Елена Михалкова - Котов обижать не рекомендуется
Дрозд достал кофе и выставил на плиту кастрюльку.
– Сваришь?
– На ночь глядя? – засомневалась Света.
Он махнул рукой:
– Плевать, все равно не засну. Какой-то бесконечный сегодня день. Кажется, что целый месяц прожил.
Пока Света варила кофе, он тихонько насвистывал. Глаза закрыты, вид совершенно отрешенный – кажется, вот-вот уснет.
– Какой тебе кофе, – тихо сказала Света. – Иди спать.
Лешка открыл глаза. Ни тени сна в них не было. Ясный, пристальный взгляд.
– Я думаю, – объяснил он. – Под свист удобнее размышлять.
– О чем?
– О Стрельниковой. Мы так и не выяснили, чем ты ей помешала.
Света поставила перед ним чашку и села напротив.
– Может, она просто очень глупая тетка? – задумчиво предположил Дрозд.
– И что из этого следует?
– Логику глупых людей сложнее всего понять. Она может быть как очень заковыристой, так и очень простой. Мы тут с тобой ломаем головы, а все дело, например, в том, что ты заметила у Олега ее портрет на стене.
– Я не замечала.
– Это пример, – подчеркнул Дрозд. – Допустим, ты даже не обратила на это внимания – портрет и портрет. А Стрельникова прошла сложным извилистым путем умозаключений и решила, что теперь от тебя нужно избавиться как от опасного свидетеля. Хорошая, кстати, идея – убийство по глупости. Представь, как мучился бы Шерлок Холмс, имей он дело с обычным идиотом.
Света потянула к себе его чашку кофе и сделала большой глоток.
– Знаешь, Стрельникова вовсе не показалась мне глупой. Конечно, она слушала только себя. Но при этом сделала несколько очень верных замечаний.
– Например? – заинтересовался Дрозд, наблюдая, как она отпивает второй глоток. – Нет, подожди с примерами! Кофе мой отдай.
– Вкусный!
– Знаю. Именно поэтому и отдай.
Света неохотно выпустила из рук горячую чашку.
– Стрельникова сказала, что если бы она фотографировала меня, то непременно в полыни.
Дрозд едва не поперхнулся.
– Чума, а не идея. У меня в детстве была дворняга, и мы ей на лето делали в конуру подстилку из полыни. Знаешь, почему? Ее горький запах отгоняет блох.
Света вскинула брови. Предложение Стрельниковой внезапно заиграло новыми красками.
Но, подумав, она решила, что никакого второго смысла Анна Васильевна в свои слова не вкладывала.
– Блохи ни при чем. Ей показалось, что полынь мне подойдет, и она была права.
– С чего ты взяла?
– С того, что единственная моя удачная фотография как раз та, где я сижу на фоне полыни. Между прочим, ты меня и снимал.
– А, помню! На каких-то задворках. Где же мы их нашли?
– Возле заброшенной стройки. Я тогда увлекалась всякими руинами.
– Да-да, и таскала меня с собой. Кстати, отличная фотография.
– По сравнению с остальными просто прекрасная! На ней хотя бы видно, что у меня есть глаза.
Света знала, что человека нефотогеничней ее надо еще поискать. Камера ее не то чтобы не любила, а как-то не принимала во внимание. На любом снимке Света сливалась с интерьером или с пейзажем – неприметная моль, случайно залетевшая в кадр.
Единственным исключением была та самая фотография «в руинах». Света стояла у разрушенной каменной стены, по колено в голубовато-сизых волнах полыни. И сразу было видно, что у нее серые глаза с желтыми крапинками, золотистые волосы, небрежно обрамляющие лицо. Что она высокая, узкоплечая и длинноногая. Что она не из тех, кого называют красавицами, но из тех, на кого всегда смотрят второй раз, бросив случайный взгляд.
Света считала, что фотография ей безбожно льстит. Дрозд считал, что только на этом снимке она похожа на себя настоящую.
Как бы там ни было, Стрельникова оказалась права. Полынь Свете действительно шла, и обижаться было незачем.
– Мне стоило догадаться еще тогда, когда она сказала, что терпеть не может кошек, – вздохнула Света.
– Догадалась бы – и что? Мы с тобой с самого начала подозревали, что это она убила Олега.
– А теперь – что?
– Подозрение перешло в уверенность.
– Чем это нам поможет? Не забудь, у нее ключи от моей квартиры. Я даже боюсь предполагать, каков будет ее следующий шаг! От полиции никакой помощи. Следователь не желает признавать, что между первым и вторым покушением есть связь. Дело так до сих пор и не переквалифицировали с хулиганства на попытку убийства.
– Ты об этом не говорила.
– Слишком расстроилась.
– А чего он ждет?
– Нет мотива, объединяющего оба преступления. Если даже мы с тобой не можем его найти, что уж говорить о бедном Константине Мстиславовиче!
– Но пистолет-то один!
– Ну и что? Он высказал гениальную идею, что убийца выбросил «Макаров», его подобрали какие-то хулиганы, а уже они и стреляли в меня у подъезда.
Дрозд, кажется, разозлился.
– А ты не высказала гениальную идею, что вероятность такого совпадения примерно полпроцента из десяти тысяч?
– А как же!
– И что он?
– Ответил с умным видом, что каких только совпадений не бывает в природе.
Дрозд резко просвистел начало песни «Наша служба и опасна и трудна».
– Нам нечем подтвердить свою версию, – сказала Света. – Проникновение в мою квартиру мы не докажем, о попытке убить Тихона и говорить нечего. Следователь дал понять, что ему нужна ясность и определенность. А пока только мы считаем это покушением.
– Желаю уточнить: под ясностью и определенностью мы понимаем твой ясный и определенный труп?
– Уточняю: да, причем со следами насильственной смерти.
Дрозд помолчал, с силой барабаня пальцами по столу.
– Я не боюсь ее больше, Леш, – тихо сказала Света. – Я не побегу и не стану прятаться. Она меня не убьет. У нее даже Тихона не вышло убить, а обо мне и говорить нечего – я тебе не доверчивый котенок. Но я пока не представляю, как…
– …как мы возьмем ее за задницу?
– Я предпочла бы за горло. Причем как можно крепче.
Дрозд заглянул на дно чашки, где осадок закручивался в причудливый рисунок.
– Умеешь гадать на кофейной гуще? – вдруг спросил он.
Света подсела поближе и, обняв ее, Лешка осторожно наклонил к ней чашку.
– Летучая мышь, у которой крыло обмотано бинтом? – предположила Света, разглядывая черные кофеинки. – Самолет с ногами? Цыпленок табака в противогазе?
Дрозд взболтал осадок и выплеснул в раковину.
– Стой! – Света дернулась, но поздно. – А как же гадание?
– Твои версии меня пугают. Я тебе сам скажу, что там было. Ловушка для крупных животных, ясно? То есть – читай по губам – капкан.
Засыпая, Света видела, как Дрозд тихонько подстраивает гитару, прислонившись спиной к стене. Чья-то тень скользила рядом с ним – то ли кота Бронислава, то ли кота Никодима. По потолку пробегал свет от фар изредка проезжавших машин, и от этого было хорошо, как в детстве.
«Только бы с Тихоном все было в порядке, – подумала Света, ощущая, что глаза слипаются. – Завтра… С самого утра… К нему…»
Она задремала. Но когда Дрозд негромко запел, слышала каждое слово.
– Один мой друг подбирает бездомных кошек,
Несет их домой, отмывает, ласкает, кормит.
Они у него в квартире пускают корни:
Любой подходящий ящичек, коврик, ковшик,
Конечно, уже оккупирован. Не осталось
Такого угла, где не жили б эти черти.
Мой друг говорит, они спасают от смерти.
Я молча включаю скепсис, киваю, скалюсь.
Он тратит все деньги на корм и лекарства кошкам,
И я удивляюсь, как он еще сам не съеден.
Он дарит котят прохожим, друзьям, соседям.
Мне тоже всучил какого-то хромоножку
С ободранным ухом и золотыми глазами,
Тогда еще умещавшегося на ладони…
Я, кстати, заботливый сын и почетный донор,
Я честно тружусь, не пью, возвращаю займы.
Но все эти ценные качества бесполезны,
Они не идут в зачет, ничего не стоят,
Когда по ночам за окнами кто-то стонет,
И в пении проводов слышен посвист лезвий,
Когда потолок опускается, тьмы бездонней,
И смерть затекает в стоки, сочится в щели,
Когда она садится на край постели
И гладит меня по щеке ледяной ладонью,
Все тело сводит, к нёбу язык припаян,
Смотрю ей в глаза, не могу отвести взгляда.
Мой кот Хромоножка подходит, ложится рядом.
Она отступает[2].
Дрозд сказал, что лучше всего удаются простые затеи. Чем сложнее замысел, тем больше вероятность, что он сорвется из-за какой-нибудь ерунды. Поэтому они не рисковали. Диктофон в Светином кармане, приемник в машине – и можно звонить Стрельниковой.
– Ты должна лишь напомнить ей о перчатках.
И ничего больше! – несколько раз повторил Дрозд.
– Знаю, знаю! Крошки нужно раскладывать по одной.
– Вот именно. Сегодня – только один разговор и один факт. Перчатки.
– Будет забавно, если она про них забыла, – пробормотала Света. – Тогда это выстрел вхолостую.
– Твое дело – выстрелить, а там будет видно, попали мы или нет.
Они переглянулись, и каждому стало ясно, что другой волнуется. Оба одновременно протянули друг к другу руки и после паузы рассмеялись.
