Арнальд Индридасон - Пересыхающее озеро
— И вы предполагаете, что пропавший человек учился в Лейпциге? — спросила она.
— У нас пока нет определенной версии, — вступил в разговор Сигурд Оли.
— О каком исчезновении вы говорите? — уточнила Рут. — Я не помню, чтобы в новостях… — У нее на лице изобразилось сосредоточенное выражение. — Кроме весеннего сообщения об озере Клейварватн. Вы пришли поговорить о скелете из озера, так?
— Точно, — улыбнулась Элинборг.
— Это связано с Лейпцигом?
— Мы не знаем, — ответил Сигурд Оли.
— Но все же вам что-то известно, раз вы пришли сюда, чтобы побеседовать с бывшей студенткой Лейпцигского университета, — твердым голосом проговорила Рут.
— У нас есть кое-какие зацепки, — призналась Элинборг. — Но их недостаточно, чтобы что-либо утверждать, поэтому мы надеемся, что вы поможете что-то прояснить.
— Как же это связано с Лейпцигом?
— Пропавший человек, может быть, вовсе и не связан с ним, — опять вступил в разговор Сигурд Оли, но тон его стал более резким. — Вы прервали свое обучение в ГДР через полтора года после начала. — Сигурд Оли попытался сменить тему разговора. — Вы не закончили учебу, не так ли?..
Не ответив на его вопрос, Рут разлила чай по чашкам, добавила в свою чашку молоко и принялась задумчиво размешивать сахар маленькой ложечкой.
— В озере нашли мужчину, так? Вы ведь сказали «мужчина», не правда ли?
— Да, — подтвердил Сигурд Оли.
— Если не ошибаюсь, вы работаете учителем? — спросила Элинборг.
— Я получила педагогическое образование после возвращения домой, — объяснила Рут. — Мой муж тоже был учителем. Учителя начальной школы. Мы недавно разошлись. Я больше не преподаю. Возраст. Никому больше не нужна. Когда человек выходит на пенсию, жизнь заканчивается.
Она отхлебнула чаю. Сигурд Оли и Элинборг последовали ее примеру.
— Квартира осталась у меня, — снова заговорила Рут.
— Всегда грустно, когда… — начала было Элинборг, но Рут прервала ее, точно ей не требовалось сочувствие незнакомой женщины, да еще находящейся при исполнении.
— Мы все были социалистами, — провозгласила Рут, посмотрев на Сигурда Оли. — Все, кто был в Лейпциге.
Она замолчала, мысленно обратив взгляд на годы своей молодости, когда вся жизнь была впереди.
— У нас были идеалы, — проговорила Рут, обращаясь к Элинборг. — Не знаю, исповедует ли их кто-нибудь теперь. Я имею в виду молодежь. Мы искренне верили в лучшую и более справедливую жизнь. Не думаю, что в наши дни кто-либо ломает голову над такими вопросами. Сейчас все озабочены только тем, чтобы больше заработать. Тогда никто и не помышлял о богатстве и собственности. В те времена еще не существовало общества потребления. У людей не было ничего, кроме красивых идеалов.
— Построенных на лжи, — присовокупил Сигурд Оли. — Разве не так? По большей части?
— Не знаю, не знаю, — проговорила Рут. — Построенных на лжи? Что есть ложь?
— Нет, — возразил Сигурд Оли на удивление резко. — Я хочу сказать, что коммунизм отвергнут повсюду в мире, за исключением тех мест, где права человека беспардонно нарушаются, как, например, на Кубе или в Китае. Теперь найдется мало таких людей, которые готовы признаться в том, что они были коммунистами. Это почти что оскорбление. Раньше, похоже, было не так?
Элинборг посмотрела на него с укором. Она просто ушам своим не верила. Сигурд Оли принялся учить эту женщину! Хотя Элинборг всегда ожидала чего-нибудь подобного с его стороны. Ей было известно, что Сигурд голосовал за консерваторов. Иногда он разглагольствовал об исландских социалистах в таком духе, что им следовало бы хорошенько вычистить свой порог, ведь они защищали общественную систему, заранее зная о ее непригодности, систему, которая не предлагала ничего другого, кроме диктатуры и угнетения там, где она продержалась дольше всего. Точно коммунисты не выплатили свой долг перед прошлым, ведь они прекрасно понимали, куда ведут народ, поэтому должны понести ответственность за ложь. Возможно, Рут показалась Сигурду Оли более удобной мишенью, чем другие. А может быть, у него просто закончилось терпение.
— Вы были вынуждены прервать обучение, — вклинилась в разговор Элинборг, чтобы сменить тему.
— В наших представлениях не было ничего постыдного, — продолжала Рут, впившись взглядом в Сигурда Оли. — И они не изменились. Социализм, в который мы верили и верим, — это та самая идеология, что позволила поставить на ноги рабочее движение, гарантировать подобающий уровень жизни, бесплатное медицинское обслуживание, если с вами или членами вашей семьи случится беда. Благодаря социалистическим идеям вы смогли получить образование, чтобы работать в полиции, пользоваться системой всеобщего страхования и социальных гарантий. Но все это даже не идет в сравнение с социалистическими принципами, по которым мы все — и вы, и я, и она — в той или иной степени живем, если упростить дело. Речь идет о социализме, который делает нас всех человечными. Так что, юноша, не стоит насмехаться надо мной!
— Вы так уверены, что всем этим мы и в самом деле обязаны социализму? — не сдавался Сигурд Оли. — Если не ошибаюсь, систему всеобщего страхования ввели консерваторы.
— Пустословие, — возразила Рут.
— А Советский Союз? — не унимался Сигурд Оли. — Как быть с тотальной ложью там?
Рут помолчала, а потом спросила:
— Почему вы решили отыграться на мне?
— Я вовсе не отыгрываюсь на вас, — отмахнулся Сигурд Оли.
— Иногда люди считают необходимым занять твердую позицию, — заговорила Рут. — Возможно, это было нужно только в те времена. Но вы не вправе судить. Потом наступает другая эпоха, меняется менталитет, меняются сами люди. Неизменного не существует. Я не понимаю вашу злость. Откуда она происходит?
Рут пристально посмотрела на Сигурда Оли и повторила:
— Откуда такая злость?
— Я не хотел ссориться, — ответил Сигурд Оли. — Это вовсе не входило в мои задачи.
— Скажите, вы не помните человека по имени Лотар, который тоже был в Лейпциге? — спросила Элинборг, чувствуя себя страшно неловко. Она надеялась, что Сигурд Оли извинится и уйдет в машину, но он, не дрогнув, продолжал сидеть рядом с ней на диване и глазеть на Рут. Тогда она добавила: — Его звали Лотар Вайзер.
— Лотар? — повторила Рут. — Да. Он еще говорил по-исландски.
— Точно! — обрадовалась Элинборг. — Вы помните его?
— Плохо, — ответила Рут. — Он иногда ужинал с нами в студенческом общежитии. Но я была с ним едва знакома. Я страшно тосковала по дому и… Условия оказались не очень хорошими, плохое жилье и… я… Все это было не для меня.
— Безусловно, после войны не приходилось рассчитывать на многое, — поддержала ее Элинборг.
— Просто ужасно, — добавила Рут. — Восстановление Западной Германии происходило в десять раз быстрее, к тому же им помогали другие западные державы. В Восточной Германии все шло очень медленно, если вообще шло.
— По нашим сведениям, Лотар преследовал цель привлечь студентов к сотрудничеству с органами, заставить молодых людей участвовать в доносительстве, — вмешался Сигурд Оли. — Вас это как-то коснулось?
— Мы находились под колпаком, — ответила Рут. — Нам это было известно и ни для кого не оставалось секретом. Немцы даже придумали специальный термин — «гражданская бдительность», эвфемизм для контроля над личностью. Люди должны были добровольно сообщать о случаях отклонения от социалистического мировоззрения. Мы, естественно, так не поступали. Никто из нас. Я никогда не замечала, чтобы Лотар как-то особенно пытался завербовать исландцев. Ко всем иностранным студентам были приставлены так называемые опекуны, к которым можно было обратиться за помощью и которые следили за нами. Лотар считался как раз таким «опекуном».
— Вы поддерживаете отношения с вашими бывшими товарищами по Лейпцигу? — поинтересовалась Элинборг.
— Нет, — ответила Рут. — У меня уже давно нет никаких известий от них. Мы потеряли связь, во всяком случае, я. После возвращения из Германии я вышла из партии. Точнее, не вышла, но просто мой энтузиазм несколько утих. Можно сказать, я ушла в тень.
— Мы составили список студентов, которые находились в Лейпциге одновременно с вами: Карл, Храбнхильд, Эмиль, Томас, Ханнес…
— Ханнеса выгнали из университета, — прервала Рут Сигурда Оли. — Если не ошибаюсь, он прекратил посещать лекции по политинформации, не ходил на демонстрации по случаю Дня независимости и в целом выпал из компании. Мы должны были участвовать во всех политических мероприятиях. К тому же летом требовалось работать на благо социализма в деревне и в угольных шахтах. По-моему, Ханнес был не согласен с тем, что видел и слышал. Ему хотелось поскорее закончить учебу, но не вышло. Вам, возможно, стоит поговорить с ним. Если он еще жив. Я этого не знаю.
