Эд Макбейн - Красавица и чудовище
— Детектив Блум, — вмешался я, — хочу, чтобы совершенно четко было зафиксировано заявление моего клиента: ему ничего неизвестно относительно убийства его жены, он отвечает на ваши вопросы по своей доброй воле из желания помочь полиции.
— Ваши слова записаны на пленку, — сказал Блум и приступил к допросу. — Мистер Харпер, когда вы в последний раз видели свою жену живой?
— В субботу вечером.
— В котором часу в субботу вечером?
— Что-то около двух.
— Ночи?
— Да, сэр.
— Тогда правильнее было бы сказать: в воскресенье утром.
— По-моему, это было в субботу ночью.
— Где это было?
— Дома.
— Будьте любезны, назовите адрес.
— Уингдейл, 1124.
— Тогда в последний раз вы видели ее живой?
— Да, сэр. Как раз перед тем, как уехал в Майами.
— В два ночи?
— Да, сэр.
— Не кажется ли вам, что это не самое подходящее время отправляться в путешествие?
— Нет, сэр. С утра пораньше хотел приняться за работу.
— Зачем вы поехали в Майами?
— Хотел повидать маму. И сбросить груз.
— Груз — чего?
— Всякого старья. Это мой бизнес. Покупаю и продаю подержанные вещи.
— И вы поехали в Майами…
— Чтобы продать кой-какое старье. Одному парню, с которым веду там дела.
— Как его имя?
— Ллойд Дэвис. А вышло, что съездил впустую.
— В каком смысле?
— Не застал Ллойда на месте. Жена его сказала, что в этот уикэнд он на сборах, в армии. У него, понимаете, уходит на эти сборы пропасть времени. Он резервист. Я служил с Ллойдом в армии, за океаном. Вот там мы и свели знакомство.
— Но вы не застали его дома, когда в воскресенье приехали в Майами?
— Нет, сэр, его не было, мамы тоже не было дома. Соседка сказала, что она уехала в Джорджию, повидаться с моей сестрой.
— В какое время это было, мистер Харпер?
— Да совсем рано утром. На дорогу у меня ушло часов шесть приблизительно, да, что-то около этого, я бы сказал, было часов восемь, может, девять. Вот в это время приблизительно.
— И чем же вы занялись, когда обнаружили, что ни мистера Дэвиса, ни вашей матери нет в Майами?
— Пошел пожрать.
— Куда?
— Не помню, как называлась эта забегаловка. Такая кафешка рядом с дорогой.
— Вы завтракали в одиночестве?
— Да, сэр.
— Что потом?
— Позвонил одному армейскому корешу. Он — сержант, занимается с призывниками там, в Майами.
— А как его фамилия?
— Ронни Палмер.
— Вы позвонили ему…
— Из той кафешки, где ел.
— И о чем вы с ним говорили?
— Да так, ни о чем: как живешь, как дела…
— Что потом?
— Поехал в Помпано.
— Зачем?
— Решил, раз уж я тут поблизости, заеду заодно посмотреть, что там и как. Это ж, знаете, прямо за Лодердейлом.
— И сколько времени вы провели в Помпано?
— Да вполне хватило, чтобы оглядеться как следует.
— Потом что?
— Поехал дальше на север. К Веро-Бич.
— Зачем вы поехали туда!
— Чтобы поглядеть, как там.
— И ради этого проделали весь путь до Веро-Бич?
— А это не так уж далеко.
— Что-то около ста миль к северу от Помпано, так?
— Не так уж много.
— И сколько времени вы там провели?
— Пару часов, не больше.
— Потом что?
— Покатил обратно в Майами.
— И что делали там?
— Зашел перекусить, потом поехал на пляж. Чтобы поспать. Хотел было в мамином доме, да ее не было, а у меня нет ключей.
— Итак, вы спали на пляже.
— Да, сэр.
— В Майами.
— Майами-Бич, точно, сэр.
— И без пятнадцати двенадцать ночи вы находились на пляже?
— Проспал на пляже всю ночь, верно, сэр.
— Вы были на пляже ночью, в одиннадцать часов сорок пять минут?
— Мори, — прервал я его, — мне кажется, он уже ответил на этот вопрос.
— Если не возражаешь, Мэттью, мне бы хотелось уточнить время, — сказал Блум.
— Мистер Харпер, у вас нет возражений?
— Нисколечко. Я был на пляже ночью, в одиннадцать часов сорок пять минут, это точно, сэр. Всю ночь. Все было так, как я сказал.
— Майами-Бич, правильно? — переспросил Блум.
— Да, сэр, Майами-Бич.
— Так вас здесь не было, в Калузе, я правильно понял?
— Мори, — вмешался я, — он только что ответил на твой вопрос и по меньшей мере четыре раза повторил это…
— Хорошо, хорошо, — успокоил меня Блум и обратился снова к Харперу. — Мистер Харпер, — сказал он, — известно ли вам, что ваша жена подала на вас жалобу в калузское отделение полиции и обвинила вас в нанесении ей тяжких физических увечий? Как написано в заявлении, это произошло в одиннадцать часов сорок пять минут, в воскресенье ночью, пятнадцатого ноября.
— Что? — воскликнул Харпер и, отвернувшись от Блума, посмотрел на меня.
— Известно ли вам об этом? — спросил Блум.
— Нет, сэр, я не знал об этом, — ответил Харпер. — Как мог я… повторите, что, вы сказали, будто бы я сделал с ней?
— В жалобе указывалось, что вы сломали ей нос и…
— Нет, сэр, в этой жалобе все вранье.
— Она написана вашей женой.
— Нет, сэр, Мишель не могла так поступить. Нет, сэр.
— Мистер Харпер, когда вы уехали из Майами?
— Этим утром.
— Поточнее, — когда именно «этим утром»?
— Наверное, около десяти часов.
— И вы приехали прямо сюда, в полицейский участок, когда вернулись в Калузу, правильно?
— Прямехонько.
— Почему вы не вернулись домой вчера? Ведь вашего компаньона не оказалось на месте…
— Ллойд мне не компаньон. Он просто мой кореш по армии, с ним у меня дела, вот и все.
— Но его не было?
— Верно.
— И вашей матери — тоже.
— Верно.
— Тогда зачем вы остались в Майами? Почему вы не отправились домой вчера утром?
— Я решил, может, Ллойд вернется.
— Он вернулся?
— Нет, сэр.
— Так зачем вы там остались?
— Думал, может, еще вернется.
— Угу. Как давно вы женаты, мистер Харпер?
— В следующем июне было бы два года.
— Ваша жена иностранка…
— Да, сэр.
— Где вы с ней познакомились?
— В Бонне, в Германии. Я служил в военной полиции в Бонне.
— Когда это было?
— Вы спрашиваете меня, когда я с ней познакомился?
— Да.
— В этом месяце будет два года. Познакомился с ней в ноябре, а женился на следующий год, в июне.
— Вы поженились в Германии?
— Нет, сэр, здесь, в Калузе.
— Каким, по-вашему, был этот брак? — спросил Блум.
— Я без памяти любил ее, — ответил Харпер и вдруг, закрыв лицо руками, зарыдал.
Тишину, воцарившуюся в комнате, нарушал только шелест магнитофонной ленты, бесстрастно фиксировавшей скорбь Харпера. Он сидел в кресле, которое казалось слишком хрупким для его громадной фигуры, его широкие плечи сотрясались, бочкообразная грудь вздымалась от рыданий; закрыв руками изуродованное оспинами лицо, он безуспешно старался справиться со своим горем. Казалось, Харпер никогда не успокоится. Издаваемые им звуки напоминали стоны раненого животного, нашедшего укрытие в глубине джунглей, где уже ничто не могло причинить ему боль и только луна была немой свидетельницей его страданий. Мало-помалу его рыдания наконец иссякли; он полез в задний карман джинсов и, вытащив довольно грязный носовой платок, вытер глаза, потом нос и неподвижно замер в кресле, шмыгая носом и устало опустив плечи. Похоже, в этом громадном теле не осталось ни капли жизненных соков.
— Мистер Харпер, — заговорил мягко Блум, — вы утверждаете, что в воскресенье утром были в Майами, потом ездили в Помпано и Веро-Бич, а затем в тот же день, позднее, опять вернулись в Майами, так?
— Да, сэр. — Голова Харпера все еще была опущена, как будто он старался разглядеть что-то на своих башмаках.
— Кто-нибудь видел вас в этих местах?
— Меня видела масса народа.
— А мог бы кто-нибудь подтвердить, что вы действительно были там, куда, по вашим словам, поехали!
— Только жена Ллойда да еще мамина соседка.
— Но это было в воскресенье утром.
— Да, сэр.
— А что скажете о воскресной ночи?
— Нет, сэр, в воскресенье вечером не видел никого из знакомых.
— А в понедельник?
— И в понедельник — никого.
— Совсем никого?
— Нет, сэр.
— Мистер Харпер, вы настаиваете на том, что не находились здесь, в Калузе, в воскресенье вечером? Уверены, что не вернулись сюда?..
— Я должен заявить протест, Мори. Он уже ответил тебе на этот вопрос. В воскресенье вечером Харпер был в Майами, он уже сказал тебе об этом.
— Тогда как ты объяснишь ту жалобу, которую подала на него в понедельник утром его жена?
— Ты и меня допрашиваешь, Мори? Если так, лучше бы тебе зачитать параграф относительно моих прав.
