Андрей Троицкий - Награда для Иуды
– Что мне принести ему? Какие гостинцы?
– Ну, конфеты. Немного вареной колбасы.
Мальгин поднялся. Оля осталась сидеть на скамейке, комкая в руках клочок бумаги.
– Подождите. Я не смогу пойти туда одна. Я никогда не была в таких заведениях. И встреча с братом… Это нелегко. Это Трудно. Вы должны меня сопровождать.
– Слушай, я выполнил свои обязательства. Теперь мы квиты. Услуга за услугу. Кроме того, завтра в двенадцать тридцать я встречаюсь в уличной кафешке с одним человеком. Важный разговор.
– Где именно вы увидимся? Я за вами заеду.
Мальгин, вздохнув, назвал адрес магазина «Тысяча мелочей» на Ленинском проспекте.
– У меня нет шлема, – добавил он.
– Я вожу с собой запасной, в рюкзаке, – Оля расстегнула молнию рюкзака и показала оранжевый шлем, с темным пластиковым забралом.
– А ты настырная. Ладно, прокатимся завтра на твоей тарахтелке на встречу с братом. Только одно условие: о наших с той переговорах и о брате – ни слово отцу. Ну, хотя бы до поры до времени. Обещаешь?
– Обещаю, хотя обещать не хочется. Могу сейчас довести вас до дома. Хотите?
– Хочу. Но тебе не следует знать, где я живу.
– Господи… Подумаешь какой… Особо секретный страховой агент…
Пропустив остроту мимо ушей, Мальгин направился к автобусной остановке. Прошел десяток метров, остановился и оглянулся назад. Оля смотрела на него, будто ждала именно этого: он остановится и вернется. Мальгин достал из кармана пачку сигарет. Очень не хотелось просить эту девчонку о большом одолжении. Но так сложилось, что она рядом, а ему именно сейчас в этом городе, переполненном людьми, некого просить о помощи. И он вернулся. Остановившись в двух шагах от Оли, сказал:
– Знаешь, эта встреча, про которую я говорил, она может не состояться. Точнее, встреча-то состоится. Но после нее, может статься, меня в наручниках отправят в изолятор временного содержания. Промаринуют там неделю, а затем переведут в СИЗО. Я сомневаюсь в этом человеке. Очень сомневаюсь.
Оля ждала от Мальгина не этих слов. Она усмехнулась.
– Есть один простой способ избегать неприятностей. Не нарываться на них. Не ходите на эту встречу. Вы вернулись, чтобы получить добрый совет. И вы его получили.
– Я не могу не придти. Мне нужно получить деньги.
– Одолжу.
– С тебя я не возьму ни копейки. Но, главное, я должен понять, на чьей стороне играет этот человек. На моей или…
– Знаете что, я не люблю, когда меня используют втемную. Какой-то человек, какие-то деньги. Сейчас мы сядем на эту чертову скамейку, и вы расскажете свою историю от начала до конца. И только тогда я тогда я отвечу свое девичье «нет». Или – «посмотрим».
***
Кеша Чумаков по кличке Чума сидел у кухонного окна и взглядом одичавшего кролика разглядывал панораму двора, потому что более увлекательного занятия придумать не смог. С высоты второго этажа хорошо просматривались помойные баки, голуби, клевавшие отбросы, и чахлые кустики бузины.
Кеша посмотрел на циферблат наручных часов «Полет», что неделю назад снял с какого-то ханыги, и с тоской подумал, что стемнеет еще нескоро. Возможно, сегодня выпадет удачный вечер, и он наконец ущипнет удачу за толстую задницу. Он выставил вперед руку, растопырил пальцы, дрожавшие мелкой дрожью, и с горечью подумал, что напрасно говорят, будто мастерство не пропьешь. Когда-то Чума запросто, одной левой резал сумки лохушек, приезжавших из провинции на оптовые рынки, чтобы затариться тряпками и косметикой. Выгребал бабки чуть не лопатой и скидывал их одному из напарников, тут же примечал новую жертву. А теперь… На какой рынок сунешься с этой вот играющей пятерней, которая даже бритвенного лезвия не удержит.
Жизнь казалась отвратительной, как пустой потертый бумажник. Чума поднял взгляд, посмотрел на бельевую веревку, натянутую под потолком вдоль кухни, и тяжело вздохнул. Нырнув под стол, вытащил бутылку, на дне которой плескались вчерашние недопивки, выкатил водку в стакан и, запрокинув донышко кверху, прикончил последние сто грамм. Но легче на душе не стало.
Звонок в дверь вывел Чуму из состояния мрачной задумчивости. Он поплелся в прихожую и, не спрашивая, распахнул дверь. По ту сторону порога стоял моложавый русоволосый мужчина в добротном сером костюме, в руке кожаная сумка. Чума уже раскрыл рот, чтобы спросить, какого черта всякие придурки ошибаются адресом и мешают человеку культурно проводить досуг. Но незнакомец, не спрашивая, можно ли войти, переступил порог, закрыл за дверь и повернул замок.
– Не узнаешь? – спросил мужчина и, подняв руку, ткнул пальцем в выключатель. Под потолком засветилась пыльная лампочка. – Я Витя Барбер.
Чумаков отступил в глубину прихожей и зло прищурился.
– Один мой знакомый тоже любил выдавать себя за другого человека, – сквозь зубы процедил он. – Назывался не своим именем и вообще много выделывался. Поэтому недавно его зарезало электричкой. Ну, что-то вроде несчастного случая. Ты боишься ночных электричек?
– Я боюсь только дураков.
– А если я обижусь?
Чума сжал тяжелые кулаки и шагнул к незнакомцу.
– Обижайся. Но дай мне только одну минуту.
Барбер поставил на пол сумку, скинул и повесил на гвоздь пиджак, проворно расстегнул пуговицы сорочки.
– Эй, чувак, ты не в баню пришел, – сказал Чума. – Я тебе ни какой-нибудь голубец. Поэтому не люблю мужской стриптиз.
Не обращая внимания на протесты хозяина, Барбер разделся до пояса, повернулся к Чуме сначала спиной, затем правым плечом.
– Видишь след от пера ниже лопатки? Похож на восклицательный знак. Вспомни, кто и когда пометил Барбера, ну? Четыре года назад в одном шалмане в Коломне меня хотел прикончить идиот из местных. Ты был там, и все помнишь. А наколка, спящая змейка, на плече тебе ничего не напоминает? А родинка на ключице? Родинка, похожая на каплю?
– Да… Но Витя чалится в строгом санатории, – Чума смаргивал глазами, стараясь собрать разбежавшиеся мысли.
– Сидеть там больно долго. Вот мне и надоело.
– И, кроме того, у Барбера совсем другая, ну, эта самая, как ее… Морда лица. И волосы темные.
– Пластическая хирургия, друг мой, в наше время творит чудеса, – Барбер надел рубашку, поднял сумку. – Давно не виделись, Чума. Отметим такое событие?
– Да… Не виделись… Отметим…
Чумаков проглотил застрявший в горле ком и протянул старому приятелю руку.
***
Расположились в комнате за круглым столом, Барбер вытащил из сумки закуску, бутылку коньяка. После третьей рюмки, когда вспомнили многих знакомых и подруг юности, Чума окончательно поверил, что прикинутый фраер и Витя Барбер – одно и тоже лицо.
– А еще слух прошел, будто ты дуба врезал, – сказал Чума.
– Значит, долго жить буду. Ты лучше о себе рассказывай. Как живешь-то?
– Ну, живу неплохо, – бездумно соврал Чума. – Как видишь, с голоду не опух. Конечно, все не так, как в прежние времена, без особого шика. Но я на плаву.
Барбер осмотрелся вокруг, задержал взгляд на старом коврике, прибитом над кроватью, на засиженной мухами репродукции картины «Бурлаки на Волге», пришпиленной к стене кнопками, на батарее пустых бутылок. Кивнул головой и ничего не сказал. Чума пожалел, что соврал.
Вчера вечером он, заехав в другой конец города, до темна торчал возле метро «Свиблово», поджидая добычу: прилично одетого немолодого лоха, нетвердо державшегося на ногах. Но, видно, в этот вечер все фраера с деньгами катались на такси, а не на метро. Дело близилось к полуночи, когда на поверхность поднялся пьяненький дядька в шляпе с кожаным портфелем в руке. Он так нагрузился, что едва перебирал копытами. Сохраняя дистанцию, Чума увязался следом. Видимо, клиент жил неподалеку от метро, иначе бы стал дожидаться автобуса. Гасли окна, моросил мелкий дождь. Чума брел за пьяным и ободрял себя мыслью, что внутренний карман этого барбоса наверняка оттягивает пухлый лопатник, туго набитый капустой.
Посередине темного сквера Чума прибавил шагу, нагнал мужчину у детской песочницы. И сзади саданул по затылку продолговатым холщовым мешочком, набитым мелкими деньгами, давно вышедшими из обращения. Мешочек весил около двух килограммов. Шляпа слетела с головы, мужчина выпустил портфель и повалился лицом на землю. Озираясь по сторонам, Чумаков обшарил карманы жертвы, нашел кошелечек из искусственной кожи на железной застежке, такими кошельками пользуются старухи, которые за всю жизнь так и не выбились из нужды. Выгреб несколько мелких купюр и горсть мелочи. Тяжелый, солидный на вид портфель был полон никчемной макулатурой, брошюрами и многоцветными буклетами с рекламой импортных жалюзи и пластиковых окон отечественной сборки. Человек оказался рядовым рекламным агентом, таскавшим свою ношу от учреждения к учреждению, пытаясь заключить сделку, получить заказ. Видно, после окончания рабочего дня он, возвращаясь домой, завернул в пивную, нагрузился пивом и прицепил водки. Денег рекламщика едва хватит на бутылку и скудную закуску.
