Ричард Лаймон - Остров
Там, у северного берега, я заметил наискось погруженную в воду каменную плиту размером с обеденный стол. Вероятно, она и раньше попадалась мне на глаза, но не задержала моего внимания. Но на сей раз меня что-то привлекло в ней. В то время как остальная часть береговой линии была либо темной, либо испещрена пятнами лунного света, эта необычная плита была ярко освещена. Она, видимо, находилась на одной линии с луной и просветом в кронах деревьев. Бледная и ровная, она походила на снежную шапку.
И мне захотелось на нее взобраться.
Захотелось развалиться на этой светящейся белой плите и искупаться в лунном свете.
Большую часть пути к ней я преодолел вплавь. Затем какое-то время шел по дну.
Когда мои ноги коснулись дна, вода достигала мне до плеч. С каждым шагом ее уровень понемногу опускался. Когда воды было уже по пояс, я наступил на что-то мягкое и студенистое, что зацепилось мне за ногу. Я споткнулся и плюхнулся по ходу движения в воду, высвободив при этом ногу.
Что бы там ни схватило меня за ногу, это не было чем-то таким, на что я когда-либо наступал.
"Что за чертовщина", - подумал я в полном недоумении.
Поднявшись на ноги, я обернулся. Ничего, кроме черной воды и нескольких блестящих бляшек лунного света, мерцающих на поверхности.
Кое-какие мыслишки у меня уже появились.
Но надо было их проверить.
Глубоко вздохнув, я нагнулся в воду и протянул ко дну обе руки. Сначала ничего. Я медленно пошел, водя под водой руками.
Но не с их помощью я нашел то, что искал, - наткнулся правой ногой. Но равновесия на этот раз не потерял и не упал. Тогда я вынырнул, чтобы глотнуть воздуха, и снова погрузился. Нагнувшись и присев на корточки, я ощупал свою находку.
Ею оказалась обнаженная женщина.
Брюшная полость от грудины до паха была вспорота.
Вместо внутренностей в нее была навалена куча камней.
Когда все это дошло до меня, я то ли вскрикнул, то ли еще что. Не берусь утверждать, что это было, но что я глотнул воды, так это факт. Выдернув голову из воды, я закашлялся. И, если бы не эти проблемы с дыханием, то наверняка завизжал бы так, что полопались бы барабанные перепонки. Но я лишь кашлял и судорожно хватал ртом воздух. И снова откашливался.
Когда дыхание восстановилось, меня так трясло, что я не мог сдвинуться с места.
Мне хотелось бы оказаться за много миль отсюда.
Но как я мог уйти, так и не дознавшись, кем она была.
На основании своего последнего контакта с ней я мог сказать лишь то, что это была женщина, что она была выпотрошена и нафарширована камнями вероятно для того, чтобы не могла всплыть. Однако для опознания этого было недостаточно.
И я вновь нырнул, причем быстро, чтобы не успеть передумать.
Первым под руку попалось плечо. Держась за него одной рукой, другой я начал ощупывать тело.
Начал с лица. Пробежал по нему кончиками пальцев, стараясь не попасть в глаза. Мне не хотелось притрагиваться к ним - они могли быть открытыми или вовсе отсутствовать.
Рот у нее был открыт. Ощупав пальцами ее губы и прикоснувшись к кончикам зубов, я попытался представить, каким могло быть ее лицо. У кого из моих женщин такие красивые ровные зубы. Насколько помнилось, у всех. Тогда я пощупал волосы. Они были мягкими, скользкими и очень короткими. У Кимберли намного длиннее, так что ее я сразу исключил (ну разве что кто-то их подстриг). Короткие волосы были у Тельмы, Конни и Билли.
Мне очень хотелось надеяться, что это Тельма, хотя это было маловероятно, поскольку она была союзницей Уэзли.
Всплыв на поверхность за воздухом, я вновь оку ну лея в воду.
Хотя мысль потрогать груди убитой не казалась мне особо привлекательной, я все же решил, что их размер мог бы о многом мне сказать. И я положил на них руки. (Впервые мои руки наяву опускались на обнаженные женские груди, и надо ж было, чтобы это произошло именно так.) Для Кимберли или Конни они были великоваты. Но, хотя и были довольно пышными, мне не показалось, что они столь огромны, как груди Тельмы. По размерам они скорее подходили к Билли. Билли.
Господи! Как мне не хотелось, чтобы это была она. Но получалось, что Билли. Потому что по размеру бюста никто больше не подходил.
В безумном отчаянии я накинулся на тело обеими руками: нащупал широкие плечи, спустился по бокам к талии и ниже, на бедра. Они были твердыми и упругими.
На ощупь это была Билли с головы до пят. Нет!
В состоянии легкого умопомрачения я оседлал ее и, погрузив руки в распоротый живот, начал выгребать оттуда камни, которые кто-то туда напихал, чтобы она не всплыла.
Кто-то?
Уэзли!
Уэзли Дункан Бивертон, трижды гребаный.
Как он мог сделать с нею такое?! Как он посмел убить мою Билли? Как мог так ее обезобразить?
Неожиданно у меня в голове мелькнула мысль: если Билли в таком виде, где гарантия, что другие в лучшем?
Кимберли и Конни? Может, и они тоже валяются на дне лагуны, выпотрошенные и нафаршированные камнями.
И я продолжал выгребать камни из лежавшей подо мной женщины.
Когда у меня закончился воздух, я высунул голову из воды и закричал что было мочи: "Уэзли! Ты, гребаный членосос! Я убью тебя, кусок вонючего дерьма! Я буду резать тебя на кусочки и заставлю тебя их жрать! Твою мать, засранец!"
Я кричал и одновременно плакал.
Все кричал и кричал.
Выкрикивал многое такое, повторить которое просто язык не поворачивается.
Кричал и плакал, пока не выбился из сил. И, наконец, перестал. Затем я просто стоял по пояс в воде и тяжело дышал.
Понадобилось немало времени, пока я успокоился настолько, что смог задержать дыхание и вновь погрузиться под воду.
Балласта в животе убитой было еще предостаточно.
Вместо того чтобы выгружать и дальше горстями, я присел рядом с ней, схватил за ближайшую ко мне руку и бедро и приподнял.
Приподнял и перевернул.
Выгрузил ее, как каноэ.
И тут же она начала всплывать. Придерживая ее за руку, я встал. На поверхность она поднялась с тихим плеском. Ее неясные бледные очертания были едва-едва видны. В некоторых местах на спине и ягодицах луна сделала белые отметины. Когда я начал буксировать ее к берегу, лунные зайчики побежали вниз по телу.
Добравшись до берега, я влез на наклонную плиту.
Присев у самого ее края, я потащил труп за руки. Затем, пошатываясь, начал пятиться назад, вытягивая его вверх. Послышались хлюпающие звуки, словно кто-то выбирался из ванны.
Руки ее я отпустил, но остался стоять на коленях над ее головой.
Лунный свет высвечивал нас словно прожектором. Белым рассеянным светом, затуманенным из-за пасмурной погоды.
Но все же достаточно ярким, чтобы я кое-что мог разглядеть.
Женщина была избита. Спина и ягодицы были буквально испещрены серыми пятнами, которые при ближайшем рассмотрении оказались синяками. Кроме того, они были крест-накрест исполосованы, словно ее били кнутом.
Кроме того, на спине у нее было множество колотых ран, каждая из которых представляла собой узкую щель, чуть более дюйма длиной с припухшими края ми. (Вероятно, сделаны они были лезвием, ширина которого примерно соответствовала ширине ножей, которые я видел на поясе Уэзли, когда он перелетал через расселину.) Я с большим трудом отыскал все раны - некоторые были спрятаны среди рубцов, оставленных плетью. Так что мне пришлось ползать вдоль тела, пока я рассмотрел и пересчитал их.
На спине у несчастной я обнаружил восемнадцать колотых ран.
Еще девять на ягодицах.
Но там меня ожидало удивительное открытие - то, что я мог бы заметить с самого начала, если бы мое внимание не было полностью поглощено ее ранами.
Не считая синяков и следов от плети, ее ягодицы были того же самого бледно-серого оттенка, как поясница и бедра.
А где же линия загара?
У Билли, насколько я знал, была четкая граница между загоревшей кожей и местами, прикрытыми бикини. Там, где она не была смуглой, она была белой, как сметана.
Без своих черных плавок она наверняка выглядела так, как если бы переоделась в новую, белую пару.
Она не могла быть вся одного цвета, как эта женщина.
Несколько мгновений я был уверен, что это не Билли. Затем в душу начали закрадываться сомнения.
С того момента, когда я видел ее в последний раз, еще не прошло достаточно времени для того, чтобы загар полностью сошел. Но несколько дней все же миновало. И, если она провела их голой на солнце, ее белые ягодицы вполне могли потемнеть настолько, чтобы исчезла разница.
А это пребывание на дне лагуны? За определенное время вода могла как-то повлиять на цвет ее кожи.
Но она лежит в воде еще не так долго.
Совсем недолго.
С самого начала я как-то смутно чувствовал, что она слишком хорошо выглядит для утопленницы. Но тогда я особо не задумывался над этим, разве что мысленно благодарил судьбу за то, что покойница не столь отвратительна, как могла бы быть. То есть не склизкая или разлагающаяся.
