Дмитрий Вересов - Тихий Дон Кихот
– Как тихо, Коля, да? – промолвил омоновец. – А ведь большой поселок раньше был. Железобетонный завод работал… Ну, как мы дальше?..
– Только бы соседи не стали высовываться. Пошли одного ко второму входу в дом.
– Есть.
Было решено подъехать вплотную. Местность позволяла. Они переехали через речку по маленькому деревянному мостику и остановились. Отсюда до дома было метров пятьдесят-шестьдесят.
Как только автобус встал, весь отряд в масках, касках и бронежилетах устремился к дому. Короткоствольные автоматы не были взяты на изготовку. Только газовый гранатомет был приведен в рабочее положение.
Бойцы, передвигаясь короткими перебежками между прибрежными и придорожными деревьями, быстро заняли оговоренные позиции. Последним из автобуса вышел Санчук с мегафоном на ремешке через плечо и направился вниз по тропинке к броду. На ходу он включил устройство, дунул в микрофон для проверки и объявил на всю округу:
– Граждане бандиты! Вы окружены отрядом милиции особого назначения. Сопротивление считаю бесполезным. Так что выходите с поднятыми руками. Оружие на землю, – голос у Санчука был уверенный, зычный. Пропал куда-то его чудесный говорок, видимо, остался в другом Санчо. Говорил он внятно, так что понять его было легко: – Давайте обойдемся без кровопролития. У вас двадцать секунд! Повторяю, на добровольную сдачу у вас есть двадцать секунд!
Санчо стоял напротив притихшего, как перед боем, дома возле узкого брода через речушку, что так живописно огибала невысокий холм, на котором располагался дом Аниных родителей. Судя по количеству машин, всего приехавших должно было быть человек пять, может, семь. Вот Анин «Фольксваген-гольф» и корниловский джип. И еще две машины.
– Это же напарник твой, Корнилов! – закричал кто-то с первого этажа так, что Аня вздрогнула. – Кто ж его сюда привел? Ты нас всех подставил! Гад! Ты ж нас сдать хотел! Серега!
– Что «Серега»! ОМОН ведь. Сейчас положат нас тут всех. Но ни хрена, живым я им не дамся! Идем до конца! – прорычал Серега, вытащил из-под мышки пистолет и передернул затвор. – Не-е, это не сэнсэй. Это сучка его нас заложила… Сейчас мы с ней разберемся.
– Сиди здесь! – бросил Корнилов и быстро побежал вниз. Аня схватилась за голову. Что же теперь будет с ними со всеми?
– Без паники! – рявкнул уже внизу Корнилов. За спиной его шумно дышал Серега. – Убери ствол, Серега.
И тут снова раздался голос Санчука, усиленный и искаженный мегафоном, но все же узнаваемый.
– Михась, давай, выводи своих «учеников» по-хорошему, – сейчас имя, которым называл Корнилова Санчук, прозвучало как бандитская кличка. – Не надо битвы. Не за что вам бороться.
– Так! А мы их ща… – рыкнул кто-то внизу. Кажется Орешкин, подумала Аня. – Они нас не возьмут. Мы щас прикроемся!
– Назад! – скомандовал Корнилов. – Куда?!
– А туда, – продолжая рычать, Орешкин ринулся наверх. Туда, где была Аня. Но Корнилов преградил ему путь, и они свалились на пол.
Серега в этот момент успел отскочить в сторону. Он все еще держал пистолет наизготовку, не решаясь, в кого пальнуть. А выстрелить ему очень хотелось. Корнилову удалось отключить взбесившегося «пса». Он ткнул ему ладонью куда-то под нижнюю челюсть. Тот закатил глаза. Серега, не очень понимая, что происходит и почему «наших бьют», направил ствол сначала на Корнилова, потом на Орешкина, а потом снова на Корнилова.
И только спустя минуту, до Сергея дошло, что Орешкин хотел прикрыться заложниками. Все, как учили. Кем прикрыться? Выбор богатый – крашеная блондинка, мальчишка или…
И Серега поднял ногу, чтоб переступить через лежащего огромной рыбьей тушей Орешкина и шагнуть в комнату к Свете и Ване, рефлекторно направив пистолет в сторону Корнилова.
А вот это он сделал зря, потому что в ту же секунду Серегин пистолет полетел на пол, а сам он изумленно уставился на сломанную кисть правой руки.
Михаил ворвался в комнату. Света сидела в углу на корточках, прижимая к себе Ваню. Трое корниловских шакалов мгновенно поняли, в чем их спасение. Один из них, бритоголовый, с неприятными складками жира на затылке, приблизился к ней и схватил за волосы.
Эту сцену застала и Аня, которой теперь никто не мешал спуститься вниз.
– Эй, ты! Отродье песье! – выкрикнула Аня, прыгнула жирному на спину и вонзила острые ногти прямо ему в шею.
Никто не понял, что именно произошло дальше, потому что у дверей кто-то начал стрелять. И было это так оглушительно громко, что Аня завизжала. А ее несостоявшаяся жертва скинула ее так яростно, как будто это был не человек, а необъезженный арабский жеребец. Те двое уже кинулись к двери. Падая, Аня услышала звон разбивающегося стекла и истошный крик Светланы.
– Не отдам!
А потом, ударившись головой обо что-то твердое, на пару минут лишилась сознания.
Очнулась она от выстрелов. Попыталась присесть. Стреляли уже не в доме. Светланы рядом не было. Она осторожно выглянула в окно. И увидела вдруг, как с ребенком на руках вдалеке идет Корнилов. Вот он зашел в воду и широкими шагами, какими ходят во время сенокоса, стал заходить все глубже. Как завороженная Аня смотрела в его удаляющуюся спину. И почувствовала, что смотрит ему в спину не одна она.
Возле дома опять треснул выстрел. Корнилов споткнулся. Аня вскрикнула и закрыла лицо ладонями. Но Михаил продолжал свой путь. А на рубашке начала расцветать маленькая кровавая гвоздика. С каждым шагом она становилась все богаче и шикарнее. Но с Аниным зрением разглядеть ее было невозможно.
На той стороне реки промелькнули какие-то фигуры. Михаил прижимал мальчишку к себе. Вода доходила ему до плеч. Ему очень хотелось разжать руки, перестать сопротивляться и упасть в воду. Река помогала ему, как могла, забрав на себя половину Ваниного веса. Но чем ближе к берегу он оказывался, тем ниже отступала вода, и тяжелее становилась ноша, которая лежала теперь только на его руках. Да еще и свое мощное тело нужно было заставить идти и передвигать ноги. Он увидел, как к нему бегут омоновцы. Теряя последние силы, упал на колени. А потом и лицом в воду, но уже когда Ваню у него забрали.
Глава 23
Смотри на виновного, который предстанет перед твоим судом, как на человека, достойного жалости, подверженного слабостям испорченной нашей природы…, ибо хотя все свойства божества равны, однако же в наших глазах свойство всеблагости прекраснее и великолепнее, нежели свойство всеправедности.
Днепр был чуден, наверное, но бежал где-то в стороне, за кустами, деревьями, за фигурами сновавших людей. Но Ане было достаточно чувства, что рядом протекает большая река, наверное, плещет себе, сверкает на солнце. Пусть себе бежит мимо.
Окружали Аню со всех сторон невысокие стога, повозки, лошади и люди. Стога были такие светлые, что Ане пришло на ум сравнение с выгоревшими на солнце волосами. А через это сравнение она догадалась, что это не стога сена, а соломенные копны. Сытые, длинноногие лошади бродили по лужайке и прятали морды в пахучие травы. Люди окружали ее тоже яркие, в широких одеждах, длинных кушаках и высоких шапках.
Прямо перед Аней над углями висел черный походный котелок. В нем равномерно бурлила вода. В широченных шароварах, таких, что не видно было на чем примостился их хозяин, сидел Тарас Бульба. Еще тот Бульба, с первых страниц повести, с живыми еще детьми. Он только что закончил говорить и теперь набивал свою люльку, которую не захочет в конце книги отдать проклятым ляхам…
– Да ты спишь совсем! – удивился Коля Санчук. – Ты бы, Аннушка, пошла прилегла.
А я наше горе пока… покараулю.
Они сидели за кухонным столом, как водится в таких случаях, напротив друг друга, чтобы не смотреть в неопределенное, недоброе пространство. Видимо, от добрых слов близкого человека, от его мягкого хохляцкого акцента Аня убаюкалась и задремала.
Закипал электрический чайник, в прихожей беспокойно бродил Сажик и все не мог улечься на свой коврик. Коля Санчук, видимо, толкнул задремавшую Аню не сразу, а сначала вытер глаза, собрался опять с мыслями.
– Я не сплю, – сказала Аня. – Сейчас выпьем крепкого чаю.
– Как там Михась говорил… говорит? – Санчо поправился и беспокойно посмотрел на Аню. – Жизнь бывает горячей и холодной, как чай, горькой и сладкой, как чай… Вот только так просто, как чашку чая, ее не расхлебаешь.
– Скажи мне честно, Коля, – попросила Аня, – как для себя думаешь. Корнилов выживет?
– Ранение серьезное, тяжелое, так доктор сказал. Но Михась так просто не сдастся. Он бы тебе сказал эти японские слова, а мне в голову только украинские лезут.
– Мэцкей сутеми?
– Во-во, они самые, – закивал Санчо, обрадовавшись, словно услышал самого Корнилова, а не его слова: «Идти до самого конца».
– Еще не конец?
– Что ты! Еще столько всего будет, еще замучаешься терпеть, устанешь радоваться и печалиться… Все будет нормально. Михась поправится. Ведь он не в тюремном лазарете лежит, а в нормальной, хорошей больнице, среди людей. По крайней мере, пока состояние тяжелое, он будет там…
