Питер Мэй - Скала
— Это миссис Макелви! — он указал на дорогу, по которой полз серебристый «рено». — Она подвезла маму до магазина. Похоже, они и вернулись вместе. Давай наперегонки!
Фин засмеялся:
— Что? Да я вдвое старше тебя!
— Я дам тебе фору в минуту.
Секунду Фин думал, затем усмехнулся:
— Давай!
И он пробежал по скалам, затем повернул вверх по холму, в сторону дома. Ему быстро стало тяжело, ноги словно налились свинцом, легкие хрипели в попытке втянуть побольше воздуха. Он уже видел штабель торфа и слышал, как бормочет двигатель «рено» на холостом ходу. Он почти успел! По дорожке шла Маршели с пакетами в обеих руках, машина уже двинулась прочь. Женщина увидела Фина и остановилась в изумлении. Он ухмыльнулся. Он обгонит мальчишку, он первым прибежит к дому! И тут Фионлах пролетел мимо него, смеясь. Он даже не запыхался, а вот Фину пришлось постоять, уперев руки в бедра, чтобы отдышаться.
— Что тебя задержало, старичок? — спросил подросток.
Фин недовольно уставился на него… И увидел, как Маршели улыбается.
— Да. Что тебя задержало?
— Восемнадцать лет, — он тяжело дышал.
В доме зазвонил телефон. Маршели бросила тревожный взгляд на кухонную дверь.
— Я возьму, — вызвался Фионлах. Он в два шага преодолел лестницу и исчез в доме. Через секунду телефон прекратил звонить.
Фин обернулся и увидел, что Маршели смотрит на него:
— Что ты тут делаешь?
Он пожал плечами, все еще пытаясь отдышаться.
— Просто зашел. Я был у Калума.
Маршели кивнула, как будто это все объясняло.
— Ну, заходи.
Он прошел за ней по тропинке, затем — по лестнице и на кухню. Хозяйка поставила сумки на кухонный стол. Из гостиной раздавался голос Фионлаха — он все еще говорил по телефону. Маршели налила воды в чайник.
— Чай будешь?
— С удовольствием.
Фин неловко стоял, глядя, как она ставит чайник кипятиться и достает из стенного шкафчика две кружки. Его дыхание постепенно восстанавливалось.
— У меня только чайные пакетики.
— Ничего страшного.
Маршели положила в каждую чашку пакетик и снова повернулась к гостю, опираясь спиной о рабочий стол. Было слышно, как Фионлах положил телефонную трубку и поднялся к себе в комнату. Синие глаза женщины все смотрели на Фина, как будто что-то искали в его душе. Чайник зашумел, нагревая воду. Кухонная дверь была неплотно прикрыта, и Фин слышал свист ветра.
— Почему ты не сказала мне, что беременна? — спросил он.
Она закрыла глаза, и Фин перестал чувствовать себя, как под прицелом.
— Артэр говорил, что сказал тебе. Он не имел права.
— Я имел право знать.
— У тебя ни на что не было прав. После того, что… — Маршели помолчала, восстанавливая спокойствие, заворачиваясь в него, как в плащ. — Тебя здесь не было, а Артэр был, — она снова посмотрела на Фина, и он почувствовал себя под этим взглядом голым и беззащитным. — Я любила тебя, Фин Маклауд. Любила с первого школьного дня, когда ты сел рядом со мной. Любила тебя все те годы, что ты был наглым засранцем. Я любила тебя все время, пока тебя не было здесь, и буду любить, когда ты снова уедешь.
Он покачал головой, не зная, что сказать, и наконец спросил:
— Тогда что же случилось?
— Ты не любил меня достаточно сильно. Я вообще не уверена, что ты меня любил.
— А Артэр любил?
Ее глаза наполнились слезами.
— Не надо, Фин. Даже не начинай.
Он в три шага пересек кухню и положил ей руки на плечи. Она отвернулась.
— Маршели…
— Пожалуйста, нет. Я не хочу этого слышать, — она как будто знала, что он собрался ей сказать. — Сейчас, Фин, после всех этих потерянных лет… — Она взглянула ему в глаза. Их лица разделяло несколько дюймов. — Я просто не выдержу.
Они поцеловались раньше, чем кто-то из них успел понять, что происходит. Это было рефлекторное действие, а не сознательное решение. Их губы встретились, снова разделились; они вздохнули и перешли к глубокому поцелую. Чайник начал трястись и булькать — вода в нем закипела.
Шаги Фионлаха на лестнице заставили взрослых отшатнуться друг от друга; оба вздрогнули, как от удара током. Маршели, покраснев, схватила чайник и налила в их кружки кипяток. Фин засунул руки в карманы и уставился в окно невидящим взглядом. Фионлах вошел в кухню из гостиной, неся большой вещмешок. Он надел толстый шерстяной свитер, а поверх него — непромокаемую куртку. Фин и Маршели могли не бояться, что подросток заметит что-то странное в их поведении: он был в мрачном настроении, взбудоражен и погружен в свои мысли.
— Мы отплываем сегодня.
— На Скалу? — спросил Фин. Фионлах кивнул.
— Почему так рано? — смущение Маршели мгновенно сменилось искренней материнской заботой.
— Гигс говорит, что идет плохая погода. Если не выйдем сегодня, застрянем тут на неделю. Астерикс подберет меня в конце дороги. Мы едем в Сторновэй грузить корабль и отплывем оттуда.
Он открыл дверь. Маршели быстро подошла к нему, взяла за рукав:
— Фионлах, ты можешь не ехать. Ты же знаешь.
Значение его ответного взгляда могла истолковать только она.
— Я должен.
Подросток освободил руку и вышел, даже не попрощавшись. Фин видел из окна, как он вскидывает на плечо вещмешок и быстро идет прочь по дорожке. Полицейский повернулся к Маршели. Она застыла у двери и подняла глаза, только когда почувствовала его взгляд.
— Что было на Скале в тот год, когда там были вы с Артэром?
Фин нахмурился. Сегодня его спрашивали об этом уже второй раз.
— Ты знаешь, что там было, Маршели.
Она едва заметно качнула головой:
— Я знаю только то, что вы все рассказали. Но там наверняка случилось что-то еще. Вы оба изменились — ты и Артэр. С тех пор все пошло не так.
Фин резко вздохнул:
— Маршели, больше ничего не было! Господи, разве тебе мало? Отец Артэра погиб. Я тоже чуть не умер.
Она посмотрела на него, склонив голову. В ее глазах было осуждение — как если бы она знала, что он говорит не всю правду.
— Умер не только отец Артэра. Умерла наша любовь. И твоя с Артэром дружба. Все, чем мы были, умерло тем летом.
— Ты думаешь, я тебе лгу?
Она прикрыла глаза:
— Я не знаю! Правда, не знаю.
— А что говорит Артэр?
Она открыла глаза и ответила уже тише:
— Артэр ничего не говорит. Он ничего не говорит уже много лет.
Внезапно из глубины дома раздался голос — слабый, но все еще властный:
— Маршели! Маршели! — Это была мать Артэра. Маршели подняла глаза к потолку и издала длинный, тоскливый вздох.
— Я сейчас! — крикнула она.
— Я лучше пойду, — Фин двинулся к двери.
— А как же твой чай?
Он повернулся, их глаза снова встретились, и ему захотелось погладить ее по щеке.
— В другой раз.
Он спустился по ступенькам и направился туда, где оставил машину Ганна.
III«Мы так глупо потратили свою жизнь! Упустили все шансы просто по глупости!..» Эти мысли давили на Фина, погружая его в уныние. Тяжелые тучи над Минчем и дыхание Арктики в крепчающем ветре только ухудшали его настроение. Он свернул и поехал вверх по холму, прочь из Кробоста, к повороту в сторону гавани. Полицейский остановил машину у дома, где почти десять лет прожил со своей теткой. Он вышел из машины и глубоко вздохнул, встав лицом к ветру, слушая, как прибой накатывает на гальку внизу.
Дом тетки был закрыт и заброшен. Она завещала его благотворительной организации, которая заботилась о кошках, а та не смогла его продать и вскоре забыла о нем. Фину казалось, он должен испытывать хоть какие-то чувства к месту, где прожил так долго. Но он оставался холоден. Ни единого воспоминания. Тетка не обращалась с ним плохо, и все же ее дом будил в нем уныние и отчаяние, причину которых он сам не мог объяснить. Дом этот выходил на бухту, куда лодки рыбаков когда-то привозили улов. Потом рыбу засаливали в солильнях, стоявших на холме над побережьем. Сейчас только остатки каменного фундамента говорили о том, что они когда-то существовали. На мысу стояли три высокие каменные пирамиды. В детстве они завораживали Фина; он часто приходил к ним, клал на место камни, которые уносили особенно жестокие шторма. Тетка говорила, что пирамиды выложили три солдата, вернувшиеся со Второй мировой войны. Никто не знал, почему они это сделали, а сами солдаты давно умерли. Фин задумался, восстанавливает ли кто-нибудь эти пирамиды сейчас.
Он спустился к маленькой бухте, где они с Артэром так часто сидели и бросали камни в глубокую, спокойную воду. От лебедки, стоявшей над бухтой, тянулся по спуску толстый стальной кабель с большим крюком на конце. Сама лебедка стояла в квадратном здании с двумя просветами спереди и дверью в боковой стене. Фин открыл дверь и увидел выкрашенный зеленой краской дизель. За свою жизнь он вытащил из воды и опустил туда не одну тысячу лодок. В замке зажигания торчал ключ, и Фин, подчиняясь внезапному импульсу, повернул его. Мотор закашлял, но не завелся. Фин поправил дроссель и попробовал снова. На этот раз мотор начал трещать и все-таки заработал; в темном замкнутом помещении звук его работы был подобен грому. Кто-то содержал двигатель в рабочем состоянии. Когда Фин его выключил, тишина показалась оглушительной.
