Сэйси Ёкомидзо - Бал-маскарад
— Ну и что дальше?
— У нас был всего один час, с половины девятого до половины десятого. Я решила сделать то, что задумала, за этот час, и психологически готовила себя к этому. В тот момент я действительно была плохой женщиной. «Тэцуо, запомни это, Тэцуо, так тебе и надо!» — кричала моя душа.
— Похоже, вы очень любите своего мужа.
Хироко зашмыгала носом.
— Да, сэнсей! Около семи часов пришла Рики-тян, домработница в доме Фуэкодзи, и они вместе с нашей Эйко-тян отправились на танцы О-Бон. Место, где проходили танцы, находится недалеко от нашего дома, поэтому музыка хорошо слышна. Это очень удобно: я знала, пока не кончится музыка, наши девочки оттуда не уйдут.
— Но позвольте! Разве, когда отключили электричество, музыку все равно было слышно?
— Конечно! — Хироко слегка улыбнулась. — Я потом спросила об этом у Эйко-тян, и она рассказала, что среди организаторов танцев был сын владельца магазина электротоваров, который принес специальные аккумуляторы. Звук был лишь немного тише, чем обычно. Думаю, что Хибия-сан об этом знает.
— Я действительно с удивлением в полной темноте услышал звуки музыки и позже увидел аккумуляторы. В парке в трех металлических мусорных ящиках разожгли огонь, при его свете все танцевали. Это было, конечно, опасно, но пожарные были наготове и сами по очереди танцевали и веселились, — с некоторой долей зависти рассказал Хибия.
— Действительно, все было великолепно устроено.
— Что ни говори, такое бывает один раз в год. К тому же хозяин магазина электротоваров сам любит этот праздник и активно в нем участвует. Уходя, я только строго предупредил, чтобы были осторожны с огнем, — заключил помощник инспектора.
— Интересно, слышны ли звуки музыки в районе Асамаин?
Все удивленно посмотрели на Киндаити. Помощник инспектора ответил:
— Наверное, ведь Асамаин находится на возвышенности. Но мы уточним это у местных жителей. Это в связи с чем?.. — спросил Хибия охрипшим голосом, как будто у него что-то застряло в горле.
— Да, сделайте это обязательно. Итак, Хироко-сан, продолжайте, пожалуйста.
Хироко немного заколебалась, но затем взяла себя в руки.
— Я вам рассказала все, что произошло до того, как Эйко-тян ушла вместе с Рики-тян. Вскоре после этого стала слышна музыка. Я села за пианино и стала играть. Цумура-сан должен был прийти не раньше половины девятого, а я как-то не могла успокоиться… Затем около половины восьмого отключили свет, но почти сразу же снова включили.
— Да-да. Как раз в это время хозяин магазина электротоваров позвонил в компанию и уточнил, как долго будет отключено электричество.
— И во сколько заработали динамики от аккумуляторов?
— Электричество было отключено в восемь часов три минуты, значит, они заработали примерно в восемь пятнадцать. В половине девятого я пришел туда проверить, все ли в порядке.
— Да, все так и было. Когда отключили свет в первый раз, я поставила на пианино две свечи. Затем отключили свет уже надолго. Я стала беспокоиться, так как боялась, что танцы О-Бон отменят. Да и не знала, состоится ли концерт. От нечего делать, в полной темноте, я вновь села за пианино, и вскоре пришел Цумура-сан.
— У него был карманный фонарик?
— Да, он сказал, что купил его на Старой дороге. Вчера говорили, что он якобы был одет как гангстер, но я этого не заметила.
— На нем были большие темные очки?
— Нет, ничего подобного на нем не было.
Видимо, Цумура стало неловко, и он по дороге их снял.
— Ну и что вы делали дальше?
— Да ничего не делали. Если бы был свет, то другое дело. Освещение состояло всего из двух свечей, и все выглядело как-то неестественно.
— Но он не пытался вас обнять и поцеловать? Ведь отсутствие электричества располагает к любовным схваткам.
— Нет, мы оба были как-то напряжены. Мы ведь впервые были совсем одни… Он сказал, что я хорошо играю на пианино, а мне стало неудобно от такой похвалы, я попросила его сыграть что-нибудь. Он стал играть «Лунную сонату». Цумура-сан очень любит Бетховена. Во время игры он, казалось, был опьянен атмосферой вечера: ни одного огонька вокруг, только свечи на пианино и музыка…
— Сколько времени требуется для исполнения «Лунной сонаты»?
— Примерно двадцать минут. Он исполнил все три части. После этого по моей просьбе он сыграл три ноктюрна Шопена. Как раз в это время поднялся сильный ветер. В заключение он сыграл мне «Элегию любви» Листа. Все это заняло около часа.
Рассказывая, Хироко улыбалась, а в глазах появились слезы.
— Значит, у вас даже не было времени поговорить?
— Нет, в перерыве между произведениями мы, конечно, разговаривали, но только о музыке. В половине десятого я напомнила, что вот-вот должна вернуться домработница, на что он ответил, что сейчас уходит.
— Половина десятого? Вы не могли ошибиться? — подчеркнуто строго спросил Хибия, но подозрение исчезло из его голоса.
— Нет, не могла. Он сам спросил, сколько времени, и я посмотрела на часы. Если точно, было девять часов тридцать пять минут. После этого я ему и сказала, что вот-вот придет домработница. Жаль, что так получилось: он пришел по моему приглашению, а я его даже ничем не угостила. Я приготовила для него виски, которое пьет муж, и легкую закуску, но забыла ему предложить.
— Значит, получилась, что Цумура целый час играл на пианино и так и ушел, ничего не выпив и не поев?
— Да. При этом он еще и благодарил меня. Сказал, что сегодня он играл с особенным настроением. Я пригласила его прийти в следующий раз, когда будет дома муж. На это он сделал мне комплимент: он сказал, что мой муж счастливый человек, потому что у него такая хорошая жена.
— Одним словом, произошло следующее. Из-за того, что в темноте вы почувствовали себя неловко, Цумура начал играть на пианино, и вскоре от музыки вы оба как бы опьянели. Я правильно вас понял?
— Киндаити-сэнсей, большое вам спасибо. Вы все правильно поняли.
— Цумура-сан не упоминал, хотя бы вскользь, что его кто-то ждет в его бунгало в Асамаин? — спросил Хибия.
— Нет. Напротив, когда я вышла проводить его на крыльцо, я сказала, что ему, наверно, будет грустно одному, когда он вернется домой, на что он ответил, что привык к одиночеству.
— Этот последний разговор состоялся после того, как вы посмотрели на часы? Когда вы вышли на крыльцо, то уже, наверно, было минут сорок десятого?
— Да. Но это не все. Дело в том, что Цумура-сан очень рассеянный человек и все время что-нибудь забывает. Вот и на этот раз, когда после его ухода я вернулась в комнату, то увидела, что он забыл на пианино папку для нот. Я побежала за ним. Добежав до поворота в сторону Асамаин, я увидела идущего впереди человека и негромко окликнула: «Цумура-сэнсей!..» Этот человек резко обернулся и побежал в сторону отеля «Такахара». Хотя было темно, хоть глаз выколи, но откуда-то все же пробивался слабый свет. Тогда я не могла определить, кто бы это мог быть, но сейчас мне кажется, что это был мой отец.
Хироко вытерла слезы и шмыгнула носом. После недолгого молчания Киндаити спросил:
— Как вы думаете, ваш отец догадался, кто был у вас в гостях?
— Я не знаю, в какой момент отец подошел к дому, но у него тонкий слух. Поэтому, я думаю, он сразу определил, что это не я играю на пианино, а профессиональный музыкант. К тому же дом у нас небольшой, и голоса тоже можно расслышать. Но я думаю, что впотьмах наш разговор звучал довольно странно.
— Что вы имеете в виду?
— Мы ни о чем серьезном не говорили, только о Листе или Шопене. Но могло сложиться впечатление, что мы говорим об этом из опасения, что нас могут подслушать. Ничего удивительного, что отец был расстроен и взволнован.
— В самом деле, какое непочтение к своему родителю! Значит, ваш отец положил зажигалку на видное место, чтобы вы поняли, что он все знает, и задумались над своим поведением. И, конечно, он затем стал следить за Цумура.
— Да, я тоже так думаю.
— Вы вскоре догнали Цумура?
— Да, когда он уже повернул в сторону Асамаин. Он извинился за свою оплошность. Я некоторое время наблюдала за его удаляющейся фигурой, и мне не показалось, что он торопится. В одной руке у него был атташе-кейс, и он медленно, наклонившись вперед, поднимался по склону. И еще мне почудилось… У меня еще раньше сложилось впечатление, что Цумура-сан что-то гнетет, будто он ощущает на себе груз какой-то вины.
— Вины?.. — с удивлением переспросил Киндаити. — Какой? Перед кем?
— Сначала я подумала, что его мучают угрызения совести из-за встречи со мной, но сейчас мне кажется, что дело не только в этом. Какое-то тяжелое чувство не оставляет его ни на минуту, беспокоит…
Киндаити и Хибия переглянулись. Не может ли быть, что он опрометчиво выдал какую-то тайну Тиёко, из-за чего погиб Ясухиса Фуэкодзи, и теперь мучается чувством вины? А когда он встретился с человеком, имеющим к ней отношение, это бремя стало еще тяжелее?