Паула Гослинг - Тайна Люка Эббота
Кроме одной вещи.
Она глянула в стеклянный шкафчик — и почувствовала, как екнуло сердце. Коллекция старинных инструментов снова была в сборе. Скальпель, пропадавший накануне, лежал на месте, сиял и переливался металлической поверхностью.
Но у него не было кончика.
Крошечный кусочек отсутствовал — и этот кусочек был размером как раз с тот, что она нашла в ране. Если бы не это, она вряд ли заметила бы ущербинку.
Дженифер стояла перед шкафом долго-долго. Пациент, пришедший за рецептом, уже ушел, звонил телефон — и Кэй отвечала, пришел еще один пациент и записал вызов. А Дженифер все стояла, глядя перед собой, а затем, решившись, она села за стол Дэвида. Медленно и обреченно она набрала номер.
К тому времени, когда ответила дежурная по полицейскому участку, щеки Дженифер были мокры от слез, она вся дрожала.
— Старшего инспектора Эббота, пожалуйста, — сломанным голосом попросила она.
Глава 30
Она все еще сидела за столом Дэвида, когда открылась дверь и появился Люк. Кэй, должно быть, пошла на ланч, подумала было Дженифер, но затем взглянула на часы и поняла, что она спала, сидя в кресле Дэвида.
— Я приехал сразу же, как только получил твое послание, — сказал он. — Что тут?
— Твой костюм весь в грязи, — заметила она машинально.
Он посмотрел вниз, на брюки, затем закрыл дверь кабинета.
— Я был у реки, — сказал он. — Ночной дождь расквасил тропу.
— Что ты делал на тропе? — Ей казалось, будто она еще спит.
Волосы его были разлохмачены, он устал, и галстук его съехал набок.
— Мы обшаривали дно.
— Для чего?
— Чтобы найти тело Фреда Болдуина Он пропал… его жена говорит, он выбежал из дома вчера вечером и сказал, что собирается положить конец всему этому, бедняга.
— Ты думаешь, это Болдуин напал на Фрэнсис? — с надеждой спросила Дженифер.
— Не знаю. Мне сказали, ты хотела показать мне кое-что. — В нем чувствовалось нетерпение, и Дженифер внезапно охватило такое же чувство нетерпения — чувство сопричастности расследованию. За Люком стояла настоящая небольшая армия; люди, что искали тело в реке, сыщики, следившие за подозреваемыми; клерки и операторы компьютеров, нажимавшие на клавиши; следователи, и лаборатории, и Бог знает что еще: карты, провода, дороги, телефоны, радиосигналы, разговоры, доклады и отчеты, сметы… И все это — полицейская служба. Но сейчас здесь, в приемной, был центр расследования, — пока здесь находился Люк. Коснуться Люка — это значило коснуться нити паутины; и мгновенно приходила в движение вся система. Она ожидала, она была в готовности, эта система. И он ожидал, Люк, и он был в нетерпении.
Она не торопилась — не могла.
— Не знаю, важно ли это… — начала она в нерешительности и замолчала.
Постояв немного, он подошел к столу и сел на стул для пациентов. Она увидела, как он волевым усилием заставил себя успокоиться, как сложил руки и стал ждать, что она скажет. Вот какой ты, Люк, подумала она. Я и не знала всех твоих качеств. Если бы я пришла тогда — под дерево — и поцеловала тебя, неужели жизнь была бы совершенно иной? Лучше? Хуже?
— Не волнуйся. — Голос его был добр, и она поняла: он почти мгновенно оценил, что это важно для него.
Вместо слов — потому что она не могла выдавить их из себя — она просто повернулась на крутящемся кресле Дэвида и указала Люку на среднюю полочку в стеклянном шкафчике. Люк встал и подошел поглядеть. Она наблюдала за его спиной и увидела, как напряглись его плечи.
Он увидел и без слов.
— Что это такое? — спросил он.
— Старинный хирургический инструмент, называемый бистури, — ответила она. — Очень острый: вчера утром я порезала им палец.
Он повернулся:
— А этот кончик — он был и раньше обломан?
— Нет… — Она могла только шептать.
— Почему ты не сказала об этом вчера?
— Потому что… — Голос пропал, и ей пришлось прокашляться. — Потому что вчера вечером его не было на месте.
Он выругался вполголоса.
— Прости, Джен.
— Да что там…
Она заплакала.
Вынув из кармана платок, он открыл шкафчик и взял скальпель с его матерчатой подложкой, осторожно подцепив его среди других инструментов. Как только он повернулся, чтобы закрыть шкаф, дверь отворилась, и вошел Дэвид Грегсон.
— Какого черта вы здесь?.. — спросил он, окинув взглядом Дженифер, Люка и ту вещь, которую Люк держал в руке.
— Боюсь, придется попросить вас проехать со мной в полицейский участок, доктор Грегсон, — сказал Люк. — Вам зададут несколько вопросов.
Глаза Дэвида, темные от гнева, полные обвинения, уставились на Дженифер.
— Что вы наделали?! — страшным голосом спросил он.
— Вам бы хотелось, чтобы это был я? — зло спросил Дэвид Грегсон. — Это вас полностью бы устроило: сумасшедший врач впадает в буйство при полнолунии — что-то в этом роде.
— Никто не сказал ни слова о сумасшедшем враче, — проговорил спокойно Люк. — Я просто хотел бы задать вам несколько вопросов относительно ваших передвижений этой ночью — а также в предыдущие ночи, а также относительно ваших связей с погибшими женщинами.
Грегсон, только что красный от гнева, побледнел и с тревогой спросил:
— Что вы имеете в виду, говоря про «связи»? Я не имел с ними иных отношений, кроме отношений врача и пациента.
— По словам вашей медицинской сестры, мисс Френхольм обычно посещала вас. Но в свой последний визит она попросилась на прием именно к доктору Имс. Отчего это, по вашему мнению?
— Понятия не имею. Возможно, список больных на то утро был у меня слишком велик. А возможно, она предполагала, что женщина-врач будет более сговорчива на предмет аборта.
— Понятно, — голос Люка звучал скептически. — А кроме профессиональных, у вас были встречи либо разговоры с мисс Френхольм?
— Нет.
— Пэдди!
Пэдди раскрыл папку на своем столе.
— По полученной нами информации, вы с мисс Френхольм по крайней мере однажды вместе посетили «Уолсэк». И ушли тоже вместе.
— Ерунда!
— Наш свидетель — местный констебль, который был там же с женой.
— Вероятно, он видел мою жену — она тоже блондинка, и довольно красивая.
Пэдди прокашлялся.
— По признанию констебля, имя которого не упоминается, у него были личные отношения с мисс Френхольм, и он прекрасно знал ее внешность. Он почувствовал облегчение, когда вы с нею ушли из ресторана.
— Но откуда было ему знать, что именно я был с мисс Френхольм?
— Он ваш пациент.
Грегсон закрыл глаза.
— Ах, вот что. — Он, кажется, признал свое поражение. — Хорошо. Значит, я встречался с ней в «Уолсэке» — но не назначая заранее встречу. Просто так случилось, что мы пришли туда вместе.
— Вы вместе выпивали.
— Да, мы выпили с ней несколько раз, если это имеет значение.
— И ушли тоже вместе.
Грегсон вздохнул:
— И ушли вместе. — Это было сказано тоном поражения. — И провели несколько часов вместе в задней комнатушке ее проклятого горшечного магазинчика. Ужасно неудобной, между прочим.
— Это было в августе.
— В августе. Две недели спустя, как меня оставила жена ради негодяя-барона с его миллионом в банке. Если она и сейчас продолжает доить его, как начала, то у него не должно остаться более пятидесяти центов. — Говорил Грегсон с чувством отвращения к самому себе. — Я был одинок, оскорблен и нищ. А мисс Френхольм более чем жаждала наших отношений — она была алчна на ласки. Мне даже понадобилась неделя, чтобы прийти в прежнюю форму.
— И вы все-таки еще раз встречались с ней?
— Нет. Кроме того, что я не соответствую ее темпераменту, я был все-таки ее врачом. Вы не поняли, инспектор. В отличие от полицейских, врачи никогда не могут быть свободны от обязанностей. Теперь вы можете торжествовать надо мной победу, инспектор. Вы будете правы. Я воспользовался тем, что было чистейшим случаем нимфомании — таким диагностически ясным, какой только можно вычитать в книге. Я был подавлен и несчастен. Я был дураком. Но — не убийцей.
— Вы могли быть отцом ее ребенка.
Грегсон поднял голову:
— Полагаю, что мог бы… Черт побери, это порадовало бы мою жену. Это ускорило бы наш развод. Она бы даже предложила на радостях стать крестной матерью этому отпрыску — когда отсмеялась бы всласть. Она всегда заявляла, что я ни на что не способен — тем паче на это.
Люку было странно и неприятно слышать, как Грегсон, обычно такой неразговорчивый, так откровенно и горько говорит о своей обиде, которая его, видимо, страшно мучила. Откровенное презрение и пренебрежение жены в несчастном браке, а затем неудовлетворенность сексуальной хищницы, которая не делала секрета из того, что презирает мужчин, — на этой почве мог бы развиться какой угодно психоз. Или это просто несчастливое совпадение обстоятельств?
