Георгий Ланской - Джайв с манекеном
Инга захлебнулась и закрыла лицо руками. Ее плечи сотрясались в беззвучных рыданиях, а я стояла истуканом, не зная, на что решиться. Подойти к ней, утешить или же оставить все как есть. Змей смотрел на меня странным взглядом, в котором мерещилось что-то похожее на восхищение. Странный тип.
За нас решение принял Андрей. Он встал и церемонно откашлялся.
– Дальше мы, пожалуй, сами. Если вы не против.
Его голос был ледяным. А взгляд, который он бросил на жену, еще хуже. Я поежилась и отступила к дверям, поскольку знать, что произойдет, когда за нами закроется дверь, у меня не было ни малейшего желания.
– Да, мы поедем, – просто сказал Змей. – Удачи вам.
Последняя фраза прозвучала издевательством. Я ушла, не сказав ни слова. Змей усадил меня в машину, а я почувствовала настоятельное желание расплакаться. Вот только слез не было, ни единой, лишь в горле растекалось жжение, неприятное, царапающее, бьющее горячей волной в нос.
– Ты молодец, – негромко сказал Змей. А я бы с удовольствием врезала ему между глаз чем-нибудь тяжелым. Змей завел мотор и нажал на клаксон, ожидая, когда перед нами откроют ворота. Неожиданно кто-то постучал в окно. Я вздрогнула от неожиданности.
У машины стояла Марина, державшая в руках какой-то сверток.
– Хорошо, что успела, – сказала она. Вот, это просили вам передать. И еще: завтра из Парижа прилетает ваш друг и привезет собаку. Вам придется встретить его самой. Я написала на бумажке номер рейса.
– Спасибо, – прошептала я.
– Вам спасибо, – ответила Марина. – Прощайте.
Ворота открылись. Змей рванул вперед так, что из-под колес полетели комья снега. Я повертела сверток, в котором угадывалось что-то твердое, в руках и медленно открыла пакет.
– Что это? – спросил Змей, глядя на фигурки, замершие в танце.
– Это куклы, танцующие джайв, – ответила я. Змей взял кукол и внимательно смотрелся в лицо танцовщицы.
– Она на тебя похожа. Не находишь?
– Выброси их, – приказала я.
– Почему? Они красивые.
– Я сказала, выброси.
Змей пожал плечами, открыл окно и, с сомнением бросив взгляд на мое расстроенное лицо, швырнул кукол в снег. Только тогда напряжение, сковывавшее мою грудь, нашло выход. Я скорчилась на сидении и разрыдалась.
С того момента, как мы покинули территорию владений Левиных, Змей вел себя идеально, словно вдруг на какой-то момент терминатор уступил место человеку. Мы поужинали в каком-то ресторанчике с живой музыкой, и он даже пригласил меня танцевать. А музыканты как на грех заиграли танго, знакомое, любимое, с щемящей мелодией. Певица на неплохом французском пыталась подражать оригиналу, но получалось так себе. Не хватало голоса и фактуры. Мы топтались на площадке недолго, а потом поехали домой.
Вечер прошел относительно спокойно. Змей был невероятно молчалив, поглядывал на меня исподлобья и всюду ходил хвостиком, не оставляя ни на минуту в одиночестве. Молчание, давившее на нервы, было настолько напряженным, что между нами, казалось, проскакивали искры.
Поздно вечером, когда я сидела на кухне, не зная, чего ждать от сегодняшней ночи, он вышел туда же, голый по пояс и принялся заваривать чай. Мне показалось, что он избегает моего взгляда и не знает, как начать разговор. За стеной, на экране телевизора снова показывают старую комедию о чудаке, который улетел в Ленинград.
– Где заварка? – спросил Змей.
– В шкафу.
– Я смотрел, там нет.
– Слева.
Он нашел пачку пакетированного чай с бергамотом и налил себе в большую керамическую кружку. Потом, подумав пару минут, достал еще одну кружку и налил чаю мне. Горьковатый запах ударил мне в ноздри.
– Завтра я поеду с тобой в аэропорт, – заявил он. Я не ответила, демонстративно игнорируя его слова. – Я поеду с тобой.
Он повторяет эти слова с нажимом, как приказ, и тогда я поднимаю взгляд.
Его глаза, как две свинцовые пули, раскалившиеся от вспышки пороха, и я не знаю, чего он хочет больше всего на свете: ударить меня или поцеловать. Кружка с чаем выскальзывает из моей руки и летит на пол, расколовшись на четыре куска. Чай заливает пол, образовав некрасивую дымящуюся лужу.
Отставив свою кружку, Змей делает шаг ко мне, но я уклоняюсь и ухожу. Мне все равно, где он будет спать, и почти все равно, что он со мной хочет сделать. В глубине души я знаю: что бы ни произошло между нами сейчас, это в последний раз. Новогодние каникулы кончились, и все должно вернуться на свои места.
Змей вошел в комнату. Я разделась у него на глазах, небрежно, отстраненно, представив, что за спиной – целый зрительный зал, а я героиня очередной мелодрамы. Экранная Наденька затянула тоскливую песню женщины, которой нравится, что ее возлюбленный не любит ее. Змей молчал, глядя, как я стаскиваю свитер и джинсы, как бросаю их на пол. А я думала о том, что никогда не захочу называть его по имени. Экранное мельтешение действовало на нервы. Я нажала на кнопку, и комната погрузилась во мрак. Пусть так. В темноте можно представить все, что угодно.
Я почувствовала его приближение. Потом откинулось одеяло, и под него скользнуло большое, горячее тело. Он обнял меня, прижав к груди, вот только я была совсем не настроена на сантименты. Делай что хочешь, и оставь в покое. Завтра будет совсем другой день.
Самолет Кристофа прилетал в полдень. И, несмотря на то, что мы выехали загодя, все равно опоздали, застряв в пробке. Когда мы припарковались на стоянеу Шереметьево, Кристоф уже стоял на улице, припорошенный снегом, в нелепой вязаной ушанке. Его псы сидели в машине, а Бакс зябко трясся, поджимая лапы. После относительно теплой Франции московские морозы были для него убийственными. Путешествие явно не пошло ему на пользу. Пес нервничал и старался прижаться поближе к единственному близкому человеку.
– Кристоф! – крикнула я, выбираясь из машины. Бакс, услышав мой голос, напрягся и принялся высматривать меня в толпе. Учуяв хозяйку, пес завизжал и рванулся так, что круглый, как мячик француз полетел за ним, скользя по обледеневшему асфальту словно сноубордист.
Собака сбила меня с ног. Его горячий язык с трудом просунулся сквозь ремни намордника, но этого хватило, чтобы мгновенно слизать с лица косметику. Бакс не давал подняться и казалось, что на данный момент нет никого счастливее его.
Змей наблюдал за происходящим снисходительно и не помог мне встать, понимая, что это бесполезно. Я поднимаюсь на четвереньки, и Бакс снова свалил меня на бок.
– О, боже, Бакс, прекрати! – кричит Кристоф по-французски, но пес слишком занят мной и не слышал. Я хохотала, отбиваясь от тяжелого литого тела, с огромным трудом встала на ноги, отряхивая снег.
– Прости, я не должен был… – сконфуженно бормочет Кристоф. – Добрый день, месье…
Я оглядываюсь на Змея. Он стоял, засунув руки в карманы, не обращая внимания на снег, тающий на его лысой голове. Кристоф замечает мой взгляд, и с его лица сползла благодушная улыбка. Я поцеловала его в щеку.
– Как долетел?
– Ужасно. В самолете было дико холодно. Не понимаю, почему. На середине пути я отправился в туалет как раз в тот момент, когда мы попали в зону турбулентности, и едва не остался без зубов. Твой пес вел себя хорошо, но я бы посоветовал обратиться к специалисту. У него явно стресс. Ты заберешь его?
– Конечно.
– Хорошо. Хотя мне немного жаль. Он обрюхатил двух моих девочек. И, хотя я несколько недоволен, что у него нет родословной, почему-то не слишком расстроился. Возможно, старею, становлюсь излишне сентиментальным и чувствительным. Когда нет ни жены, ни детей, радуешься малому. Ты не говорила, оставить ли тебе щенков, потому я всех распродал.
– Да, щенки мне как-то некстати…
Я не знала, понимает ли по-французски Змей и потому периодически оглядывалась. Вежливая улыбка на его физиономии могла означать что угодно.
– Ничего не понимаю, – тараторил Кристоф. – Тамара не отвечает на звонки. Мне пришлось просить директора клуба организовать нам гостиницу и машину. Ждал только тебя, смертельно хочу есть и спать. Ты не в курсе, что случилось у Тамары?
– Я тебе расскажу потом, – пообещала я. – Если к тому времени останусь в городе. Или напишу.
Кристоф погрустнел.
– Ты опять уезжаешь?
– Боюсь, да.
– Я тебя еще увижу?
Я пожала плечами и погладила пса. Бакс, абсолютно счастливый, прижимался к моим ногам, заваливаясь всем телом так, что я едва не падала.
– Кто этот мужчина рядом с тобой? – спросил Кристоф. В его глазах, бесцветно-голубых, поблекших от времени, столько мудрости и понимания, что я теряюсь на какой-то миг. Кристоф был рядом со мной в самые трудные годы, и не предаст в дальнейшем, я это чувствую, и потому, оглянувшись на безмятежно улыбающегося Змея, я отвечаю просто, без лишних слов:
– Убийца.
Бакс без особого сопротивления забрался на заднее сидение джипа. Правда, на Кристофа, с которым мы обнимались на прощание, смотрел с понятной тоской. Перемены пса не радовали. Скорее всего, он хотел, чтобы француз поехал вместе с хозяйкой. Однако чуда не произошло. Он быстро освоился в машине и развалился на кожаном сидении. Я с мстительным удовольствием подумала, что машину потом придется мыть. В аэропорту, несмотря на морозец, было грязновато. На Змея пес покосился без особого интереса, и даже глухо рыкнул.
