Фридрих Незнанский - Предчувствие беды
Большую часть причитающейся ему суммы получит после его смерти сестра – она еще не знает об этом.
Того, что он оставил себе, с большим запасом хватило и на перелеты из города в город, и на расходы на предстоящую операцию, и на этот последний день.
Он показал себя организатором, способным руководить действиями другого человека, находящегося за тысячи верст от него.
Ну, не совсем так. Он был в Хабаровске. Был там до взрыва – упрятав чемодан со взрывчаткой в привокзальную камеру хранения, был там и первого сентября. Рафаэль Лаарба удивился его визиту. Ведь он звонил Эдику накануне в Питер, и вот он здесь.
Он был подавлен, слабый душой абхазец, чуть ли не в милицию собирался с повинной. Эдик предвидел такой вариант и прилетел ночным рейсом. Он долго говорил с Рафиком, готовил его к смерти.
Смешно, Рафик выпил снотворное не сопротивляясь, снова подчинившись чужой воле.
И теперь ему, Эдику, даровано право качнуть маховик истории. Он заслужил честь быть первым, и ему оказали эту честь. Его завтрашний подвиг станет сигнальной ракетой для следующих акций. Мир содрогнется от ужаса, но кто сказал, что этот мир достоин лучшего?
Тогда, в день взрыва, первого сентября, в двадцать часов по Москве, сидя в квартире навеки уснувшего абхазца, Эдик внимательно смотрел телепередачу, посвященную религии. Именно в этой передаче должны были прозвучать ключевые слова. И они прозвучали.
«Фундаменталисты – это люди, которым противен существующий миропорядок, люди, которые хотят изменить окружающее пространство» – эти слова, произнесенные мужчиной с острой бородкой, были предназначены именно ему, Эдику.
Эти слова были паролем, приказом сделать то, что он сделает завтра.
То, что это должно произойти именно завтра, девятого сентября, в день его сорокалетия, следовало из других слов того же козлобородого мужчины: «Моисей сорок лет водил свой народ по пустыне. Его миссия оказалась выполнена ровно через сорок лет».
Конечно, Эдик мог все сделать сам, не ожидая высочайшего дозволения, он прекрасный подрывник, и ему не нужны помощники. Но кто в таком случае прославит его деяние? Кто расскажет миру о том, что именно Эдуард Рагоев начал отсчет нового времени.
Эдик не боялся смерти, он видел ее слишком близко. Несметное количество раз он мог умереть на поле боя. Но Всевышний оставил ему жизнь, значит, он, Эдик, понял свое предназначение правильно.
Единственное, чего он не мог себе позволить, – быть пойманным, судимым, посаженным в тюремную клетку. Кто смеет судить его, Эдуарда Рагоева?
Впрочем, он никому и не позволит этого сделать.
…Рагоев с удовольствием выпил еще водки, теперь под жареную утку в кусочках ананаса. Тихая, чарующая музыка, благодушное состояние сытости, мысли, приведенные в полный порядок, – какой дивный день он себе устроил! И позволит себе еще один подарок – сладострастную ночь, полную восточных изысков любви.
Он подозвал официантку:
– Пожалуйста, пошлите девушкам в беседке бутылку божоле, они его любят. Последнего урожая, пожалуйста.
Девушки в беседке были проститутками. Впрочем, по отношению к ним столь грубые слова не употреблялись, были бы оскорбительны. Девушки были искуснейшими жрицами любви, покорными любой воле господина.
А он, Эдик Рагоев, как раз намеревался стать на свою последнюю ночь их господином.
Девушки жили в двухкомнатной квартирке неподалеку от ресторана. Он был там однажды и знал, что искусство жриц стоит очень дорого. Но оно того стоит.
К тому же он не собирался ночевать у себя дома. Мало ли что…
Его все– таки ищут. Но они, как всегда, опоздают.
Мягкие ковры под ногами, окна, занавешеные шелковыми, расписанными драконами шторами.
Квартира казалась на первый взгляд продолжением зала ресторана. Но мягкий, красноватый свет, струящийся из вмонтированных в стены светильников, создавал ощущение интимности, возбуждал. Он не мог запомнить имен девушек, да и не хотел утруждать себя этим.
Они были для него Маша и Даша. Миниатюрные, словно статуэтки, с точеными обнаженными фигурками и распущенными черными волосами, девушки лежали подле него на широкой тахте, покрытой тончайшими простынями.
Даша завернула в свои блестящие, шелковые волосы его член и начала легонько массировать его.
Маша скользила упругими сосками по его груди, животу, едва касаясь его. Затем прильнула.
Ее кожа была умащена каким-то маслом, благовониями, она скользила по его телу, и эти прикосновения вызвали невероятное возбуждение. По телу Эдика побежали мурашки, он застонал, руки его погрузились в волну длинных волос. Он привстал, нашел губы Маши, уже полураскрытые, готовые к его поцелую.
Даша все поглаживала волосами твердый, словно меч, член и наконец села на него, застонав, выгибая спину. Его член был великоват для нее, и она стонала не столько от боли, сколько от сладостной боли. Эдик сжимал маленькие, упругие грудки ее подруги, не в силах прервать поцелуй, чувствуя, как его могучий красавец все глубже проникает в горячую, влажную женскую плоть.
Время словно остановилось…
Глава 24. РАЗБОР ПОЛЕТОВ
В Пулкове бригаду Генеральной прокуратуры встречали Грязнов, Гоголев и Маркашин.
– Славка, примчался? – обрадовался другу Турецкий.
– Так я из состава оперативно-следственной бригады вроде не выведен, – хмыкнул Грязнов.
– Виктор, здорово! Привет, Семен!
Александр пожал руки питерским коллегам – начальнику угрозыска Виктору Гоголеву и прокурору города Семену Маркашину.
– Ну как обстановка на одноименном с родиной проспекте?
– Все спокойно. То есть без перемен. Наружка стоит. Можем поехать туда сразу, но, думаю, лучше обсудить ситуацию.
– Конечно. Вы нам пристанище подготовили?
– А то? – обиделся Гоголев, но тут же просиял, увидев Левина. – О, знакомые все лица! Рад приветствовать! А что за молодое дарование среди вас? – понизив голос, указал он на стоявшего чуть в стороне Безухова.
– Это мой стажер, Кирилл Безухов. Толковый парень.
– А нас, толковых, недостаточно? – удивился Гоголев.
– Дело в том, что Кирилл единственный человек, который видел Рагоева и может его опознать.
– Понятно. Тогда будем беречь, – усмехнулся Виктор.
– Славка, ты когда приехал? – Турецкий соскучился по другу и не скрывал этого.
– Прилетел. За час до тебя. Сидели, поджидали вас.
– Поди, в ресторане?
– Не на улице же…
– Куда нас определят на ночлег?
– Александр, мы вам «Пулковскую» забили. Здесь недалеко, – услышал вопрос Гоголев. – Думаю, заедем туда, закинем ваши сумки и определимся с дальнейшими планами, идет?
– Идет, – согласился Турецкий.
– Тогда, товарищи, по коням?
Мужчины вышли из здания аэропорта, разместились по машинам.
Турецкий, дабы не обижать Маркашина, вместе с Левиным и Безуховым сел в прокурорский ВАЗ-24. Грязнов с Гоголевым маячили впереди, в «мерседесе» начальника угрозыска.
Через полчаса гости разместились по номерам. Вся команда собралась у Турецкого.
Гоголев достал бутылку коньяка. Из ресторана в номер заказали кое-что закусить.
– Что ж, давайте выпьем за встречу и начнем.
Мужчины выпили, принялись за закуски.
– Расскажи, Саша, в двух словах о взрывах. Мы здесь, на периферии, не все знаем. – Гоголев, конечно, слегка лукавил. Наверняка Вячеслав уже описал основные события.
– Ну что рассказать? Первый взрыв, который произошел возле Воронежа, был вызван заминированным контейнером из тефлона и фольги. В таких на борту кормежку разносят. Взрывное устройство содержало модифицированный пластит. Когда упаковку поместили в духовой шкаф, произошел взрыв.
– А почему пластит, а не тротил, скажем? – удивился Маркашин.
– Чтобы взорвать такую махину, как ТУ-154, тротила нужно… граммов четыреста. А пластит при определенных условиях, в том числе нагревании, дает реакцию по типу… ну, что ли, ядерного распада. То есть потребное количество вещества гораздо меньшее, следовательно, скрыть взрывное устройство гораздо проще. Ну, представь, если все, включая взрыватель, поместилось в упаковку для завтрака.
– Кстати, где Рагоев эту упаковку раздобыл? Часто летает? – подключился Гоголев.
– Его кузина – начальница отдела кадров Шереметьева. Ну, про поиски подозреваемого Вячеслав, думаю, поведал. И про сопутствующие горы трупов.
– Да уж, история еще та. Просто кровь стынет в жилах…
– Так нужно ее согреть! Почему посуда пустая? – прогудел Грязнов. – Олег, плесни, к тебе бутылка ближе.
Левин наполнил рюмки. Повторили.
– Короче, мы его упустили. Прямо из-под носа работавших в Шереметьеве сыскарей Рагоев смылся в Пермь. Сестрица помогла. И следы его мы потеряли на… восемь дней, так получается. Второй взрыв – дело рук авиатехника Хабаровского аэропорта – Рафаэля Лаарбы.
– Абхазец?
– Да. Причем как он появился в Хабаровске шесть лет тому назад, кто его устроил на работу, обеспечил жильем и пропиской – теперь не известно. Но все эти годы был тише воды ниже травы. Одинокий, спокойный человек, хороший специалист.
