Татьяна Степанова - Девять воплощений кошки
Катя вспомнила, как орал, как бесновался Тригорский под прицелом пистолета Миронова.
Однако в кабинете следователя Красногорского УВД их встретил совершенно другой Тригорский – сдержанный, спокойный.
Костюм – спортивный, черный, измазанный грязью и сажей, куртка с капюшоном – все те же. А вот человека в них точно подменили.
– За то, что на вашего участкового напал, так очень извиняюсь. В горячке все вышло, это как в бою – тут уж не разбираешь…
– Вы разве принимали участие в боевых действиях? – спросил следователь УВД, ведущий допрос.
– Да, то есть, нет. Это не доводилось. Просто вывел меня из себя этот Вовка Миронов, я его от горшка два вершка знаю – вот с каких времен, с сыном моим дружил. А тут власть из себя строить начал, пистолетом махать.
– Участковый пресекал ваши противоправные действия, когда вы хотели поджечь приют для бездомных животных.
– Да, но я… я ж это не просто так, я ради общего блага.
– Неделю назад вы с помощью поддельных ключей, инсценировав взлом, проникли на территорию зоогостиницы для животных «Приют любви» и отравили более тридцати кошек.
– Это доказать еще надо, что это я сделал.
– У вас ключи изъяли. А 17 апреля вы совершили поджог приюта для бездомных собак в поселке Зеленая Роща.
– И это тоже вам еще доказать придется, – Тригорский скрестил мощные руки на накачанной груди. – Вы вот меня тут позорите перед всем городом, перед товарищами моими, которые поддержать меня приехали. А хоть бы поинтересовались, чего ради я в свое свободное время…
– Живодерствуете, – это сказал Елистратов, молча, насупившись, слушавший допрос.
Тригорский повернулся к нему, прищурился.
– Вам ли это говорить, вам ли упрекать, когда вы закону служите, – сказал он Елистратову тихо. – От мрази разной уголовной землю очищаете. К порядку стремитесь, к правовому порядку. И я правопорядку служу, точнее полному, окончательному идеальному порядку. Вот как надо чтоб было, – Тригорский сжал кулак и показал. – А начинать надо с малого. Хотя бы с этих… с этой погани четвероногой. Никому дела ведь нет – все парки, все газоны загадили, грязные, бродячие, вшивые. Весной глянул – семь собачьих свадеб насчитал, кобели за суками гурьбой и прямо на остановке совокупляются! А на остановке подростки ржут, пальцами тычут, а в парках мамаши молодые с детьми гуляют. Плодятся, множатся, и никому дела нет. И от бешенства никто не прививает. И кошки, эта мразь… В подъезд, бывало, не войдешь, все обоссали. Полная антисанитария. Раньше хоть эти ездили, которые сачком их вылавливали, уничтожали. Может, и живодеры, зато порядок в этом вопросе был хоть какой-то, улицы очищались. А сейчас…
– В результате поджога сгорело частное имущество на крупную сумму, – оборвал его следователь. – Когда вы кошек отравили в гостинице, то нанесли крупный материальный ущерб владельцам, потому что кошки там ценных, редких пород. Вы напали на полицейского, нанесли ему телесные повреждения. Это уголовные преступления. И статья «жестокое обращение с животными» в УК имеется. Полный букет. Так что прекратите молоть чушь о каком-то идеальном порядке. И отвечайте на вопросы следствия. Вы признаетесь, что 17 апреля совершили умышленный поджог приюта для животных, а в прошлое воскресенье при помощи яда уничтожили более тридцати кошек?
– Это вам надо еще доказать. Не стану я ни в чем на протокол признаваться, я закон знаю. И требую адвоката.
– Да, адвокат вам определенно понадобится, – согласился Елистратов. – В музее, где вы работаете, совершены два умышленных убийства.
– А вот это на меня вы не повесите. Ну уж нет, – Тригорский покачал головой. – Никогда повесить не удастся. А то я не понял, чего это вы – такой большой начальник полицейский, сюда примчались из-за каких-то собак-кошек с утра пораньше. И стервоз этих своих двух за мной следить приставили – и там, в музее, и сегодня ночью. Я им обеим головы, как котятам, мог свернуть вот так, – Тригорский показал, словно ломает шею кому-то. – А я их пальцем не тронул, со всем уважением, даже помочь в музее пытался.
Анфиса толкнула Катю локтем. До нее только сейчас дошло, что под «стервозами» Тригорский имеет в виду именно их.
– Я никого не убивал в музее, – Тригорский уже тыкал пальцем следователю. – Запишите это, я требую, чтобы вы это в протокол занесли. Мразь эта кошачья-собачья – это одно, а люди – это другое. Может, кто и заслуживает смерти, но я не палач, я людей не сужу и не наказываю. На это есть суд и закон. В этом и смысл порядка в стране, в городе. Идеального порядка, который для меня дело святое!
– В блоге Ангела Майка было что-то про его отца? – спросила Катя участкового Миронова, когда они покинули кабинет следователя.
– Нет. Ни слова. Он об отце ничего не писал.
– А про место работы, про музей?
– Нет.
Участковый Миронов невесел. Разочарован.
– Вова, не вешайте нос, вы ведь поймали красногорского маньяка, – сказала Катя. – И такие маньяки тоже бывают. Если он убийца, то… убийств в музее больше не будет. И это уже хорошо.
– Знаете поговорку про яблоко от яблони? – спросил Миронов.
– Недалеко катится? Каков папаша, таков и сынок, может, еще хуже?
– Я сейчас вспомнил. Было про музей в блоге. Ангел писал, что ему нравится… то есть его возбуждает Давид.
– Какой еще Давид?
– Не знаю, вроде какая-то статуя в музее.
Глава 38
Пленки. Потерянное время
«Интуиция, которой нет», не обманула Катю: в эту ночь старший лейтенант Тимофей Дитмар не только не ложился спать, но даже и не покидал музей.
Вместе с дежурной сменой охраны и командой специалистов из технического управления МУРа он просматривал все пленки всех камер, начиная с вечера понедельника, когда в музей приехала комиссия Счетной палаты.
Записи дней убийств просматривались по нескольку раз, чуть ли не покадрово, однако ничего подозрительного на пленках так и не проявилось.
Дитмар видел их всех – Викторию Феофилактовну, Дарью Юдину, Кристину, профессора Олега Гайкина, смотрительниц Арину Шумякову и Василису Одоевцеву, Катю, Анфису.
Они мелькали среди десятков других сотрудников музея – смотрителей, научных работников, экскурсоводов, охранников, техников. Несколько раз на пленках появился Юсуф – на главной лестнице и в коридоре Верхнего царства, ведущем в директорское крыло.
Запись 24 часа – полные сутки, и дней почти неделя, к концу просмотра, к утру старший лейтенант Дитмар уже практически перестал различать, кто перед ним, – лица, лица, лица – сотрудники музея и огромное число посетителей.
Лишь Тригорских – отца и сына не видно было ни на одной пленке. Насчет Николая Тригорского сотрудники охраны музея пояснили – он же в дни дежурств все время в пультовой, сам сидит возле экранов, оттого и не светится. Или отлично знает, как не засветиться, как пройти мимо всех камер, потому что ему известны схема системы охраны музея (сам же принимал участие в ее установке и ремонте) и расположение «глазков».
Тригорского-младшего, белобрысого Ангела Майка, они тоже сначала не увидели на пленках. Однако в день убийства Дарьи Юдиной грива его светлых волос все же мелькнула в Египетском зале.
Дитмар видел на экране – сначала темнота, от камер нет толка, потому что свет в Египетском зале в тот день погас, затем свет зажегся, и вот он, Ангел Майк, на стремянке у стены, что-то там чинит, ковыряется в проводке. Затем мягко, пружинисто, как кошка, спрыгивает с лестницы и идет в глубь зала. Останавливается возле витрины с какими-то артефактами и долго, внимательно витрину разглядывает. В Египетском зале нет посетителей, только смотрительница Арина Шумякова.
– Что там выставлено? На что он смотрит? – спросил Дитмар у охранника музея.
– Это комната Мумий и саркофагов, – пояснил тот охотно. – А на витрине предметы погребального культа, которыми египтяне пользовались, подготавливая покойников… ну проще сказать, когда из умерших мумии делали, их сначала потрошили, мозги выкачивали через нос. Так вот это все инструменты. Так сказать, хирургический инвентарь тысячелетней давности.
– В общей сложности у нас потерянного времени уже около полутора часов, – сказал Дитмару сотрудник технического управления, внимательно следящий за показаниями временных таймеров на пленках. – Вот я дни записал, когда показания таймера не совпадают.
Дитмар глянул на записи.
– Кто дежурил в эти дни в пультовой? – спросил он.
Охранники сверились с графиком работы.
– Николай Тригорский. Да он сейчас почти каждый день работает, потому что у нас сезон отпусков начался, подменяем друг друга. Он же зам по техническому оснащению, так что начальника службы охраны временно замещает.
Дитмар посмотрел на часы: после звонка Кати из Красногорска о задержании Тригорского прошло уже много времени. Оперативная группа МУРа и Елистратов давно уже там.
