Николай Зорин - Сестра моя – смерть
– Да, действительно странно, – пробормотала я подавленно.
Странно было совсем не это. Мы вышли на улицу Мира – улицу я не узнала, чужая, незнакомая была улица, не моя родная Мира, опять не моя. Город не мой, чужой город. Ничего не изменилось! Ничего не изменилось, реальность не вернулась ко мне. Мир продолжает пребывать в сумасшествии, я никогда не найду дорогу домой. И телефон тети Саши молчит. Да он потому и молчит! Из этого чужого, больного мира нельзя дозвониться.
– Вам плохо? – Каролина с участливым беспокойством всматривалась в мое лицо. Кто она, эта Каролина? Призрак другого мира или все-таки я – чей-то призрак? Я не знаю, что со мной произошло. Меня увезли, затолкнули в машину и увезли – куда меня увезли? Есть я или нет? – Послушайте, Алена, я вижу, вам совсем плохо, давайте вернемся.
Вернемся! Ей легко говорить! Она-то в этом мире чувствует себя прекрасно, Каролина – старожил этого мира, вернуться куда угодно ей ничего не стоит, а как вернуться мне?
– Господи! Да вы сейчас сознание потеряете! Что я тогда буду делать? Я не Любен, мне вас не донести.
Чужие фонари так ярко горят, освещая чужую улицу, выставляя напоказ погрешности моего сознания. Сознание мое давно дает сбои, чего она так волнуется?
– Точно сейчас упадет в обморок! – Каролина крепко обхватила меня двумя руками, оберегая от падения. Наивная девочка! Обморок морочит меня давно, удержать меня уже никому не удастся.
– Пустите! – Я попыталась освободиться, но она не отпускала, совсем как тогда, в прихожей ее призрачной квартиры. Вернее, призрачной квартиры ее призрачного брата Любена. – Да пустите же! Не бойтесь, сознания я не потеряю, терять больше нечего!
– Вам надо к врачу.
– Мне надо домой, только это, как выяснилось, совершенно невозможно.
– Почему невозможно? – Она так по-детски доверчиво это спросила, что мне даже жалко ее стало. И в то же время я ей позавидовала: с ней-то уж точно никогда ничего подобного не произойдет.
– Да потому что город этот – не мой город.
– Не ваш? Вы разве не здесь, не в Северске, живете?
– В Северске? При чем здесь Северск?
– Как при чем? – Каролина совсем растерялась. – Это Северск. Наш город – Северск.
– Северск?
Я еще не до конца осознала то, что услышала, но блаженство накрыло меня как теплое, мягчайшее пуховое одеяло – можно кутаться, кутаться, отогревать замерзшую насмерть душу. Я еще не до конца осознала, но страстно, до сладкой боли, полюбила эту почти незнакомую девушку Каролину. Мне плакать хотелось и ее целовать – зацеловать до полусмерти. И этот чужой город Северск я полюбила, и улицу Мира – побратим моей улицы Мира, и брата Каролины, Любена, полюбила и за что-то, не до конца осознанное, почувствовала к нему благодарность, великую благодарность, такую, что захотелось немедленно сделать что-то для него очень важное и делать потом это важное всю оставшуюся жизнь – религиозные люди в таких случая поминают человека в своих молитвах и ставят свечки в церкви за его здоровье. Я еще не до конца осознала, но поняла, что все плохое кончилось, впереди теперь только хорошее – счастье, счастье без границ, молодость и красота на всю оставшуюся жизнь, любовь, которой ни у кого никогда не было, семья и дети, много, целая куча детей, умных, красивых, любимых. Не знаю, почему я об этом подумала, не могу объяснить, не было никакой связи с тем, что я наконец осознала: этот город не мой город, потому что он Северск. Меня завезли в этот самый Северск, только и всего. А Любен подобрал, а Каролина… И впереди – безграничное счастье.
– Пойдемте домой, Каролиночка, – я сама взяла ее под руку, хотя вообще-то не люблю так ходить, – вы приготовили замечательный ужин. – Я ей улыбнулась, я засмеялась, я хохотала, как сумасшедшая, всю дорогу. Как это просто: Северск.
* * *Если я когда-нибудь снова состарюсь, умереть в одиночестве мне не даст Каролина. Стоит только протянуть руку к трубке (прикроватная тумбочка, а на ней телефон), набрать ее номер, и она сразу приедет. И спасет: сменит нечистое белье, уберет в комнате, ослабит хватку глухого ворота фланелевой рубахи – и одиночество отступит, спасует, убежит, поджав хвост. Прирожденная сестра милосердия, моя девочка Каролина. Она-то никогда не состарится.
Я ни разу в жизни не встречала такой по-детски прекрасно наивной, такой открытой души и такого стремления помочь во что бы то ни стало. Я ей все рассказала – полгода своих мытарств и несчастий, включая последние события. Как она слушала мой рассказ, как трогательно ужасалась, как сопереживала, как смешно возмущалась поступкам Валерия! Но что странно: мне Каролина очень сочувствовала, просто душой изболелась, но Любе она сочувствовала больше, тут ее просто проняло до слез.
– Бедная, бедная, как она мучилась! – всхлипывая, приговаривала она. – Зря ты на нее напустилась. – Мы перешли с Каролиной на «ты» еще во время ужина.
– Да понимаешь, я была ужасно напугана, я совершено не понимала, кто она такая и что делает в моей квартире. А тут еще этот паспорт.
– Понимаю, конечно, понимаю. Ты не виновата. И все же не стоило… Теперь уже ничего не исправишь.
Мне стало обидно, что она так убивается по Любе, я ведь не Каролина, я обычный человек, и значит, эгоистка. Мне хотелось единоличного сострадания, любви и сочувствия, тем более что эта девушка мне очень, очень нравилась. Я нуждалась в близком человеке. Раньше у меня было много друзей, но во-первых, я их давно растеряла, а во-вторых, это были друзья вообще, скорее знакомые – одноклассники, однокурсники – люди для совместных развлечений и праздников, но совершенно не для души.
– Что же мне теперь делать? – потянула я одеяло на себя, но Каролина снова вернулась к Любе:
– Навещай ее мать, представляю, как ей невыносимо. Помогай ей, вместе ходите на кладбище. Может быть, ты ей отчасти заменишь погибшую дочь. Но главное, нужно узнать, что же все-таки случилось с Любой, почему она так поступила. Господи, как мне ее жалко! И маму ее жалко. Не оставляй ее, ладно?
– Не оставлю, – пообещала я вполне искренне: я и сама, когда все закончится, думала съездить на Февральскую, а может, и к Любе заглянуть, принести ей цветы, посидеть на могиле, попросить прощения.
А потом мой рассказ дошел до самых последних событий – убийство Валерия, Маша, мое похищение, ужас неузнавания города, в котором я прожила всю жизнь, – и Каролина, наконец, отвлеклась от Любы.
– И вот я никак не могу ни до кого дозвониться, – заключила я, – а главное, до тети Саши. Боюсь, с ней тоже что-нибудь случилось.
– Не знаю. – Каролина грустно покачала головой – я ее совсем расстроила. – Завтра с самого утра мы поедем в больницу к Любену, я уверена, он обязательно что-нибудь придумает.
– Да что тут можно придумать?
– Ты просто не знаешь нашего Любчу! – Каролина вытерла слезы ладонью, по-детски шмыгнула носом и легко рассмеялась. – Он что-нибудь да придумает.
– Нет, – покачала я головой, – мне нужно ехать домой, и чем скорее, тем лучше. Маша…
– Если с ней что-то плохое произошло, ты ей все равно уже не поможешь. А ехать вот так тебе просто нельзя. Неужели ты не понимаешь, что тебя могут убить, ну и… да что угодно может произойти! Тебе помощь нужна, тебе защита нужна. И одной тебе больше быть нельзя.
– А я больше не одна, ты ведь мне не позволишь уйти в одиночество, да, Каролинка? – шутя спросила я, но я нисколько не шутила, я действительно очень хотела этого.
– Конечно! – совершенно серьезно заверила она меня. – Конечно не позволю. – Милая, наивная девочка!
– Знаешь, я так устала! – пожаловалась я – мне ужасно хотелось ей жаловаться, жаловаться, жаловаться, плакать на ее плече, и чтобы она меня утешала – никогда и никто меня не утешал и не жалел, разве что мама, да и то не так, совсем не так, не страдая изо всех сил душой, а так, будто я сильно ударила коленку.
– Я знаю. – Она погладила меня по голове – удивительно ласково, удивительно нежно. – Это пройдет. Все будет хорошо, все будет просто замечательно.
Да, я знаю: возрождение молодости, любовь, семья и много детишек – я сегодня все это уже увидела. А теперь вот еще и Каролина прибавилась.
– Пойдем-ка спать, ты ужасно измучилась, а уже очень поздно, глубокая ночь.
– Пойдем, – с удовольствием согласилась я – мне была так приятна ее забота.
– Ты ляжешь на кровать, а себе я постелю на диване. Надеюсь, у Любчи найдется запасной комплект белья.
– А тебя дома не потеряют? – вдруг озаботилась я.
– Нет, родители уехали в отпуск, вернутся только через десять дней. Это хорошо, а то бы мама с ума сошла из-за Любена, а папа с ума сошел бы из-за нее.
Вот-вот, именно такая семья у меня будет. Мы все по цепочке сойдем с ума, даже если кто-то из нас всего лишь ударит коленку.
У Любена оказался не один запасной комплект, а целая стопка – аккуратно сложенная стопка чистого, отглаженного белья – удивительная хозяйственность для одинокого мужчины. Каролина постелила себе на диване, воровато оглянулась на меня, отчего-то смутилась, извинилась и выключила свет – наверное, стеснялась при мне раздеваться, смешная девочка. А она, как выяснилось, на три года старше меня, никогда бы не подумала, на вид Каролине не дашь и восемнадцати.
