну, как скажешь.
– Знаешь, – предложила я под влиянием спонтанно пришедшей мне в голову идеи, – давай мою долю от последнего дела – пять тысяч получается, да? – ты оставишь в рублях.
– Почему? – воззрился на меня подельник.
– Не знаю, – почти откровенно ответила я, потому что и в самом деле не знала, зачем мне деревянные, когда мы собрались уходить на Запад. – Авось пригодятся.
– Ну, как скажешь.
Со скоростью восьмидесяти километров в час мы пронеслись по заснеженному Твербулю.
Твербулем называл это место Ванечка. Он рассказал мне, что раньше, до 1950 года, бронзовый Пушкин стоял в начале Тверского – ровно напротив того места, где находится сейчас. А еще он цитировал мне Маяковского: «На Тверском бульваре очень к вам привыкли. Ну-ка, дайте – подсажу на пьедестал». И Булгакова: «Стрелял в него этот белогвардеец, раздробил ногу и обеспечил бессмертие». А потом здесь же, в любимом Ванечкином месте Москвы, мы с ним в последний раз повстречались…
Что-то я слишком много в последнее время стала думать о Ванечке. Очень хотелось повидать его перед нашим бегством. Но я понимала: этого делать нельзя. Ваня – мое слабое место, мой единственный якорь.
Кириллов «Москвич» свернул с бульвара налево, на Герцена. Мой друг остановил машину метрах в пятидесяти от нашей подворотни. Из соображений конспирации мы обычно не загоняли ее во двор. И хоть были опасения, что тачку на улице или разденут-разуют, или вовсе угонят, мы предпочитали держать ее подальше от собственного подъезда. Кир на всякий случай снимал и уносил с собой «дворники». И болты, крепившие колеса, были у него с секретом. А специальная кнопка в бардачке отключала аккумулятор.
Когда мы вышли из машины, я спросила (хотя, по идее, такие вопросы должен задавать мужчина):
– А у нас дома есть какая-нибудь едушка? – Но – так уж вышло – Кирилл отвечал в нашей паре за все бытовые вопросы, включая домашнее хозяйство. Вот и теперь он охотно откликнулся:
– По-моему, в холодильнике полный голяк.
– Пошли тогда в магазин.
Короткий декабрьский пасмурный денек еще и не раскочегарился толком, а уже стал угасать. Самые короткие дни в году, самые длинные ночи…
Мы с Киром закупились в близлежащем гастрономе на противоположной стороне Герцена. Беспроигрышный скорострельный вариант: банка килек в томате, белый батон, полкило докторской, бутылка «андроповки», две бутыли кефира, два творожных сырка. Я планировала похозяйствовать: сварить на обед картошки, с кильками – милое дело. Вечером можно перебиться сырками с кефиром. А уж завтра, в дневном поезде на Ленинград, расслабиться – распить бутылочку, закусывая бутерами с колбасой, а потом выспаться. Вот таким было мое меню и мои планы на ближайшие сутки. Но – человек предполагает, а бог располагает.
Как же нам повезло, думаю я сейчас, что мы зашли в магазин! И что пришлось в очередях постоять – особенно в винном отделе. Иначе оказались бы в квартире на полчаса раньше. И не повстречали бы на улице того человека.
Он шел по противоположной стороне улицы от Никитских ворот. Без шапки, с портфельчиком из кожзаменителя. Не знаю, почему он издалека привлек мое внимание. Может, потому что прохожих на Герцена было мало, а этот дядька из любой толпы выделился бы своей мужской статью и лицом – красивой, породистой лепки. Он и вид имел одновременно уверенный в себе, целеустремленный и задумчивый – редкое сочетание, особенно на столичной улице, где носятся сейчас, перед Новым годом, в поисках провизии в основном гости столицы. Оттого и выглядит пипл боязливо и приниженно: как будто только что чего-то стащил или собирается стащить.
А этот выступал как хозяин. Такому сидеть бы где-нибудь в министерстве или даже в ЦК. Потому на улице Герцена, где, несмотря на близость к Кремлю, никаких присутственных мест, кроме ТАСС, не было, выглядел товарищ чужеродно. И вдруг мне подумалось, непонятно отчего: этого мужика следует опасаться.
Я не стала ничего объяснять Кириллу, лишь бросила ему:
– Постой.
– Что?
– Ну-ка, обними меня. И поцелуй.
Кирилл не заставил себя упрашивать. Он бережно поставил на тротуар – на снег и лед поверх асфальта – авоську с пропитанием и начал меня целовать. Его спина надежно прикрывала меня от мужика. Из-за плеча подельника я могла за ним наблюдать. И вдруг увидела, как дядя – заметил наш «Москвич». И на его лице вспыхнул азарт гончей, заслышавшей добычу (а может, я это придумала?). Но факт остается фактом: мужчина замедлил шаги. Всмотрелся в номера нашей машины. Потом вгляделся: что в салоне? Затем обошел «Москвич» кругом. Снял перчатку и положил ладонь на капот. Сначала я не поняла смысла этого жеста, но через секунду догадалась: он проверял, успел ли остыть мотор, давно ли мы приехали.
Я шепнула:
– Кир, прекрати… Слушай сюда: там какой-то мужик у твоей машины крутится.
– Я ща его…
– Тихо, тихо!.. Мне кажется, он из милиции. Тихонечко повернись и погляди на него.
Но когда мой преданный друг посмотрел, мужчина уже повернулся к нам спиной. Он сделал несколько шагов и исчез в той подворотне, что вела к нашему дому.
– По-моему, он по наши с тобой души, Кир.
– Не болтай ерунды. У тебя паранойя. Ни один мусор не полезет ни к нам, ни к другим преступникам, – последнее слово он саркастически выделил, – в одиночку. За нами если приедут, то на восьми мотоциклетках с собаками.
– Однако давай пока домой не пойдем.
– Будь по-твоему, хотя ужас как жрать хочется.
– Может, сядем в кар и уедем? – панически предложила я. – Прямо сейчас?
– Ага, и докажем мусору (если это, конечно, он, в чем я сильно сомневаюсь), что с нашим «Москвичом» и вправду нечисто.
– Да, мы много где машинку засветили… И в Травяном, и с Риткой, и с девчонкой Верного… Давай дождемся, пока он выйдет.
– Ага, особенно, если он проходными дворами на Калининский ушел…
Однако спустя минут десять мужчина все-таки вышел из нашей подворотни и в задумчивости, еще более, как мне показалось, глубокой, потопал по направлению к проспекту Маркса[12] и Кремлю. На нас с Киром он, слава богу, головы не поднял.
– Слушай, – зябко передернул плечами мой компаньон, – меня что-то не климатит прямо сейчас домой возвращаться. По-моему, ты меня своей паранойей заразила. Но я все думаю: а вдруг там и правда засада?
– Сейчас вылечим твою паранойю.
Мимо как раз проходил допризывник – с ранцем, в пальтишке, отчаянно не расстегнутом, с красным галстуком и в синей форме.
– Пионер, – ласково остановила я его, – ты хочешь треху заработать?
Мальчик остановился и, набычась, недоверчиво спросил:
– Это как?
– Ничего сложного или противозаконного. Легко и быстро.
– Чего делать-то надо?
– Сходить домой к одному дяде и передать ему два слова.
– И за это – три рубля? Вы заплатите?
И правда, сумма была неправдоподобно большой за столь немудрящую услугу – особенного для шести-семиклассника, коим мальчик являлся.
– А что, много? Могу меньше дать.
– Э, нет, тетенька, первое слово дороже второго.
– Какая я тебе тетенька!.. Девушкой меня называй! Короче, идешь вон в тот двор, подъезд первый, третий этаж, квартира номер семь. Позвонишь в дверь и спросишь Ивана. – «Почему у меня, спрашивается, вылетел именно Иван?» – Когда он выйдет, скажешь ему всего два слова: «Катя приехала». Вот и все. А потом возвращаешься, и я с тобой расплачиваюсь.
– А если Ивана не будет на месте? – хитро прищурился пионер (делец растет, не иначе новый Кирилл). – Или мне вообще не откроют?
– Договор остается в силе. Получишь все те же три рубля.
Я достала из кошелька зеленую бумажку и помахала ею перед носом школьника.
Юнец убежал.
– Правда засады ждешь? – ухмыльнулся Кир.
– Береженого бог бережет.
Спустя семь минут появился школьник. Понуро известил:
– Там не открывают.
– Да ты и не звонил!
– Звонил! И кулаками стучал! И ногой!
– Точно?
– Честно!
Похоже, бедный парень отчаянно боялся, что в случае отрицательного результата я, против уговора, с ним не расплачусь. Но «тетя» его не подвела. Я была честной. (Честная воровка, мошенница и разбойница – ничего себе звучит!). Я дала мальцу трешку – и он вприпрыжку убежал вдоль да по Герцена.
– Твоя душенька довольна? – насмешливо спросил Кирилл. – Засады нет? Можем возвращаться?
Я не приняла его шутливый тон.
– Пошли, – бросила озабоченно. – Но, по-моему, нам отсюда пора сваливать.
Мы провели в квартире не более пяти минут. Кир бросил:
– Я поеду к барыге, рубли сдам, возьму «зелени».
Он залез в тайник. Награбленное мы хранили под ковриком, висевшим над кроватью. В стене Кир выдолбил полкирпича. Мы держали там все четыре с половиной тысячи долларов. Нишу мой любовник закрывал оставшимся плоским куском кирпича с побелкой и штукатуркой. Если вставить его на место и даже не прикрывать ковриком, было очень похоже, что в стене просто образовалась пара трещин. Кир вытащил оттуда все, что было.
