Ирина Глебова - Выкуп
По щекам Екатерины Викентьевны текли слёзы, она кивала, приговаривая:
– Да, да, Митя был очень смелым и самоотверженным. Сашенька с самого детства брал пример с него, всё повторял: «Я – как Митя!» и ходил за ним хвостиком. Он и был таким тоже – смелым и самоотверженным! Ты ведь знаешь эту историю, Викеша?
Викентий кивнул: конечно же он знал о том, что сын Викентия Павловича Петрусенко – Саша, старший брат бабушки Катрин, – погиб в двадцатом году, спасая жизни своего двоюродного брата и его молодой жены. Дедушки и бабушки его, Викентия – Дмитрия Кандаурова и Елены Берестовой.
– Митенька спас папу и тем самым отплатил свой долг Сашеньке! – сказала Екатерина Викентьевна. – Мы с князем Всеволодом своему второму сыну и второму внуку дали имя Александр, в честь моего брата, погибшего таким молодым!
Она подняла глаза и слегка повернула голову, поглядев на портрет, висевший на стене. Викентий обратил на него внимания сразу, как зашёл в комнату, но теперь разглядел повнимательнее. Он понял, что это изображение князя Всеволода Берестова. Бабушка Елена столько рассказывала ему о своём младшем брате, часто называя его Лодей. Наверное, он для неё всегда оставался маленьким мальчиком – на десять лет моложе неё, – которого нужно было оберегать. У Викентия сжалось сердце: ведь бабушка так и не увидела его взрослым человеком. Лоде было восемнадцать, когда он со своей юной шестнадцатилетней женой Катюшей Петрусенко уехал в эммиграцию – навсегда… На портрете это был высокий мужчина преклонных лет, но ещё не старый, с прекрасной осанкой, гордой посадкой головы и задумчивым взглядом. Густые русые волосы тронуты сединой, борода и усы в русской стиле. Князь Всеволод был красив и поразительно похож на свою старшую сестру. Викентий с первого же взгляда увидел это, вспомнив свою бабушку Елену…
– Ты ведь знаешь, дорогой, как Викентий Павлович впервые встретил твою бабушку Елену и моего мужа, князя Всеволода? Он был тогда ещё совсем маленьким мальчиком и ему угрожала смертельная опасность! Ты знаешь эту романтическую историю?
– Я знаю, конечно же. Но мне всегда казалось, что бабушка многое присочинила – всякая мистика, ужасы, интриги…
– Нет, нет! Всё так и было! Я ведь тоже была там в то время, правда, ни в чём не участвовала. Мне было только пять лет!
Бабушка Катрин засмеялась – смех был заливистый, детский, и Викентий невольно улыбнулся, подумав, что так малышка Катя Петрусенко смеялась в свои пять лет.
– Я мало что помню, – продолжала она. – Только нашего охотничьего пса Тобика и дядиного денщика Максима, который носил меня на руках. А Лодю я видела тогда всего один раз – он приехал вместе с Леночкой попрощаться с нами, когда мы уезжали. Подарил мне букетик полевых цветов, а я сделала реверанс, как мама меня учила. Ему было семь лет, а мне пять, могли ли мы тогда подозревать, что всю жизнь проживём вместе! Два года, как князь Всеволод умер, я так без него скучаю!
Её глаза ещё больше заблестели от слёз. Винсент наклонился и обнял бабушку:
– Мы все без него скучаем, – сказал ласково. – Дед был таким замечательным! Знаешь, Вик, – он повернулся к кузену, – мои дедушка и бабушка воевали с немцами во французском Сопротивлении!
– Но Швейцария ведь была нейтральной! – удивился Кандауров.
– А они нейтральными быть не захотели! Франция-то рядом, там у них оставалось много друзей.
– Мы поехали в Анси – это французкий город, очень близко и границы практически нет. – Бабушка Катрин махнула рукой в сторону видневшихся гор. – Оттуда уже не вернулись, добрались до Лиона, там у нас были очень хорошие друзья, тоже из русских эмигрантов. Мы ни на минуту не сомневались, что они не будут терпеть немецкого господства, и мы не ошиблись. Работали вместе в лионском подполье, а в сорок первом, когда Гитлер напал на Россию, поняли, что пришло время более активных и открытых действий. Вот тогда мы и ушли в отряд «маки» – сюда, в Савойские Альпы, почти у самой границы с Швейцарией. С нами был и старший сын Роман, отец Венсана.
– Да, отец любит вспоминать своё «гаврошество», – улыбнулся Винсент. – Он ведь ещё совсем мальчишкой был в лионской группе связным. А когда ушёл в горы, в партизаны, ему только исполнилось шестнадцать лет.
– Моему отцу, Владимиру Кандаурову, тоже было в сорок первом шестнадцать, – сказал Викентий и переглянулся с Винсентом: совпадения продолжались. – В армию его ещё не брали, но он ушёл в ополчение – были такие добровольные вспомогательные войска из непризывного населения. Участвовал в боях при обороне нашего города Харькова, при отступлении попал в одну из воинских частей, да так и остался в ней. Из-за него бабушка Елена не уехала в эвакуацию, осталась в городе и тоже работала в подпольной организации. А отец потом, позже, был направлен на два месяца в школу младших командиров – и снова фронт. Окончил войну двадцатилетним капитаном и пошёл работать в милицию – по семейной традиции.
– Значит, Митя и Елена назвали своего сына Владимиром? Это, конечно, в честь Митиного отца, трагически погибшего в Крыму, под обвалом… Мы с мужем тоже назвали нашего первенца в честь отца Всеволода – Романом. Князь Роман тоже трагически погиб, в Париже, на пожаре в театре… Ты, Викеша, слышал эту историю?
– Конечно же слышал! Князь Роман Берестов ведь и мой прадед, бабушка Елена Романовна рассказывала мне.
– А я знаю историю гибели в Крыму, на постройке железной дороги, твоего прадеда, Владимира Кандаурова, – подхватил Винсент.
– Да, да, Венсан очень много знает из истории наших семей. Ему это нужно… Ты не говорил кузену о своей литературной работе? – спросила внука Екатерина Викентьевна.
– Нет, ещё не успел. – Винсент смущенно улыбнулся. – Скажи уж сама, раз начала.
– Венсан пишет записки о знаменитом сыщике Викентии Павловиче Петрусенко! – с гордостью сказала княгиня Берестова. – Так ведь это называется, дорогой?
– Да, я так их назвал: «Записки о российском Шерлоке Холмсе – сыщике Викентии Петрусенко». – Он повернулся к Викентию: – Исхожу, конечно, из реальных историй, но пишу как художественные произведения, а значит, кое-что домысливаю, фантазирую… Хотя, надо сказать, не так уж много приходится придумывать, всё и без того очень увлекательно. То, что ты рассказал сегодня, для меня просто находка. Думаю, ты ещё знаешь кое-что из того, чего не знаю я?
– Наверняка, – кивнул Викентий. – У меня под рукой фактаж, и потом, я читал материалы нашего музея криминалистики… А что, уже выходили твои книги?
– Нет, я пока что написал две повести, но никому их ещё не предлагал. Вот закончу третью, и тогда издам сразу цикл. Знаешь, я почему-то уверен, что сыщика Петрусенко читатели полюбят…
Стемнело. В какой-то момент над верандой зажглись красивые фонарики – наверное, это сделала горничная. С гор веяло лёгкой прохладой, воздух был свеж и наполнен ароматами трав. Все трое сидели уже на небольшом диванчике – бабушка Катрин между двумя своими внуками, которые оба носили имя её отца. Они оба обнимали её и видели, каким счастьем светятся её глаза. Говорили, и не могли наговориться – темы возникали, цепляясь одна за другую. Екатерина Викентьевна много расспрашивала о Харькове – её родном городе. Хорошо, что Викентий и сам по себе, и по роду своей службы знал старые названия улиц – Епархиальная, Екатерининская, площадей – Николаевская, Павловская, районы – Петинка, дача Рашке, – рассказывал о них, о том новом, что есть в городе сегодня… Викентия переполняло ощущение радостного, лёгкого возвращения в родную семью, которой он уже много лет был лишён. Он почти забыл, зачем в самом-то деле приехал в Швейцарию. Но только «почти»…
Глава 33
Двадцатидевятилетнего Герхарда Клаузера, как гражданина Швейцарии, не существовало. У Кандаурова была зыбкая надежда на то, что Константин Охлопин совершенно официально преобразился в Клаузера и проживает под этим именем где-то здесь, у Женевского озера и альпийских подножий. Но нет, «Клаузер» не легализировался. Как только это было установлено, комиссар Берестов дал указание своим подчинённым проверить гостиницы Берна, Женевы, Лозаны. Но и здесь «Клаузер» не обнаружился.
– Это значит только то, что этот человек не стал останавливаться в больших отелях, – пояснил Берестов. – Однако в нашей маленькой стране много самых разных кэмпингов, мотелей, пансионатов, горных приютов, где регистрироваться совсем не обязательно. Наш «Клаузер» вполне может проживать таким образом.
Викентию тоже очень хотелось верить, что Охлопин всё ещё в Швейцарии. Особенно обнадёживало то, что «Клаузер» не вылетал ни одним авиарейсом – там-то регистрация была обязательна. Теоретически Кандауров допускал, что если у человека есть один поддельный паспорт, то может быть и второй. Но он был почти убеждён: не стал бы Охлопин второй раз пользоваться фальшивым паспортом Герхарда Клаузера, будь у него ещё один! И всё же, всё же… Захоти Константин покинуть страну поездом, автобусом или автомобилем, он это сделает совершенно незаметно. Но троюродные братья в одном были согласны – даже если Охлопина нет уже в стране, поиск начинать нужно отсюда. Где-то здесь, в Швейцарии, за две поездки, совершённые Константином, был разработан план шантажа и вымагательства денег – остроумный, дерзкий, жестокий. Нет, не сам молодой человек его придумал: были у него сообщники-гаранты! Даже если Константин внутренне был способен на подлость и преступление, один, без прикрытия, без уверенности в том, что у него есть куда отступить, скрыться, он бы на такое не решился. Да и подтверждения тому имеются – тот же фальшивый паспорт или счёт в банке Майами, в США…
