Юлия Шилова - Сильнее страсти, больше, чем любовь, или Запасная жена
– Посмотри, что с Кариной, а я сейчас.
Я встала, посмотрела на свою окровавленную ногу и похромала к причалу, где стоял катер. Окончательно протрезвевший и насмерть перепуганный Анатолий уже завел мотор и принялся махать мне рукой.
– Давай быстрее, дура! Чего ты телишься?! Что у тебя с ногой?
– Ранило, а могло оторвать, – произнесла я ледяным голосом, глотая непрерывно бежавшие слезы, вытирать которые не было никакого смысла.
– Сама виновата. Я ведь тебе говорил, не ходи туда. Говорил или нет?!
– Говорил.
– Быстрее садись. Они могут еще объявиться.
– Кто?
– Люди Спартака.
– Мне плевать.
– Я тебе говорю, садись быстрее и поехали!
– Куда?
– На кудыкину гору!!! Короче, ты едешь или как?!
– Плыви сам на свою кудыкину гору, козел!
Я полезла в карман, достала из него пистолет и навела прицел на стоявшего в катере Анатолия. Перепуганный Анатолий бросился к мотору, и катер поплыл. Я стреляла до тех пор, пока Анатолий с диким криком не схватился за сердце, не закрыл обреченно глаза и не рухнул на дно катера. Я стреляла до тех пор, пока в патроннике не закончились патроны… Со всего размаха закинув пистолет подальше в море, я прикусила губу до крови и посмотрела вслед уже далеко уплывшему катеру, на дне которого лежал мертвый Анатолий…
Вот и все. Вот и все, сказала я сама себе и похромала в ту сторону, где громко плакали оставшиеся в живых раненые девушки. Катерина перевязывала Карину остатками своей одежды и бормотала себе под нос:
– Это же надо такому случиться. Это же надо… Кому скажи, никто не поверит. Каринка терпи, милая. Все будет хорошо. Вот увидишь, все будет хорошо.
Заметив меня, Катерина обратила внимание на то, что моя правая штанина вся насквозь пропиталась кровью, и судорожно замотала головой.
– Что у тебя с ногой?
– Не знаю. Осколками какими-то поранило.
– А кровь-то так и хлещет. Вся штанина мокрая. Нужно чем-нибудь перевязать.
– Я перевяжу. У меня в кармане платок есть.
Я закатала штанину, достала носовой платок и принялась перевязывать ногу.
– Ну, что там?
– Ничего страшного. Жить буду.
– Смотри, а то, может, зашить чего надо?
– В Москве зашью. Что с Кариной?
– Ранило сильно. Сейчас «скорая» приедет.
– А кто вызвал?
– Ребята из службы безопасности.
Увидев двух арабов из службы безопасности, которые чем-то накрывали тела несчастных девушек, я почувствовала себя гораздо лучше и поняла, что люди Спартака бежали и не будут отстреливать тех, кто остался в живых.
– Уже и «скорая», и полиция мчится, – усталым голосом сказала Катерина и попыталась сдуть со своих бровей сажу. – И даже труповозка. Жалко девчонок. Я с ними часто пересекалась. Девчонки на работу приехали, а не за смертью. Этот гад на катере сбежал?
– Какой гад? – вздрогнула я.
– Ну тот, из-за которого весь этот сыр-бор приключился. Анатолий хренов.
Я внимательно посмотрела на Катю, стараясь понять по ее лицу, видела ли она, как я застрелила Анатолия, или нет. Судя по всему она этого не увидела. Возможно, она посмотрела в сторону причала, когда катер уже отплыл.
– Он уплыл, – глухо ответила я.
– А куда?
– Не знаю. В море.
– Понятное дело, что не в пустыню. Сбежал, значит. Хоть бы там на его катер акула какая набросилась. Нельзя же так, чтобы ему никакого наказания не было. Так не бывает.
– Поверь мне, он уже наказан. Еще как наказан.
Я встала, полезла в карман, выгребла все свои доллары, отсчитала ровно на билет и протянула остальные Кате.
– Это что? – удивилась она.
– Доллары.
– Вижу, что не рубли.
– Я тебе обещала за снотворное сотку, но даю больше. Возьми, это твое.
– Не нужны мне твои баксы.
– Тебе не нужны, а твоему отцу на операцию нужны.
– Спасибо.
Катя взяла предложенные доллары и сунула их в карман. Я посмотрела на часы и глубоко вздохнула.
– Катя, я не могу ждать ни полиции, ни «скорой». У меня самолет. Уже идет регистрация. Мне было приятно с тобой познакомиться. Какой ужас, что все так вышло.
– А как же твой козел?
– Какой козел?
– Ну тот, который уплыл на катере. Вдруг он приплывет, а тебя нет.
– Мне это глубоко безразлично.
– Хотя по-своему ты права. Ему придется уже не с тобой общаться, а с полицией. В принципе он здесь ни при чем. Ведь не он же дом взорвал, а его хотели взорвать. Наверно, когда у него шок пройдет, он обязательно приплывет. Правда, ему уже будет негде остановиться, разве только в домике спасателя. Скорее всего, его в отель поселят.
Я грустно улыбнулась и подумала о том, что Анатолий никогда уже не вернется, потому что оттуда не возвращаются.
– Если Лена появится, я ей тоже передам привет. Как она только вынесет, когда все узнает…
– Конечно, передай ей привет. – Я опустила глаза, постояла несколько секунд и посмотрела на оставшихся в живых девушек, которые тихо плакали и пытались хоть немного прийти в себя.
– Девчонки, держитесь. Я уезжаю. Карина, сейчас приедет «скорая». Обязательно выздоравливай. Я с тобой незнакома, но я уверена, что ты очень хорошая девушка.
Лежавшая на куче пепла перебинтованная девушка с трудом улыбнулась и глазами ответила мне, что все будет хорошо. Двое арабов из службы безопасности постарались меня остановить, на ломаном русском объясняя мне, что я должна дождаться полиции и дать показания, но остановить меня было невозможно.
Выйдя за ворота, я увидела машину своего гида Махмеда, который тут же выскочил из автомобиля и бросился мне навстречу.
– Маша, мне позвонили. Через пару минут здесь уже будет полиция и «скорая». Где Анатолий?
– Уплыл на катере.
– Куда?
– Понятия не имею. Он передо мной не отчитывается.
– А ты куда?
– В аэропорт. У меня уже регистрация заканчивается, а мне в любом случае улететь надо, несмотря на то, что у меня на руках даже билета нет.
– Я отвезу тебя в аэропорт и отправлю ближайшим рейсом. У меня там знакомые. Тебе самой не улететь.
Я недоверчиво посмотрела на Махмеда, но поняла, что выбора у меня нет, и села в машину.
Как только машина поехала в сторону аэропорта, Махмед закурил и заметно занервничал.
– У тебя вообще багажа нет? – спросил он.
– Какой багаж, все сгорело.
– Говорят, в Москве двадцать с лишним градусов мороза.
– Ну и пусть.
– И как же ты без шубы и зимних сапог?
– Как-нибудь доберусь.
– Тебя кто-нибудь встретит?
– Нет.
– Почему?
– Потому, что меня могла бы встретить моя подруга, но мне неоткуда ей позвонить.
– Держи.
Махмед протянул мне мобильник.
– А вдруг я этим рейсом не улечу?
– Я же сказал тебе, что я тебя посажу.
– Но я не знаю номера рейса.
– Тогда давай я позвоню ей сам. Диктуй номер.
Я продиктовала номер телефона своей подруги.
Махмед довольно быстро дозвонился до Ладки. Когда он назвал номер рейса и время прибытия в аэропорт, он протянул трубку мне.
– Лад, ты меня встретишь? А то я без зимних вещей…
– А где твоя шуба? – послышалось на том конце провода.
– Потом расскажу. Телефон не мой, а связь денег стоит. Так ты меня встретишь?
– Встречу, конечно.
Я отключила телефон и протянула его Махмеду.
– Меня встретят, – улыбнулась я.
– Только перед отлетом тебе нужно в туалет забежать и умыться. Ты вся в саже. Если ты посмотришь на себя в зеркало, то не поверишь, что это ты.
– У меня нет никакого желания смотреться в зеркало, – нервно произнесла я и отвернулась в окно.
– Я тебя понимаю, но ведь в самолете сидят люди. Ты можешь их напугать.
Всю дальнейшую дорогу до аэропорта мы ехали молча и старались не смотреть друг на друга. Я закрыла глаза и подумала о том, что еще совсем недавно я смогла бы погибнуть точно так же, как и те девушки, лежащие у взорванного дома. Наверно, это очень страшно, когда жизнь продолжается… Когда на улицах цветут цветы, во дворах бегают ребятишки, когда идет снег, проезжают машины, работают рестораны, проходят различные презентации и выставки, рождаются дети, влюбляются друг в друга люди, создаются новые семьи и расходятся те, которые не прошли испытание отечественным бытом, а тебя в этой жизни нет. Тебя нет. Ты умерла. Ты больше никогда не увидишь, как идет снег, не сможешь ловить снежинки, не увидишь, как кружит листопад и как ласковое солнышко заставляет изнывать от жары. Все это будет у кого-то, но этого не будет у тебя, потому что тебя просто нет… Я никогда не верила в загробную жизнь, и я твердо знала одно: что со смертью всему приходит конец. И я страшно боялась смерти, потому что мне очень хотелось жить, несмотря на те трудности и неудачи, которые постоянно подкидывала мне эта самая жизнь. Хотя по большому счету я полагала, что смерть – это свобода от всего. Это просто свобода. Свобода от всех жизненных трудностей, обязанностей, условностей, различных стереотипов и отношений с людьми.
…А еще я подумала о Боге и о том, почему он допускает подобные несправедливости. Почему умирают молодые и здоровые? Почему так долго живут спившиеся и опустившиеся? Почему на свете столько зла и неправды? Почему жизнь кого-то испытывает, а кого-то балует и оберегает от неудач?
