Наталья Александрова - Приворотный амулет Казановы
Николай открыл глаза и улыбнулся.
– Полька, ты тут… Как я рад, что ты жива…
Он называл ее так очень давно, в самом начале их знакомства, еще когда Михалыч был жив…
– Ты ранен? – всполошилась она, увидел кровь на щеке. – Где болит?
– Пустое, это просто царапина… – он улыбнулся легко и радостно, как ребенок.
Давно уже он так не улыбался, в последнее время в глазах его была непрекращающаяся мука. Мука и тоска, темнота и мрак.
Теперь глаза были ясными, и Полина успокоилась. Но тут же нахмурила брови.
– Значит, это был ты? Ты все время следил за мной и помогал. Но почему ты не признался, что это ты, зачем ты скрывал лицо? Нарочно меня пугал…
– Ничего не нарочно, – Николай поморщился и с трудом сел, – а как бы я мог признаться? Ты бы все равно мне не поверила, ведь ты меня подозревала, думала, что это я тебя подставил.
– Да ты что? – возмутилась Полина. – Да как ты можешь?
Но тут же сникла – а ведь и верно, был такой момент, когда от отчаяния, страха и одиночества в голову лезли такие ужасные мысли. Но она отгоняла их и до конца в такое поверить все равно не могла.
– Не сердись, – он ласково погладил ее по плечу, – тебе здорово досталось. Ты молодец, Полька, сумела все преодолеть. Уроки Михалыча не прошли даром.
– Без тебя я бы не справилась, – честно ответила Полина, – и еще Илья Борисович…
Николай издал какой-то звук, и она тотчас насторожилась.
– Коля, а как ты узнавал, где я буду? Ты ведь всегда появлялся вовремя – в театре, в этнографическом музее…
– Ну… – он отвел глаза.
– Николай! – Полина отодвинулась от него. – Немедленно отвечай!
– Это все Илья Борисович, – признался Николай со вздохом, – я ведь давно с ним знаком. Знаешь, когда накатило это все на меня и ты ушла, я едва совсем с катушек не сошел…
– Как это – я ушла? – возмутилась Полина. – Ты меня сам выгнал!
– И правильно сделал! – крикнул он, но тут же закашлялся. – Не мог я пережить, что ты меня таким видела. А потом посоветовали мне к Илье обратиться. Он хоть уже вроде от дел отошел, но иногда частным образом лечит. Особенно таких, как я. Тех, кто вернулся из Чечни, а раньше – из Афганистана… Ну, стал он со мной работать, говорили мы долго, и как-то легче мне стало. Только было хотел с тобой встретиться, а у тебя уже этот… козел с медальоном…
– Не напоминай! – Полина отвернулась. – До сих пор стыдно!
Хотя на самом деле она воспринимала все случившееся довольно спокойно. Тут столько всего произошло, так теперь еще переживать из-за того, что ее поймали на магический медальон! Заморочили ей голову, поддалась наваждению, так и что с того? Это все в прошлом, тем более что и Евгения уже нет в живых. Полина не испытывала к нему даже жалости. Как человек он совершенно ничего собой не представлял, стало быть, и жалеть не о ком.
– А потом, когда узнал про тот кошмар, хотел сразу к тебе броситься. Искал, хотел перехватить тебя у дома этого… Евгения, сказать, что не поможет он тебе ни в чем, да только ты ведь все равно не поверила бы…
– Наверно…
– А потом уж Илья Борисович мне позвонил… Все объяснил, он ведь умный и опытный. Он и посоветовал, как поступить, чтобы тебя еще больше не испугать.
– А передо мной притворялся этаким старичком беспомощным! – рассердилась Полина. – Ну, я ему отомщу!
– Да ладно, нечего о нем беспокоиться, он и не старик вовсе. Подумаешь, шестьдесят два года всего! И наследственность хорошая. Он говорил, что отец его в семьдесят лет третий раз женился!
– Это хорошо… – оживилась Полина, – это просто замечательно!
– Полька, нам не о нем сейчас думать надо, а о нас, – Николай притянул ее к себе. – Знаешь, я твердо уверен, что без тебя жить не могу.
– Я тоже… – Полина произнесла эти слова, и только потом до нее дошло, что это так и есть, – я, конечно, к тебе вернусь, но только с одним условием.
– Это каким же? – насторожился он.
– А таким, что ты расскажешь мне все, что случилось с тобой в Чечне! Честно и подробно!
– Не нужно тебе этого знать… – он отвернулся, – незачем… страшно очень…
– Ничего, я выдержу, – твердо ответила Полина, – я сильная, Михалыч так говорил. У нас все должно быть общее, даже эти твои воспоминания. И если, не дай бог, они снова начнут тебя мучить, я сумею их отогнать.
И, чтобы оставить за собой последнее слово, она поцеловала его в губы.
Весь этот день мной владело странное беспокойство.
Я ходил по городу в надежде встретить Одноглазого и остановить его, предотвратить убийство – или встретить падуанского дворянина и предупредить его о грозящей опасности. Однако и тот, и другой словно сквозь землю провалились.
Наконец ближе к вечеру я встретил кого-то из своих знакомых, и они пригласили меня разделить с ними трапезу.
Мы прекрасно пообедали в одном заведении и выпили немало отличного вина. Кто-то предложил отправиться в один известный дом, где в тот вечер должны были играть по-крупному. Все охотно согласились, я тоже решил присоединиться к компании, хотя меня грызло какое-то неприятное чувство.
Покинув тратторию, все направились к известному дому.
Вдруг, когда мы проходили через эспланаду, навстречу нам попалась нищая цыганка. Она хватала всех за руки, просила денег и предлагала предсказать судьбу, то и дела переходя с итальянского на какой-то незнакомый восточный язык. Все мои друзья обошли ее стороной и продолжили свой путь, но в меня она вцепилась как клещ. Я не решался в полной мере применить силу против пожилой женщины, чем эта мегера воспользовалась и потащила в какой-то темный переулок.
Я безуспешно пытался вырваться, но цыганка тащила меня с неожиданной силой и все время что-то бормотала, теперь уже полностью перейдя на свой непонятный язык. Наконец мне удалось сбросить ее руки. В ту же секунду цыганка куда-то исчезла, и я остался один.
Я огляделся по сторонам – и не узнал место, куда затащила меня старая мегера. Казалось, мы были совсем близко от городской эспланады с ее богатыми и красивыми домами – но там, где я оказался, были лишь глухие стены да какие-то прилепившиеся к ним жалкие лачуги. Начинало смеркаться, и в наступающих сумерках все вокруг меня сделалось особенно зловещим.
И тут передо мной, словно из-под земли, появился мой молодой падуанский друг.
Впрочем, друг ли?
Сейчас я не испытывал к нему ничего, кроме ненависти.
И, судя по его внешнему виду, чувство наше было взаимным.
Падуанец наступал на меня, держа в руке обнаженную шпагу, взгляд его пылал, лицо раскраснелось.
– Защищайся, Казанова! – воскликнул он, размахивая шпагой. – Защищайся, несчастный – или я проткну тебя, насажу на эту шпагу, как трактирщик насаживает кролика на вертел!
– Что на тебя нашло? – проговорил я, отступая и поспешно обнажая свою шпагу. Впрочем, я знал ответ и задал свой вопрос только для того, чтобы выиграть лишнюю секунду.
– Ты знаешь, – отвечал падуанец, – на твоем лице написано, что ты знаешь. Сегодня ночью я понял: тот медальон, который принадлежал Строцци, – у него может быть только один хозяин. И сейчас шпаги решат, кому из нас он достанется.
С этими словами он провел блестящий выпад, едва не пригвоздив меня к стене какой-то жалкой лачуги. Я, однако, сумел в последнее мгновение отразить его удар, отпрыгнул в сторону и сам бросился в атаку. Наши шпаги со звоном скрестились, и схватка продолжилась.
Я сражался как лев, понимая, что на кон поставлено больше, чем жизнь, но и мой противник не уступал. Клинки наши то и дело скрещивались с пронзительным звоном, высекая искры. Мне удалось ранить падуанца в левую руку, но и его шпага задела мой бок, оставив болезненную, хотя и неглубокую рану.
Наконец я почувствовал, что падуанец начинает выдыхаться, и попытался воспользоваться этим. Собрав силы, я сделал глубокий выпад – и попал в ловушку: он отступил, сделал вид, что споткнулся, но внезапно перебросил шпагу в левую руку и нанес мне неожиданный удар. В последнее мгновение я сумел уклониться от смертельного удара, но его шпага пронзила мое правое плечо. Рука ослабела, я вскрикнул, перехватил шпагу левой рукой и отступил к стене.
Клинки наши снова скрестились, падуанец теснил меня, прижимал к стене, глаза наши были совсем близко.
– Ну вот и все! – проговорил он и свободной рукой вытащил из-за пояса кинжал.
Я смотрел в глаза своей смерти и считал оставшиеся мне мгновения. Говорят, в такие секунды перед глазами человека пробегает вся его жизнь, но перед моим внутренним взором стоял только медальон.
– Молитесь, Казанова! – падуанец поднес кинжал к моему горлу.
Я хотел молиться – но все слова молитв вылетели у меня из головы. Только одна мысль осталась в ней – что теперь он, падуанец, станет единственным обладателем медальона.
