Эверт Лундстрём - Операция «Отче наш»
– Отпусти!..– Я уперся кулаками в грудь Мартина и оттолкнул его к переборке над трапом.
Не давая ему опомниться, я захватил его пояс. В ответ он уперся мне коленом в пах, после чего мы вместе покатились вниз по трапу и, продолжая яростно бороться, грохнулись на настил. Мартин очутился сверху и отжал ладонью назад мою голову, так что мне врезался в шею острый край барабана шкотового «велосипеда». Продолжая нажимать, он не позволял мне вырваться.
– Ты спятил, Морган… – выдохнул Мартин мне в лицо.
Я не мог пошевельнуться, эта железка была подобна лезвию секатора.
– Кроме тебя, некому… – выдавил я, преодолевая боль.
– Послушай, Морган… ты ошибаешься, черт дери… ошибаешься… понял?..
– Ты сломаешь… мне шею… Отпусти!..
– Отпущу, только угомонись… мы же друзья, черт возьми…
Он убрал руку с моего лица, и я сел. Мартин стоял мередо мной на коленях. Тяжело дыша, мы смотрели друг на друга в полумраке. Я растер шею. Долго царило молчание.
– Сигарету? – заговорил наконец Мартин, и я различил протянутую мне пачку.
Я выудил сплющенную сигарету. Пламя спички на несколько секунд ослепило меня. Мы курили в полном безмолвии.
– Что это на тебя накатило, Морган? – произнес Мартин, дружески положив мне руку на плечо.
– Ты в самом деле… – Я не договорил.
– Честное слово, Морган!
Мой старый приятель Мартин никогда не злоупотреблял «честным словом».
– Черт, ничего не понимаю…
Подперев ладонями голову, я уставился на настил. В жизни не чувствовал себя так отвратительно. Идиотское ощущение. Я готов был провалиться от стыда. Так поступить со своим товарищем…
– Мартин, я…
– Лучше расскажи, что произошло, Морган. Это правда – то, что ты говорил насчет «Конни»?
Я поспешил облегчить душу. Ничего не утаил. Рассказал про свой долг компании «Дакрон». Про Учтивого господина, про угрозы, избиение, про мой нож, про специальную зажигалку Георга, поврежденный сплесень – все, все. Мартин слушал молча. В темноте я не мог рассмотреть выражение его лица, но он забыл про сигарету, вспомнил только, когда она обожгла ему пальцы.
– Но Георг в самом деле сказал в тот вечер, что пойдет в мастерскую заваривать тросы, – возразил Мартин.
– Значит, ты встретил его?
– Конечно, встретил. Иначе не стал бы утверждать это.
Теперь я верил Мартину. Но что же все-таки произошло тогда? Может быть, Георг направлялся в контору, но, увидев, что в мастерской пожар, бросился туда. Не успев даже взять свою самоделку. Вполне вероятно.
– Последняя гонка… – задумчиво произнес Мартин. Я кивнул. Еще одна гонка, и все напасти останутся позади.
– Прости меня, Мартин.
– О'кей, Морган.
Неловкая пауза. Которую мы заполнили еще двумя мятыми сигаретами.
Легкий стук о правый борт «Леди» заставил нас вздрогнуть. Столкновение? Мы притаились, напрягая слух. Вместе, как по сигналу, потушили сигареты. Опять слабый шум. Чья-то лодка швартуется к борту «Викинг Леди»? Деревянный стук, как если бы кто-то осторожно положил весла на банку. Протяжное шуршание. Шаги у нас над головой. Мягкие шаги – обувь на резиновой подошве.
Мы молча отползли поглубже в темное чрево «Леди».
Быстрые шаги по ватервейсу… Затем вся яхта вздрогнула, когда ночной гость прыгнул вниз в кокпит. И тишина. Прерывистое, напряженное дыхание Мартина. В просвет над трапом было видно ночное небо. Незримая луна тускло освещала бахрому рваных туч, медленно плывущих над квадратом кокпита.
На секунду небо заслонил черный силуэт. Кто-то спускался по трапу, держа в руке брезентовый мешок. Я прижался к переборке рядом с сеткой, в которой лежал средний спинакер. Силуэт растворился в темноте под палубой. Глухо звякнул металл, когда брезентовый мешок лег на настил. Я поспешил воспользоваться случаем сделать глубокий вдох. Мое плечо ощущало напряженные мускулы Мартина.
Ночной гость порылся в мешке, несколько секунд все было тихо, потом вдруг послышался щелчок, и узкий луч осветил «велосипед» у левого борта. Скользнул на цепь и остановился. Показалась рука с ножовкой. Взявшись другой рукой за цепь, неизвестный приготовился пилить ее.
Дальше Мартин не мог сдерживаться. Одним прыжком он набросился на неизвестного и опрокинул на настил. Секундой позже подоспел и я. Подхватив упавший фонарик, направил его на черную фигуру, которая отчаянно извивалась, прижатая коленом Мартина. Мона Лиза!..
На нас смотрели глаза Моны Лизы. В свете фонарика лицо его казалось еще бледнее и изможденнее. Взгляд выражал предельный ужас.
От удивления Мартин выпустил свою жертву. Мона Лиза откатился в сторону и привстал на колени. Однако Мартин тут же вновь поймал его, бросил вниз, словно тряпичную куклу, схватил одной рукой за взлохмаченные волосы и принялся яростно бить головой о доски настила. Испугавшись за жизнь Моны Лизы, я протиснулся между ними, обхватил Мартина вокруг пояса и оттащил в сторону.
Мона Лиза неподвижно лежал между нами, хныча точно ребенок.
В слабом свете фонарика мы с Мартином уставились друг на друга. Оба были потрясены. Обоим было ясно, что задумал Мона Лиза. Он приготовился надпилить цепь «велосипеда» Яна Таннберга так, чтобы она лопнула при серьезной нагрузке.
Мона Лиза перевернулся на живот и уткнулся носом в настил. Его била доожь, но было похоже, что он начал успокаиваться. Я наклонился, взял его за плечи и развернул. Он почти ничего не весил. Мона Лиза попытался спрятать лицо, но я заставил его смотреть нам в глаза.
– Объяснись!..– потребовал я, сдерживая ярость. Мона Лиза молчал. В жизни я не видел такого несчастного, жалкого лица.
– Говори… – сказал я. – Отвечай!
Мона Лиза продолжал молчать, стиснув зубы так, что казалось – их уже ничем не разомкнуть.
– Скажи что-нибудь… проклятая свинья!..– закричал Мартин.
Он хотел было снова схватить Мону Лизу за волосы, но я оттеснил его. Таким способом мы ничего не добьемся. И без того Мона Лиза слишком напуган.
– Мона Лиза… – заговорил я возможно мягче, словно обращался к несчастному ребенку. – Мона Лиза… мы ведь друзья… Мы ведь товарищи, Мона Лиза…
Внезапно он разрыдался, точно давая в слезах выход накопившемуся в душе страху, боли и напряжению.
Мартин хотел что-то сказать, но я остановил его. Сидя на корточках по бокам Моны Лизы, мы ждали, когда он выплачется. Наконец рыдания кончились, перейдя в неровные всхлипывания.
– Дай ему сигарету, – попросил я Мартина. Мартин достал свою мятую пачку «Честерфилд».
Дрожащими руками Мона Лиза взял сигарету; я дал ему прикурить.
– Спасибо… – произнес он еле слышно. – Спасибо вам…
– Зачем ты сделал это, Мона Лиза? – спросил я, с трудом держа себя в руках.
Меня распирала ярость, хотелось ударить его.
– Я не повредил ее!..– вдруг выпалил он, глядя мне в глаза. – Я не мог!
Я не сразу понял, что он подразумевает.
– Ты говоришь про «Викинг Леди»?
Он молча кивнул. И мне вдруг многое стало ясно. Он повредил спинакер-фал. И приготовился пилить цепь «велосипеда». Но на свое кровное детище, на саму «Викинг Леди» рука не поднялась.
– Но ты потопил «Конни»…
Он промолчал. Однако молчание служило ответом. «Конни» построил не он, на нее рука поднялась.
– И паруса… – продолжал я. – Они мешали тебе… Я намеренно сказал «паруса». Не стал называть имя моего мертвого друга, Георга.
Мона Лиза посмотрел на меня с болью и благодарностью во взгляде. Когда же он попытался говорить, я с трудом разобрал его приглушенный шепот:
– Ты ведь понимаешь, Морган, как это получилось…
– Понимаю.
– Я не хотел!.. Пойми меня!.. Его не было там тогда!..– Он вдруг опять заговорил громко и пронзительно, на грани нового срыва.
Который нельзя было допустить. Я поспешил положить ему руку на плечо.
– Мона Лиза… Я знаю, что ты покушался только на паруса. Можешь не объяснять.
Зачем мне сейчас обвинять его в гибели моего друга Георга? Он сам уже тысячу раз предъявил себе это обвинение. К тому же Мона Лиза явно не лжет: поджог – дело его рук, но, как я и предполагал, Георга не было в мастерской, когда начался пожар.
И все-таки Георг погиб. По вине Моны Лизы.
Поджог. Мона Лиза.
Какая нелепость. Жестокая, горькая нелепость.
– Но зачем ты это сделал, Мона Лиза?..– спросил я. – На кой черт тебе это понадобилось?
Мона Лиза замялся. Приготовился что-то сказать, но передумал. Молча полез рукой во внутренний карман, вытащил, к моему удивлению, бумажник, достал из него фотографию и положил на настил перед нами.
Я посветил фонариком.
Мона Лиза и Анетта Кассель. Оба в чем мать родила. В позе, не требующей комментариев.
– Так, и что ты хочешь этим сказать?..– бесстрастно произнес я.
– Она меня заставила, – ответил Мона Лиза.
Он говорил спокойно, но щеки его горели, отчего он выглядел непривычно здоровым.
– Что заставила?
