Ури Шахар - Мессианский Квадрат
Андрей не мог столько ждать. Он подгадал возвращение в Москву к своему тридцатилетию – 27 августа. Сказал, что обычно дней рождений не отмечает, но эту годовщину некоторые его друзья твердо вознамерились с ним отпраздновать и даже организовали по этому поводу какой-то поход.
Несколько дней Андрей провел в Хайфе у своего приятеля Гриши Кранца, «блестящего специалиста по Плотину», который годом раньше поднялся в Израиль. Андрей затащил Гришу ко мне в Инбалим, и мы даже спустились на пару часов в вади Макух – пособирали мозаику, рассеянную на месте древнего византийского монастыря. Гриша был в восторге и грозился навестить меня еще.
За три дня до отъезда у Андрея произошла неожиданная встреча.
В тот день я специально пораньше ушел с работы, чтобы пройтись с Андреем по Старому городу. Мы зашли в какую-то лавку, где Андрей долго выбирал сувениры в Москву. Что-то ему заказали, кого-то он хотел удивить. Я покорно стоял и скучал. Вдруг меня кто-то сзади хлопнул по плечу. Я обернулся...
Передо мной стояла Ольга. «Сейчас опять начнет выспрашивать про рукопись! – с досадой подумал я, – теперь не отвяжешься». И действительно, Ольга довольно улыбалась и явно не собиралась прощаться.
– Как поживаешь? Как Сарит? Она получила, наконец, развод? – спросила она.
– Сарит сейчас в Египте. Отдыхает на Синае со своей дочерью, – сухо ответил я.
– А ты не поехал с ней. Ты очень ответственный человек, Юра, – и она опять хлопнула меня по плечу. – Была рада еще раз в этом убедиться.
И бросив быстрый взгляд на Андрея, спросила:
– С другом не познакомишь?
– Знакомься, это Андрей, я тебе о нем рассказывал, – нехотя сказал я.
– Ах, так вот кто нашел рукопись! – внимательно разглядывая Андрея, протянула Ольга. – И это вы – автор теории про двух Иисусов! Когда же ваша находка будет, наконец, обнародована?
– Это не совсем от меня зависит, – ответил Андрей. – А откуда вы знаете про рукопись?
– Ну, от меня ничего не скроется! – засмеялась Ольга. – Но если серьезно, то я и Сергей Егоров – Юрины друзья. У него от нас нету тайн, правда, Юра?
– Ну, как тебе сказать, – я бросил на Андрея выразительный взгляд, – немножко, наверно, все-таки есть, а иначе что же это за тайны?
- Ты как всегда прав! – как-то слишком жизнерадостно засмеялась Ольга. На нашем мрачном и растерянном фоне ее оптимизм был каким-то почти вызывающим и обидным.
- Так, знаете что? – вдруг воскликнула она. – Раз вы уж оказались в старом городе, я вам покажу одно интересное место.
И не дожидаясь нашего согласия, Ольга подхватила Андрея под руку и потащила узкими извилистыми ходами на какие-то крыши арабских домов. Дело в том, что многие торговые улицы в городе были крытыми, и в иных местах крыши разных домов соединялись между собой, образуя единый массив. Наиболее крупное из таких соединений – так называемые Галицийские крыши – граничили с еврейским кварталом, куда мне не раз приходилось забредать. Но туда, куда повела нас Ольга, я был впервые.
Место и в самом деле было очень милое, с него была видна половина Старого города. Имелась и тень, и широкий каменный парапет, на котором мы и присели. Перед нами возвышался Золотой Купол, за которым виднелась Масличная гора.
Глядя на сверкающую позолоту купола в центре Храмовой горы, я всегда старался представлять себе на этом месте наш еще не разрушенный Храм и не обращать внимания на то, что построили на его месте потом. На закате, когда купол переставал блестеть и погружался в сумерки, я иногда видел как будто бы очертания колоннад простого и величественного Храма. Но сейчас, когда солнце, отражаясь от купола, слепило глаза, представить себе это было невозможно.
Андрей с Ольгой продолжали начатый по дороге разговор об археологии. Минут десять Андрей оживленно рассказывал о том, что можно найти в курганах под Смоленском, а что в холмах под Севастополем.
– Этот опыт вам, видимо, пригодился, когда вы нашли рукопись в вади Макух? – спросила, наконец, Ольга. – Как это случилось вообще?
Андрей замялся.
– Случайно.
– Как это случайно? Идешь – и вдруг видишь поперек тропинки рукопись лежит?
– Вы не поверите, но что-то вроде того...
– Нет, почему же? Я охотно верю, – вдруг как-будто обиделась Ольга, но быстро справилась с собой и спросила:
– Ну как вам здесь? Я люблю тут бывать, в точке пересечения самого святого для всех трех религий.
– Где же здесь три религии? – заспорил я. – Отсюда только один этот купол и виден.
– Ну почему же? Вон Гефсимания виднеется. Хотя, если честно, мне почему-то казалось, что отсюда можно увидеть гораздо больше.
– Пойдемте, я отведу вас на такое место, с которого действительно все святыни как на ладони, – предложил я.
Я знал, как беспрепятственно можно подняться на крышу одной из йешив, расположенных напротив Котеля, и минут через десять мы были на месте. Отсюда открывался вид не только на Масличную и Храмовую горы, но даже на квартал Шилоах, где располагался град Давида – самая древняя часть Иерусалима.
– Вот отсюда действительно всем есть на что взглянуть, – сказал я.
– В самом деле здорово, – согласилась Ольга. – А вы ведь, Андрей, наверное, христианин? Вы что-нибудь чувствуете здесь особенное?
– Да, христианин… И конечно, я взволнован, видя все это... Храмовая гора, за ней гора Масличная… Это ведь место, где происходила развязка евангельских событий. Хотите, я вам расскажу, как это было на самом деле?
– Конечно, конечно! – кивнула Ольга. – Я давно хотела послушать вашу версию евангельских событий. Мы все внимание.
Андрей встал и начал расхаживать перед нами взад-вперед.
– Вы только представьте себе, – сказал он, показывая рукой на Масличную гору, – как с той вершины верхом на осле спускается окруженный толпой Иисус. Эту процессию – прямо как сейчас – золотит клонящееся к западу солнце. Ведь в тот день он вышел из Иерихона и наверняка подошел к Иерусалиму ближе к вечеру. Иисус въезжает в город и, возможно, вот здесь – Андрей показал рукой на южную оконечность Стены – через арку, след от которой мы с вами видим, в сопровождении ликующей толпы входит в Иерусалимский храм. Было это, как говорят нам синоптические евангелия, весной, на Пасху. Однако Евангелие от Иоанна рассказывает, что народ, бывший на дорогах и, возможно, заполнивший все это пространство – и он указал вниз на большую площадь перед стеной – встречал Иисуса пальмовыми ветвями и кричал ему Осанну, что указывает на осенний праздник Кущей, а не на Пасху. Да и его въезд в Иерусалим происходил, по-видимому, утром. Ведь по Иоанну, Иисус уже за шесть дней до этого торжественного въезда жил на самой Масличной горе в селе Вифания у своего друга Лазаря. Между тем Иисус синоптиков ни с каким Лазарем знаком не был и остановился – уже после того как покинул Храм – в доме Симона Прокаженного... Как тут не подумать, что на Пасху и на Кущи въехали два разных человека! Два разных Иисуса! Что одного распяли на Песах, а другого – на Кущи, в праздник Осанна Раба?
Андрей остановился и выжидающе поглядел на Ольгу, которая заметила:
– Я уже рассказывала Юре, что Рудольф Штайнер тоже считал, что было два Иисуса – сын Соломона и сын Натана.
– Да. Я слышал. Он пересказал мне. Я потом и сам кое-что на этот счет разыскал. По мнению Штайнера, сын Соломона умер в отрочестве, и Евангелия содержат описание жизни только Иисуса – сына Натана.
– И что вы по этому поводу думаете?
– Я готов, как и Штайнер, увидеть за этими двумя родословными двух разных Иисусов. Однако тот Иисус, которого Штайнер похоронил еще ребенком, на мой взгляд, прожил больше тридцати лет и описан в Евангелии от Иоанна.
– Именно от Иоанна? У вас имеются в пользу этого какие-то доводы?
– Косвенные. Иоанн умалчивает о происхождении Иисуса, он даже не называет имя его матери. С чего бы это? Может быть, именно потому, что присутствие этой родословной сразу бы показало нам, что перед нами другое лицо? В любом случае, это умолчание вполне позволяет пофантазировать и предположить, что родословная, приведенная Матфеем, принадлежит как раз Иисусу, описанному Иоанном.
– Почему именно Матфеем, а не Лукой?
– Потому что сын Натана, как нам говорит Лука, был с детства знаком с Иоанном Крестителем. Ведь их матери были родственницы, и Мария даже решила прийти к Елизавете перед родами и пробыла у нее три месяца. А в евангелии от Иоанна сказано, что Иоанн Креститель дважды повторяет, что он «не знал Его». Спрашивается, можно ли сказать о друге детства, и даже более того, о собственном родственнике: «Я не знал его»? Значит, у Иоанна описывается Иисус – сын Соломона.
– Как? – удивилась Ольга. – В одном Евангелии написано, что Иисус и Иоанн родственники, а в другом, что они никогда друг друга в глаза не видели?
