Ю Несбё - Полет летучей мыши
– Гляди, – сказал Тедди. – Не так важно, что это новый номер. У нас, знаешь ли, его исполнит десяток девиц, только кому они нужны? Здесь все иначе: невинность и сопереживание.
Но по опыту Тедди знал, что такая волна популярности быстро проходит. Во-первых, публика постоянно требует чего-то нового. А во-вторых, в этой отрасли существует ужасная тенденция – пожирать собственных детей.
– Для хорошего стриптиза, знаешь ли, нужен задор, – Тедди старался перекричать грохот диско. – Четыре представления в день – это, знаешь ли, нелегко, и мало кто из девочек может сохранить свой задор. Устают, забывают о публике. Как часто я это видел. Не важно, насколько они популярны, умелый глаз различает, когда звезда начинает гаснуть.
– Каким образом?
– Ну, им ведь приходится танцевать. Знаешь ли, слушать музыку, вживаться в нее. Когда они начинают чуть-чуть опережать ритм, это вовсе не от избытка чувства, как думают многие. Наоборот, это значит, что они устали, выдохлись. К тому же они непроизвольно не завершают движений и портят все впечатление. Знаешь ли, когда анекдот с бородой, его рассказывают без тех подробностей, в которых самая соль. Здесь то же самое, и тут ничего не поделаешь. Язык жестов не подделаешь, а он очень влияет на публику. Девушка сама это чувствует и, чтобы расслабиться и держаться бодрее, немного выпивает перед выходом. А бывает, и не немного. И тогда… – Тедди зажал пальцем одну ноздрю и втянул воздух другой.
Харри кивнул. Все это было знакомо.
– Она решает, что порошок с успехом заменит ей спиртное. К тому же, говорят, от него худеют. Изо дня в день доза увеличивается. Поначалу она принимает наркотики, чтобы полностью выложиться, потом просто не может без них обойтись. И вскоре ощущает последствия. Она уже не в состоянии сосредоточиться и начинает ненавидеть орущую пьяную публику. В один прекрасный вечер она попросту убегает со сцены. В слезах и гневе. Ссорится с менеджером, берет недельный отпуск, потом возвращается. Но она уже не чувствует настроение, работает нечетко, сбивается с ритма. Публика редеет, и девушке приходится идти на улицу, на совсем другую работу.
Да, Тедди знал, что впереди их ждут проблемы, но это впереди. А пока корову нужно доить. Сейчас эта корова стояла на сцене. И судя по ее виду, большим телячьим глазам и пышному вымени, она была счастливой коровой.
– Не поверишь, кто пришел оценить наше молодое дарование, – Тедди ухмыльнулся и протер лацкан пиджака. – Кое-кто, так сказать, из твоих коллег.
– Немного стриптиза никому не повредит.
– Не повредит, – медленно повторил Тедди. – Но… Если раны не бередить, они и не зудят.
– Что ты хочешь сказать?
– Так, ничего, – ответил Тедди. – Ладно, сменим тему. Почему ты вернулся, констебль?
– Меня интересуют две вещи. Та девушка, которую нашли в Сентенниал-парке, была не такой уж невинной, какой казалась. Анализ крови показал большое количество амфетамина в крови. Провели кое-какое расследование, и следы привели нас сюда. И в частности, мы выяснили, что в тот вечер, перед тем как пропасть, она выступала здесь.
– Да, Барбара… Печальная история… – Тедди попытался сделать грустное лицо. – Стриптизерша не очень талантливая, но классная девчонка. Что вы выяснили?
– Мы надеялись, ты нам поможешь, Монгаби.
Тедди нервно пригладил черные волосы.
– Прошу прощения, констебль. Она была не из моих девочек. Спросите лучше у Сэмми, он, наверно, сегодня здесь появится.
На мгновение огромный, затянутый в атлас бюст заслонил Харри сцену. Затем его сменил бокал с разноцветным коктейлем.
– А вторая вещь, констебль? Их, кажется, было две?
– Ах да. Это личный вопрос, Монгаби. Ты раньше видел здесь моего приятеля? – Харри указал на стойку бара. Стоявший перед ней чернокожий парень в смокинге помахал им рукой.
Тедди покачал головой.
– Уверен, Монгаби? Он очень известен. Возможно, скоро станет чемпионом Австралии по боксу.
Пауза. Глаза у Тедди забегали.
– Что ты хочешь…
– В своем весе, разумеется. – Среди коктейльных зонтиков и ломтиков лимона Харри отыскал трубочку и потянул напиток.
Тедди кисло улыбнулся:
– Констебль, я, может, неправ, но, кажется, мы только что говорили по-дружески.
– Ясное дело, – улыбнулся Харри. – Но потехе время, а делу час.
– Послушай меня, констебль Хоули. Ты зря думаешь, будто я был рад тому, что произошло в прошлый раз. Мне правда жаль. Хотя, знаешь ли, ты тоже виноват. Когда ты сегодня пришел, я подумал, что было, то было. Знаешь, можно обо всем договориться. Мы же с тобой, констебль, понимаем друг друга.
На секунду повисло молчание. Внезапно музыка стихла. Тедди задержал дыхание. Харри с громким хлюпаньем втянул последние капли коктейля.
Тедди сглотнул.
– К примеру, я знаю, что у Мелиссы нет особых планов на вечер, – он умоляюще посмотрел на Харри.
– Благодарю, Монгаби, звучит неплохо, но времени у меня маловато. Сделаю что хотел и пойду.
Он достал из-за пазухи черную полицейскую дубинку.
– Так много дел, что даже не знаю, успею ли избить тебя до полусмерти, – посетовал Харри.
– Какого чер…
Харри встал.
– Надеюсь, сегодня дежурят Джеф с Иваном. Мой приятель хотел с ними познакомиться. Знаешь ли.
Тедди попытался встать со стула.
– Закрой глаза, – сказал Харри и ударил.
– Да?
– Алло, Эванс?
– Возможно. А кто говорит?
– Привет. Это Биргитта. Подружка Ингер из Швеции, помнишь? Ты видел меня пару раз в «Олбери». У меня длинные, светлые, слегка рыжеватые волосы. Припоминаешь?
– Помню, конечно. Так ты Биргитта? Как дела? Откуда у тебя мой телефон?
– По-разному. You know[93]. Жалко Ингер, и все такое. Но ты и так знаешь, не буду тебя расстраивать. Твой номер мне дала Ингер на случай, если надо будет позвонить ей в Нимбин.
– Понятно.
– Да, я тут узнала, что у тебя есть то, что мне нужно, Эванс.
– Например, что?
– Ну то самое…
– Понял. Не хочу тебя расстраивать, но боюсь, ты не по адресу. Послушай… э, Биргитта…
– Нет, ты не понял. Мне нужно с тобой увидеться.
– Спокойно. Полно людей, которые достанут то, что ты хочешь. Есть даже «горячая линия» – можешь позвонить. Только лишнего не говори. Извини, если разочаровал.
– То, что мне нужно, – на букву «м», а не на «г». А это есть только у тебя.
– Чушь.
– Да знаю, кое-кто тоже продает, но им я не доверяю. Мне нужно много. И я хорошо заплачу.
– Биргитта, мне некогда. Пожалуйста, не звони мне больше.
– Погоди! Я могу… я кое-что знаю. Знаю, что тебе нравится.
– Нравится?
– От чего ты… тащишься.
– Погоди.
…
– Извини, пришлось кое-кого выставить из комнаты. Здесь настоящий дурдом. Ну? И что же мне, по-твоему, нравится?
– Разговор не телефонный, но… Но у меня светлые волосы и… и мне это тоже нравится.
– Ну и ну! Все-то ты знаешь. Я думал, Ингер никому об этом не рассказывала.
– Когда мы встретимся, Эванс? Ну же?
– Послезавтра я лечу в Сидней, но могу прилететь пораньше…
– Да!
– Хм.
– Когда мы…
– Тише, Биргитта, я думаю.
…
– Ладно, Биргитта, слушай внимательно. Завтра в восемь вечера пойдешь по Дарлингхерст-роуд. Остановись по левую сторону, у бара «Голодный Джон». Увидишь черный «хольден» с затемненными стеклами. Если до полдевятого его там не будет, уходи. И позаботься о том, чтобы я видел твои волосы.
– В последний раз? Ну, как-то ночью Кристина мне неожиданно позвонила. Кажется, она была пьяной. За что-то ругала – не помню. Наверное, за то, что я разрушил ее жизнь. Ей частенько казалось, будто окружающие постоянно разрушают то, что ей удается создать.
– Знаешь, так бывает у девочек, которые росли одни, играя в куклы, – заметила Биргитта.
– Может быть. Но опять же, я не помню. Да я и сам, наверно, был не очень трезвый.
Харри приподнялся на локте и посмотрел на море. Волны вздымались, белая пена на мгновение повисала в воздухе и, сверкая на солнце битым стеклом, опадала на скалы близ Бонди-Бич.
– А потом я ее один раз видел. Она зашла навестить меня в больнице, тогда, после аварии. Когда я открыл глаза и увидел ее рядом с кроватью, бледную, почти прозрачную, то сначала подумал, что сплю. Она была такая красивая, как в первый день нашего знакомства.
Биргитта толкнула его в бок.
– Я что-то не то сказал? – спросил Харри.
– Нет-нет, продолжай, – хихикнула она и перевернулась на живот.
– Да что же это такое? Вообще-то, когда я рассказываю о своих прежних пассиях, тебе бы следовало хоть чуточку ревновать, а? А тебе, я смотрю, нравятся рассказы о моем бурном прошлом. Еще детали тебе подавай!
Биргитта посмотрела на него поверх солнечных очков.
