Анна Маяская - Маньяками не рождаются
— Мы к твоим услугам, дружище.
Хан поздоровался с Павлом за руку. Хозяин Гейше сразу же подставил стул, но она опустилась на диван.
— Есть дело. Нужно обсудить детали..
— Но это же ужасно, — произнесла Гейша, выслушав план Павла.
— Молчи, женщина, — недовольно остановил её Хан. — Сколько платишь? — поинтересовался он.
— Сто. Баксами.
— Мало. Это тебе не убийство. Чирк и готово. Это дело долгосрочное и будешь ты на крючке несколько лет.
— Сколько ты хочешь? — нетерпеливо спросил Павел.
— Триста тысяч баксов. В день проведения операции одна треть и после совершения — остальные.
— Хорошо, — ответил Павел. Но детали должны быть отработаны чётко и точно. Чтобы никто не мог ничего вспомнить о той ночи.
— Лады, — ответил Хан. — Пошел думать. Доложу, как все будет готово. Главное, подготовить почву с руководящими людьми, а мелочь я сам уговорю. И срочно найти кормилицу.
— Только не здесь.
— Ежу понятно. Есть у меня кореш с оравой. Устроит. Плату подсчитаю. Отдельно от того, что заплатишь за исполнение.
Хозяин вышел провожать гостей на крыльцо. После их отъезда он лег на тахту и принялся хохотать, как ненормальный. Глаза его горели лихорадочным светом, он проигрывал в памяти план мести и хохотал до колик. Наконец, успокоившись, подошел к зеркалу и увидев своё отражение, испугался. Сумасшедший взгляд, дрожащие руки, искаженное ненавистью лицо, были отражены в стекле.
— Наконец-то план составлен и принят к исполнению. А теперь посмотрим кто кого? Кто из нас счастливее?
Прошло время, Павел выглядел спокойнее. Мать радовалась, что сын приходит в себя.
— Сынок, а где все-таки Юля? Ты с ней расстался или она тебя бросила?
— Ты забыла, что сама выкрала ее из больницы.
— А потом? Я с Зауром держала её в загородном доме, в твоей спальне. Привозила врача, лечила, а когда приехал ты, то отстранил меня от дел.
— Прекрати! — закричал Павел, ты почему суёшь нос не в свои дела?
— Только потому, сынок, что её затянувшееся отсутствие беспокоит не только простых людей, знающих девушку, но и милицию. Кроме того главный мент — наш друг, отец ему платит за крышу, может прикрыть.
Павлу вдруг показалось, что он обязан переговорить с матерью, далее продолжаться затянувшаяся история не может и выхода он не видит.
— Юля находится на моей даче, живет под присмотром в глубине двора во флигеле, с прикреплённой к ней сиделкой. Она тяжело больна, но иногда приходит в себя и все порывается в милицию. Наш разговор с ней расстаться по-хорошему не состоялся. И теперь я не знаю, что делать?
Мать всплеснула руками, заохала, запричитала, начала пускать слезу.
— Господи, сынок, да так и срок получить недолго. Нужно немедленно найти выход из положения. Она ходит?
— Нет. Только в кресле и в кровати проводит время. Язык говорит плохо, но понять можно.
— Я немедленно еду к ней. Почему ты сразу не сказал, что держишь её у себя?
— Так безопаснее, — ответил Павел. — Ты никуда не едешь, я сам. Нужно быть осторожнее с соседями. Часто там бывать нельзя.
Павел уехал.
* * *— Милиция, — прокричал в трубку взволнованный голос. На окружной дороге, 18-м километре лежит мёртвая женщина.
На месте оказались быстро. Василий и еще два опера, прокурор, криминалист, все кому положено было находиться в этот миг возле найденного трупа. Тело найденной женщины лежало у дороги с раскинутыми ногами.
— Какие длинные, — удивился кто-то.
Василий вгляделся в мёртвое лицо и вдруг понял, что ему знакома эта женщина, только раньше он видел её цветущей, жизнерадостной, а теперь это было подобие человека с землистым лицом и худыми скрещенными руками. Словно не человек, а призрак находился перед ними.
— Это Юля. Та, которая потерялась, — пояснил Василий. — Теперь мы имеем труп и можно искать убийцу.
Он с сожалением смотрел на её голову, склоненную набок, пустые глаза. Никаких признаков орудия убийства не было и можно было только угадывать. Действительно это была она — спутница Павла, прекрасная двадцатилетняя красавица. В милиции уже давно все знали о ней. И то, что родители жили где-то в Сибири, а здесь работал охранником в фирме её брат. Знали, что она пользовалась успехом у мужчин и была не обременена условностями морали, легко вступала и также легко разрывала свои любовные связи.
— Родителей нужно вызвать немедленно и найти брата, — приказал начальник отдела.
Доктор — патологоанатом удостоверил передозировку наркотиками и до этого их частое употребление были представлены шрамами от инъекций. Брат, приехавший первым из родственников, подошел к сестре, пристально рассматривая, стоял у её последнего ложа на земле, цинком обитого стола и что-то тихо произнёс, но Василий стоявший неподалеку расслышал:
— Я найду его, сестра, кем бы он ни был.
Василий дождался официальной бумаги по токсикологической экспертизе. Наркотики, наркотики.
Приехавшие родители справлялись, когда можно похоронить дочь.
Все это время Василия не покидало чувство охотника за преступником.
— Какой он? Мотив? Корысть? Зависть? Ревность? Шантаж?
Такое тоже нельзя исключать, может быть ей удалось раскрыть чью-либо тайну, или роковая любовь к наркоману, которая погубила такую шикарную женскую плоть.
Время неумолимо катилось вперед. Дело об убийстве или передозировке самой Юлей, было глухим. Опрошены все, кто жил неподалеку: друзья, соседи. Но ничего нового пока не было. Василий носил с собой фотографию Павла, его тоже не опознали.
Вечером в дом Веры и Василия ввалился Павел.
— Ребятки, как живёте, я привез что-то для крестника: он поставил посреди комнаты восхитительную коляску. — Осталось дело за вами, чтобы было кого положить в неё.
Все рассмеялись. Повеселились, поболтали и разошлись.
Ночью Веру увезли в роддом. Лежа в предродовой палате, она стонала от частых схваток.
— Скоро, милая скоро, — успокаивала ее акушерка.
Кроме Веры тут находились еще три женщины. Одна совсем молодая. Врач вошел в палату, видимо дежурный и спросил:
— Кто из вас Иванова?
— Я, — ответила Вера.
— Я, — ответила еще одна молодая женщина, совсем ребёнок, — ее кровать находилась рядом с Вериной.
— Интересно, госпожи Ивановы.
— Тогда, кто из вас Вера?
— Я, — ответила Вера.
— Я, — ответила та же молодая Иванова.
— Ну и ну, — рассмеялся врач, а вместе с ним и будущие мамаши.
— Тогда уж по отчеству. Кто из Вас Геннадьевна?
— Я - ответили обе.
Хохот в предродовой палате несколько утишил боль схваток. Но вскоре схватки остановили развеселившихся мамаш.
— Все ясно, трижды тёзки. Одна будет просто Вера, вторая с загипсованной рукой — Вера рука. Пойдет?
— Пойдет, — согласились обе.
— Что с вами? — спросил врач, показывая на руку.
— Попала в ДТП. Ерунда, скоро заживет, легко отделалась. Только гипс на руку, да небольшое сотрясение.
У Веры начались интенсивные схватки и скоро её перевели в родильное отделение. Помучавшись достаточно недолго Вера услышала басок ребенка.
— Поздравляю Вас, мамаша, с сыном. Три килограмма восемьсот пятьдесят грамм. Богатырь.
Акушерка поднесла кричащего малыша, показала головку, ручки с крохотными сжатыми кулачками, ножки и то, что определяло в нём мужский пол. Потом его начали приводить в порядок, приспособление к новому положению видимо не очень нравилось человечку и он орал, широко раскрывая беззубый рот, а Вера беспокоилась, как бы там не причинили неприятности её ненаглядному малышу. Он еще не пробыв на белом свете и часа, а уже прочно завладел всеми мыслями и сердцем мамы. В палату её привезли на каталке, что казалось ей стыдным, так как люди, совсем чужие, так беспокоятся о ней.
— Какой же он беззащитный, крохотный, его все могут обидеть, — думала молодая мама и ждала, когда принесут ей малыша.
— Покажи нам его, — кричала у окна толпа родственников вместе с Павлом.
— Смотрите, — и Вера показала в окно серьезное личико спящего сына. Он вдруг сморщил нос, чихнул и открыл глаза. Они были бессмысленные и непонятно какого цвета. Волосики черненькие, прилипшие ко лбу. Увидев сына, Василий как-то странно себя почувствовал. Это было чувство глубокой ответственности за судьбу своих ненаглядных сына и его мамы. Ему не хотелось потерять это волнующее чувство и он, сказавшись занятым, ушел от толпы, все еще обсуждающих имя ребенку.
— Назовем как папу Василием, — сказала мать.
— Почему не именем дедушки? — ревниво доказывала Верина мама.
— Василий Васильевич Иванов — это серьезно, — настаивал Павел.
А тем временем малыш, раскрыл ротик и начал им что-то искать. Вера дала ему грудь, как учила её акушерка, он сразу же присосался и начал деловито обедать, серьезно, но бессмысленно глядя маме в глаза. Нежность, чистая всеобъемлющая любовь к этому маленькому созданию, охватило Веру. На второй день пребывания её в роддоме, к ней подошла в тихий час та, другая Вера, с загипсованной рукой и позвала её в коридор. Вера вышла.
