Елена Михалкова - Охота на крылатого льва
– Неужели?
– Ага, – подтвердил Бабкин. – Видишь ли, Леонардо, у нас есть один фильм.
– Фильм! – эхом откликнулся ошеломленный итальянец.
– «Место встречи изменить нельзя».
– Нельзя!
– Да, это название. В этом фильме есть сцена, где заложник идет по коридору. И вдруг видит на двери портрет своей возлюбленной. Он понимает, что его спасение – за этой дверью, и как только отключается свет, кидается туда. Понимаешь?
Леонардо по-птичьи округлил глаза.
– Правильно ли я понял, что вы хотите использовать эпизод из вашего фильма, чтобы заставить Викторию спрятаться в контейнере?
– Точно!
Переводчик уставился перед собой, нервно облизывая губы.
Зато Бенито было что сказать. Он вскочил и нервно прошелся вокруг стола, пылко жестикулируя:
– Слушайте вы, двое! Изображение на двери – это же чертовски зыбкое основание, чтобы за ней спрятаться!
– Нормальное! – заверил Илюшин. – Надо только правильно подобрать рисунок.
– А что, если она не поймет ваших намеков? – воскликнул парень.
– Исключено! В России каждый человек старше тридцати смотрел этот фильм.
– А если все-таки…
– Тогда пусть помирает! – рявкнул выведенный из терпения Бабкин. – Туда ей и дорога, если она не знает классику отечественного кинематографа!
– Э-э-э… – проблеял Леонардо. – Сергей, это тоже переводить? Про классику и кинематограф?
– Непременно, – ответил за него Илюшин. – Глядишь, в парне проснется тяга к образованию. Не ознакомился вовремя с Феллини – получи пулю в лоб.
– У вас весьма своеобразный юмор, Макар, – заметил Леонардо, бочком отодвигаясь от него. – К тому же мне непонятно, как вы собираетесь привлекать внимание заложницы. Ведь если рисунок на двери – кстати, когда вы успеете его нанести? – окажется слишком ярким, у синьора Раньери непременно возникнут подозрения!
– Значит, он должен быть таким, чтобы его заметила и поняла только Вика.
– И что же это может быть?!
Глава 18
Солнце нижним краем коснулось воды и распустилось в ней, как малиновое варенье в чае, окрасив розовым.
Вику вытащили из лодки, сдернули с головы мешок. В первую минуту она зажмурилась – слепящий диск простреливал зрачки злыми белыми стрелами.
Но когда она вновь открыла глаза, солнце больше не жгло их. Оно повисло над самым горизонтом, как огромное красное яблоко, готовое упасть в подставленную прохладную ладонь венецианской лагуны.
– А ну держись, красавица!
Вика вздрогнула и отшатнулась. Человек, обращавшийся к ней, говорил по-русски. Снова галлюцинации?!
Но последние три часа Вика провела в полном сознании. После укола, отключившего ее так же быстро, как и в первый раз, она пришла в себя в каком-то техническом строении. Над ней нависали провода, где-то шумели машины – невероятный звук для Венеции! – и после недолгих размышлений она пришла к выводу, что ее держат в подсобке на каком-то заводе.
Проверить эту догадку ей не удалось. Вика задремала от усталости и страха, а когда проснулась, ей милосердно дали напиться, отвели в туалет, а потом нахлобучили на голову мешок, связали и снова куда-то повезли.
«Только бы не топить, только бы не топить», – молилась она про себя, лежа на дне моторки и всем телом ощущая вибрацию. Вдруг вспомнилось, как Бенито заявил: «У вас буль-буль делает собака!»
Утопят ведь, как несчастную псину, со страхом подумала Вика. Камень на шею, ноги в цемент – и бултых.
Тут лодка ударилась о берег, и ее вытащили наружу.
Руки были связаны, шея затекла, но Вика все-таки ухитрилась изогнуться так, чтобы взглянуть на своего сопровождающего, поддержавшего ее за локоть, чтобы она не упала на песке. Русский? Здесь?!
Вика узнала его с первого взгляда. Это был человек с фотографии в кофейне Раньери. Лет на двадцать старше, но, без сомнения, это был он.
У него и в жизни оказались такие же синие глаза, как на снимке. Щеки запали, проступили на лбу морщины, похожие на волнистую линию гор, зато кожа на голове казалась туго натянутой на череп. Старик был тощ, но довольно крепок, судя по хватке на ее локте.
– Кто вы такой? – тихо спросила Вика. – Куда меня привезли? Казнить?
– Бог с тобой, милая, – изумился тот. – Ты ж не леди Винтер! Выдадут тебя твоему дружку, и пойдешь на все четыре стороны.
Ее охватила слабость.
– Какому еще дружку?
– Что?
Она шептала так тихо, что старик не расслышал и склонился к ней.
– Что за дружок?
Ответить голубоглазый проводник не успел: к ним подошел Франко.
– Шевелись! – он пихнул ее под колени. Вместо того чтобы идти, Вика чуть не упала.
– Эй, эй! – старик вскинул ладонь. – Полегче!
Он помог ей устоять на ногах и придержал, когда она неуверенно двинулась вперед. «Разыгрывают хорошего полицейского и плохого», – подумала Вика. Но все равно была благодарна своему провожатому.
В странном месте они высадились! Повсюду, куда хватало глаз, стояли красно-коричневые коробки, похожие на гаражи, только выше. Из-за них торчали журавлиные шеи кранов.
«Мы что, в порту?»
Ветер обдувал лицо. Прямо перед Викой открывался довольно широкий проход между коробками. В конце его, далеко-далеко, плескалось море. У берега покачивалась лодка, а возле нее стоял человек. Заходящее солнце било в глаза, и Вика не могла разглядеть, кто там.
– Это Бенито? – тихо спросила она старика. – Пожалуйста, не врите! Бенито?
– Он самый!
Старик выглядел довольным.
– Вымахал, красавчик! – сказал он, прищурившись. Вика с такого расстояния не могла разобрать даже, мужчина там или женщина, и решила, что друг Раньери издевается над ней.
Сзади негромко заговорили, и она обернулась. За ее спиной стояли только двое: лысый толстяк и сам Доменико Раньери, как всегда, опиравшийся на палку. Вика была уверена, что ее сопровождает целая толпа бандитов, и растерялась.
Что происходит?
– Выпускай, – негромко скомандовал Раньери.
Толстяк положил ладонь на кобуру за поясом.
Старик развязал ей руки, прикоснулся к плечу.
– Лодку видишь? Во-он там! – он показал на море в конце прохода.
– Вижу, – пересохшими губами подтвердила Вика.
– Иди к ней потихоньку.
– А Бенито?
– А Бенито дождется тебя и придет к нам, – пояснил старик. – Ничего тебе не грозит, не дрожи, как заяц.
– Вы его убьете, – утвердительно сказала она и обернулась к Раньери. Тот стоял с непроницаемым лицом. – Вы его убьете! – выкрикнула она по-итальянски.
Доменико ничего не ответил. Он смотрел на лысый затылок своего друга с трудноопределимым выражением. Вике даже показалось, что он забыл и про нее, и про опального сына.
– С ума сошла? – искренне, как ей показалось, удивился старик. – Отдаст парнишка кольцо – и свободен. Шагай, голубка, ничего не бойся.
Вика неуверенно сделала несколько шагов.
– И никуда не сворачивай! – пожелал вслед старик.
Что? Разве здесь можно куда-то свернуть?!
Она снова обернулась и по ухмылке на его загорелой физиономии поняла, что он шутит. Шутит! Сейчас, в такой момент? Как будто не понимает, что происходит!
«Ты сама-то понимаешь? – спросил внутренний голос. – Иди, только тихо».
Лодочка покачивается в конце ее пути, ждет, манит, как кровать уставшего путника. Пройти надо совсем немного!
Но с первого же шага Вика поняла, что это расстояние дастся ей нелегко. Слишком много времени она провела без движения. Ее шатало и качало, пару раз она чудом удержалась на ногах.
Хочется обернуться! И страшно!
Неужели Бенито сделал то, что обещал, и обменял ее жизнь на перстень дожа? Она хотела поверить в это – и боялась.
Как далеко идти!
Как близко спасение!
Что же произошло? Выходит, Раньери обманул? Бенито не предавал ее?
При этой мысли Вика не выдержала и оглянулась. Лиц она не разглядела, зато ясно увидела черный матовый ствол в руке Франко.
2– Серега, если объявится полиция, мы ничего не знали о перстне, ясно? Ты сам-то понимаешь, во что мы лезем?
– Тот же вопрос могу задать тебе, – проворчал Бабкин. – И еще один: на фига мы туда лезем?
– Второй – риторический?
– Как обычно.
Оба приглушенно рассмеялись.
Они лежали на остывающем к вечеру асфальте за старым, полуразобранным и проржавевшим погрузчиком, опрокинутом на бок. Бабкин приподнялся и выглянул из-за ковша.
– Что там?
– Высадились, – тихо ответил он.
– Сколько их?
– Трое. Подозрительно мало.
Илюшин покрутил головой, оценивая опасность с тыла. Береговая полоса с двумя кранами, причал… Пока никого не видно. Плохо, что, если начнут стрелять, спины у них не прикрыты.
– Не отвлекайся, – приказал Бабкин. Здесь он был главным, и Макар безоговорочно слушался его. – Надо было все-таки на крыши забраться!
– Пристрелили бы нас.
– Мы бы сами его пристрелили.
Они пробрались на склады Бари три часа назад. Час ушел на то, чтобы изрисовать двери, пока Бенито обходил дозором территорию, чтобы никто внезапно не подкрался к ним, пока они заняты настенной живописью. Леонардо, рвавшегося в бой, оставили в городе под присмотром Рвтисавари. Маленький переводчик проявил поразительную воинственность: размахивал кулаками, ругался, клялся, что будет полезен, и грозил сначала врагам Макара и Бабкина, а потом самим Макару и Бабкину – когда стало ясно, что его с собой точно не возьмут.
