Игорь Заседа - Бой за рингом
Спасибо, сэр, вы хорошо платите, нет ли для меня какой-никакой подходящей работенки?
Но это, конечно, шутки. На самом деле Майклу пришлось отказаться от публикации некоторых наиболее острых и взрывных документов, особенно касающихся подготовки к Играм в Сеуле. Его принудили, и он отступил, потому что иначе не сносить бы ему головы. Ты знаешь, у нас за этим дело не станет, если понадобится...
Понимаю, что у тебя от того "миллиона" не осталось ни шиша и ты не сможешь заплатить американцу за информацию, не так ли? Я ему это прямо и выложил, чтоб не существовало никаких недоговоренностей. Он немного помялся и согласился передать тебе "во имя блага и процветания Олимпийских игр" (это не мои. - Майкла слова) ОРИГИНАЛЫ (чуешь, как это серьезно, если человек даже боится их хранить у себя?) документов, подтверждающие наличие широко разветвленного заговора с целью УНИЧТОЖЕНИЯ олимпизма.
Я очень надеюсь, что ты будешь в Лондоне в то время, о котором сообщал ранее. Позвонишь мне оттуда.
Твой верный оруженосец (я недавно путешествовал по Испании и стал просто одержим дон-кихотством) Париж, 22 октября. Серж Казанкини."
Письмо я взял с собой, как и спортивную газету, где в официальном разделе сообщалось, что коллегия Комитета по физкультуре и спорту восстановила звание "Заслуженный мастер спорта СССР" В. Добротвору (посмертно), а киевская ДЮСШ теперь носит его имя...
В лондонском Гайд-парке цвели гладиолусы, небо светилось густой осенней голубизной и ничто не предвещало приближающейся непогоды густого, липкого тумана, в котором, как в вате, тонули звуки и от которого на душе становилось сумрачно, вот как в этом старинном пабе на Бейкер-стрит, куда я заглянул перекусить.
Паб мне знаком еще с тех давних времен, когда меня водил сюда Дима Зотов - это, если память не изменяет, было чуть ли не десять лет назад; когда-то, сюда любил захаживать Диккенс, о чем свидетельствовали пожелтевшие страницы его рукописей в черных рамочках под стеклом, развешанных по дубовым панелям; это место было любимо газетчиками из близлежащих редакций и местными писателями, маститыми и начинающими. Дима, помнится, не сразу выбрал место, хотя в зале в тот предобеденный час было пусто, сонно, и тишину нарушали лишь звуки срывающихся с места автомобилей на перекрестке перед светофором.
Пахло ароматным табаком и терпким мужским одеколоном.
Зотов - он тогда работал в русской службе Би-би-си спортивным комментатором - был невысок, сух, с нездоровым, типично лондонским цветом лица - поискал кого-то глазами, выждал, пока появился официант в черном новом смокинге, и спросил: "Посадишь нас в мой угол?" Официант, похожий на премьер-министра или на клерка из Сити, приветливо улыбнулся и широким жестом пригласил нас в дальний угол, где над деревянным, без скатерти, столиком свисал на кованой цепи изящный фонарь.
- Я сюда забегаю поработать, когда нужно что-то срочное выдать, сообщил Зотов, когда мы уселись друг против друга. - В редакции дым столбом и шумно, как в воскресный день на заячих гонках в Уэмбли. А здесь - покой.
Я помнится, тогда с сомнением воспринял Димино заявление - в пабе стало многолюдно, накурено, изрядно шумно. Но потом понял, что в его укромных уголках действительно можно уединиться: никто не мешал, не приставал, не спрашивал свободный стул и не пытался лезть в душу.
Зотов возбуждал во мне интерес: бывший ленинградец, превратности войны забросили его далеко от родины, о которой Дима так заинтересованно расспрашивал и тоска по которой, как я догадался несколько позже, буквально сжигала его. Правда, ему было лет четырнадцать, когда не по своей воле он очутился на чужбине - Дима жил с матерью (отец, военный, был репрессирован еще в 37-м), и она сама выбирала свои жизненные дороги.
Потом мы встречались с Зотовым не раз - и в Лондоне, и в иных столицах, Дима становился мне все ближе и понятнее...
И вот теперь, едва заскочив в номер, чтобы наскоро принять душ и сменить рубашку, я переступил порог знакомого паба на Бейкер-стрит. И нужно же такому случиться! - столик в углу оказался свободным, и я поспешил туда, не дожидаясь официанта (теперь здесь уже не носят смокинги и обслуживают в основном иммигранты - поляки, югославы, испанцы), расположился на "своем" месте. Заказал традиционный английский завтрак яичницу с беконом, стакан абрикосового сока, джем, булочку и черный кофе.
Я думал о предстоящей встрече с американцем, втайне надеясь, что сумеет выбраться в Лондон и Серж Казанкини: мне было непривычно одиноко и пусто в этом огромном городе: накатила грусть-тоска.
Может, это потому, что нет уже в живых Димы Зотова. Он погиб еще в 1979-м, выбросившись из окна клиники, - так, во всяком случае, выглядела официальная версия. Но ни я, ни Димина жена - гречанка из Мариуполя, написавшая мне о трагедии, не поверили в это. И хотя никаких официальных свидетельств у меня не было, не сомневался, что с Зотовым расправились: репортер залез слишком глубоко в одну историю, докопался до вещей, вытаскивать на свет которые, как оказалось, было слишком опасно. Но Зотов, понимая, что смертельно рискует, все же сделал этот шаг, чем укрепил мое мнение о нем, как о честном, смелом человеке. Это было накануне Олимпийских игр в Лейк-Плэсиде в США в 1980 году, и история касалась непосредственно подготовки к Играм, вернее, подготовки "особой встречи" советских спортсменов, которая, по мысли ее организаторов, должна была если не сорвать, то значительно затруднить Олимпиаду в Москве.
Впрочем, все это в прошлом...
Когда принесли кофе, я спросил официанта, где телефон. Он провел меня за штору, отгораживающую кабинку от зала и, заглянув в книгу, сообщил код Парижа.
Не успел угаснуть первый же звонок, как я услышал близкий голос Сержа.
- Казанкини.
- Привет, Серж.
- Олег? О ля-ля! - вскричал он. - Ты когда приедешь?
- Я уже приехал.
- Куда приехал? - растерялся Серж.
- В Лондон. Звоню тебе с Бейкер-стрит.
- Как долго пробудешь в Лондоне?
- Послезавтра утром улетаю в Глазго. На матч. Как наши дела?
- Блестяще! Все бумаги и верстка книги у меня в сейфе. Я вылетаю к тебе первым же самолетом. Минутку, сейчас я узнаю, на когда можно зарезервировать билет. - Я услышал, как Серж на противоположном конце провода набирает номер, услышал его вопрос и узнал, что Казанкини бронирует место на сегодня, на 14-часовый рейс "Алитапия". А это значит, что Серж прибудет в Лондон и даже у меня в отеле появится - около шести часов, не позже.
- Ты понял - в шесть жди меня у себя! - сказал напоследок Серж. - Эй, парень, - запоздало выкрикнул он, - только, чур, не забывать, что мы - не конкуренты! Я сделаю интервью с тобой для Франс Пресс, а опубликую его сразу же после того, как ты выступишь с разоблачением у себя в газете. Договорились?
- Договорились, Серж,
Я повесил трубку и еще несколько мгновений стоял в кабинке. Мне не хотелось уходить и снова оставаться наедине со своими мыслями. "Ладно, кончай грустить, сказал я сам себе. - Грустить в Лондоне - позор!"
Я решил, что пойду бродить по городу - не торчать же в гостинице, в четырех стенах. Послоняюсь по Пиккадилли, потолкаюсь в Гайд-парке, послушаю речи ораторов. Конечно, неплохо было бы смотаться в Сент-Джеймское предместье, там удивительно красивый парк с лебедями. А может, забраться в кинотеатр да поглядеть какой-нибудь экстра-фильм вроде "Ганди" или "Инопланетянина", о которых я наслышался дома?
Решение повлияло и на настроение, я бодро направился к своему столику.
Увы, меня ждало разочарование: в мое отсутствие за столик подсел средних лет человек в серой куртке и в серой рубашке без галстука. У него были помятые уши, что сразу выдало бывшего борца, и неприятный взгляд бесцветных глаз любителя спиртного.
- Извините, я без вашего согласия... - начал он.
- Пожалуйста, я уже заканчиваю.
- Вот и мне парень, то есть, простите, официант, так и сказал. Что, значит, кончаете... Я, значит, не помешал...
- Нет-нет, не помешали.
Я быстро допил остывший кофе и поднялся. Мой непрошеный сосед оторвался от яичницы, которую поедал с жадностью узника Освенцима, и уставился на меня.
Я кивнул ему на прощание и вышел.
Серж не появился в назначенное время. Я позвонил в справочное аэропорта, и автоматический диспетчер ответил, что по метеоусловиям Лондон закрыт до 22 часов. Впрочем, я и без диспетчера знал об этом - достаточно было взглянуть в окно, чтобы убедиться в стопроцентной точности прогноза, переданного в это солнечное утро: густой туман, моросящий дождь, сиротливо полощущиеся под порывами ветра листья мощного каштана, растущего напротив.
Непогода внесла существенные коррективы в мои планы.
"Впрочем, - решил я, - даже если Серж не прилетит нынче вечером, то утром - наверняка. Но даже если он не успеет к моему отъезду, мы встретимся позже, после возвращения из Глазго, ведь в Москву все одно доведется вылетать из Лондона".
