Мэри Фитт - Смерть и приятные голоса (= Губительно приятные голоса)
- Я мог бы, если постараться, за три часа доехать до дома,- прикинул я.- Но сначала придется позвонить отцу и спросить, пришло ли оно. Не думаю, что он обрадуется, что его подняли среди ночи, но...
- Позвонить можешь от меня, там есть еще один аппарат,- сказала Урсула.
Глава 4
Телефон у нее был бледно-фисташкового цвета и стоял возле огромной двуспальной кровати. Я с опаской присел на самый краешек этого сооружения, накрытого желтым атласным покрывалом. Видна была полоска розовой простыни, спинка изголовья, затянутая шелком, напоминала алтарное церковное убранство. Аппарат стоял на круглом столике, и, дожидаясь, когда меня соединят, я рассеянно рассматривал вещицы, с которыми Урсула, видимо, не желала расставаться даже в постели: пудра, румяна, крем, помада, пилочка для ногтей, лак, апельсиновая жевательная резинка, пара колец, лежащих на раскрытой книжке. У ног моих стояли столь любимые женщинами тапочки без задников, розовые, украшенные птичьим пухом, они их еще называют шлепками. Наверняка такие миленькие тапочки стали причиной не одного растяжения лодыжек, а иногда даже и свернутой шеи. Мои собственные коричневые ботинки выглядели рядом с ними как солдатские сапожищи. В комнате слегка пахло пудрой, этот сладкий аромат щекотал ноздри, хотелось чихнуть. На каминной полке высились изящные позолоченные часы, причудливо украшенные, в средней части они были тонкими, и поэтому напоминали затянутую в корсет нарядную даму. На низеньком туалетном столике с высоким зеркалом было много серебра и хрусталя, какие-то бутылочки и баночки, а сбоку стояла огромная хрустальная ваза с желтыми тюльпанами.
От приятного ротозейства меня отвлек голос телефонистки, произнесший:
- Вы на связи.
И через пару секунд раздался хрипловатый ворчливый голос отца, повторявший ей наш домашний телефон. Честное слово, будь я пациентом, я здорово бы испугался не в урочный час разбуженного доктора. Однако, вспомнил я, несмотря на грубоватое обращение и ворчливость, пациенты совершенно его не боялись. И правильно делали, потому что за внешней строгостью таились неподдельная доброта и заботливость. Я порадовался про себя, что телефон наш стоит рядом с отцовской кроватью.
- А, это ты, Джейк,- сказал отец, ничуть не рассердившись.- Откуда ты звонишь?
Я сказал, что звоню из имения Алстон-холл, по не стал уточнять, что нахожусь в спальне молодой хозяйки. Интересно, что бы он сказал, увидев меня в этом роскошном дамском алькове? Одно я знал точно: вывести его из себя практически невозможно.
- Я знаю, что ты там. Мы прочли в газете, что ты оказался свидетелем этой истории с самоубийством. Там пишут, что состоялось дознание и что его перенесли. Кстати, тут тебе пришло несколько писем. Хочешь, я их перешлю?
- А среди них есть заказное письмо?- с бьющимся сердцем спросил я.
- Заказное? По-моему, был такой конверт. Не волнуйся, его мы тоже пришлем.
- Нет, не нужно. Я сейчас приеду за ним. Буду дома через три часа.
- Через три часа? Хорошо, мой мальчик. Смотри, поосторожнее, не засни за рулем.
Я услышал щелчок - это отец повесил трубку. Я, будто наяву, видел, как мой дорогой папаша снова откинулся на подушку и мгновенно уснул. У него было крайне редкое для отца качество: научив нас с братом всему, что он сам знал, он оставил нас в покое. Он никогда не вмешивался в наши дела.
Я встал и, споткнувшись об эфемерные розовые шлепки, едва не опрокинул хрупкий столик.
- Урсула,- сказал я,- я сейчас же еду. Ты уверена, что дознание снова перенесли?
- Да. Маллет сказал, что официальное извещение будет разослано утром. Ты ведь вернешься, правда?
- Обязательно вернусь,- пообещал я.
Она подошла ко мне и положила обе руки мне на плечи.
- Ох, Джейк! Я уже сказала, что он любил тебя.- Ее глаза наполнились слезами.- У тебя нет такого чувства, будто он здесь, в доме, совсем близко, наблюдает за нами и улыбается? Он не верил в загробную жизнь, я тоже не верю, хотя хотелось бы верить. Но я знаю: он что-то хочет нам рассказать, и я рада, что он выбрал тебя.
Я поцеловал ее в лоб и осушил своим платком ее глаза. Она пропустила сквозь пальцы, как сквозь гребень, белокурые волосы, откинув их назад.
- Ты иди разогревай машину, а я пока приготовлю термос с чаем и сандвичи.
На часах было уже пятнадцать минут второго.
Глава 5
Никогда еще меня так не радовала быстрая езда, как в ту ночь. Моя машинка словно бы хотела отблагодарить за долгий отдых, и неслась вперед, как птица, чутко отзываясь на все переключения скорости и повороты рулевого колеса. Дороги были пусты. Луна только-только стала убывать, и свет ее был по-прежнему чарующим и ярким. Воз дух был совсем не холодным. Я откинул верх машины, и ветер трепал мои волосы как хотел, это потрясающее ощущение, на свете нет ничего приятнее. Когда я выезжал из высоких ворот, охраняемых стайкой каменных мартышек, когда этот огромный темный дом и все его деревья и густые чащобы остались позади, когда я мчался по дороге, расчерченной кружевными тенями, когда я выбрался на гладкую главную дорогу, а потом, миновав пригородные предместья сонного Чода и старинную рыночную площадь и церковь,- по идее, на каждом этом этапе я должен был бы испытывать облегчение и радоваться. Однако едва эта разумная мысль оформилась в моем мозгу, я тут же почувствовал: мое классное настроение и веселый азарт вызваны не тем, что я наконец вырвался на свободу. Как бы не так: их породило предвкушение скорого возвращения в это гибельное место. Стрелка на спидометре метнулась к шестидесяти пяти.
Приехал я в начале пятого. Все мышцы одеревенели, но усталости я не чувствовал. Притормозив у фасада нашего дома, я стал выбираться из глубокого низенького сиденья. Проходивший мимо дежурный полицейский направил на меня фонарик и, сразу узнав, спросил:
- Чересчур заработались, мистер Сиборн?
Он пошел дальше, а я помчался по асфальтированной дорожке к крыльцу, показавшемуся мне на этот раз просто крошечным, и открыл дверь своим ключом: замок у нас американский.
Мне непостижимым образом удалось никого не разбудить, во всяком случае, никаких шорохов и стуков при моем появлении не раздалось. Тихонько затворив дверь, я быстро взобрался по лестнице. И снова меня поразили весьма скромные габариты моего жилища, а ведь я отсутствовал всего неделю. Комната моя была в задней части дома и выходила окнами в сад. По городским понятиям у нас вполне приличный сад, с полосками травы, с несколькими яблоневыми и грушевыми деревьями, но по теперешним моим понятиям он был смехотворно мал. Видеть я его не мог, поскольку лупа уже села и воцарился мрак. Но темнота совсем не мешала мне представить черную землю вокруг деревьев и заплаты темно-зеленой травы, сквозь которую пробиваются головки маргариток. И еще я как наяву видел двускатные крыши домов соседней улицы, параллельной нашей скромной улочке. Наш район считается солидным и представительным, застроен он был во второй половине прошлого века. Однако меня совсем не прельщала перспектива проторчать здесь всю свою жизнь! Мой отец унаследовал свой врачебный участок от моего деда, а мы с братом тоже со временем получим его в свое распоряжение. "Бремя наследства!- подумал я с отчаянием.- На самом деле каждый должен начинать все сызнова, пробиваться с помощью своих талантов, энергии и трудолюбия, а то, что досталось от отцов, нужно вернуть, отдать в общественное пользование. Все эти вечные страсти, разыгрывающиеся вокруг наследства,- думал я, все больше распаляясь и подходя к широкому подъемному окну,- это одно из самых тяжких проклятий, посланных человеку, и так было всегда! А в крайних ситуациях это становится уже своего рода помешательством". Я рывком опустил жалюзи и, вернувшись к двери, включил свет.
Оно было здесь, на моем столе: длинный конверт из плотной бумаги, и на нем моя фамилия, выведенная черными чернилами, скорее всего, рукой Хилари Пармура. В углу был сине-белый ярлычок с номером квитанции. Господи, что же чувствовал этот человек, выкладывая на прилавок отдела посылок этот пухлый конверт? Невольно думая при этом: "Когда его вскроют, я буду уже мертв"...
Я всегда был страстным жизнелюбом, я даже теоретически не мог представить, как можно написать посмертное письмо и хладнокровно его отправить, не забыв к тому же позаботиться о том, чтобы адресат наверняка его получил. Моя узкая кровать, застеленная простеньким желтым покрывалом, издала жалобный скрип, когда я плюхнулся на нее и стал нетерпеливо вытряхивать из конверта сложенные втрое листки, исписанным тем же твердым почерком и теми же черными чернилами. Подложив под спину подушку, я откинулся назад и начал читать.
Глава 6
Дорогой мой Сиборн!
Уверен, Вас очень удивило это мое послание, смиренно дожидавшееся, когда Бы вернетесь домой с каникул, весьма необычных на этот раз. Вообще-то я терпеть не могу всякой сентиментальщины, но не судите строго: когда Вы прочтете мои излияния, меня уже не будет в живых. Возможно, Вам даже придется вытерпеть еще одно дознание, как уже пришлось это сделать из-за кончины бедного Хьюго Алстона. Не расстраивайтесь: этот опыт Вам пригодится, хотя, конечно, все эти разбирательства - страшная тягомотина.
