Андрей Константинов - Дело о заикающемся троцкисте
— Сомнительно. В годы репрессий они изымались при обысках. Но передавались не чекистам, а в партийные органы… Что-то, конечно, могло попасть в НКВД по недосмотру. Но эти архивы недоступны для посторонних исследователей. Их фонды стали доступны — весьма относительно доступны — только в начале девяностых… Наши экспозиции и пополняются в значительной степени за счет архивов ФСБ.
— Дают материалы?
— Дают… Кстати, в нашем, питерском ФСБ, работал сотрудник, всерьез увлекавшийся Троцким.
Когда Елена Петровна сказала эту фразу меня еще не «зацепило»… В залах висела музейная тишина, только где-то в глубине стучала пишущая машинка. Господи, неужели кто-то еще печатает на машинке?
— А как зовут этого чекиста-троцкиста? — спросил я.
— Олег, — ответила она. — Олег Николаевич Гребешков.
И вот тут меня как током ударило:
Олег! Страничка из дневника Троцкого…
И — бывший «сотрудник ЧК» по имени Олег, который торгует архивными документами со штампом НКВД. Стараясь выглядеть равнодушным, я сказал:
— А давно Гребешков ушел из ФСБ?
— Ушел? — удивилась она. — Почему — ушел?
— Вы сказали: «работал».
— Его убили. Его убили год назад, Андрей Викторович.
***
Я вышел из музея, сощурился от яркого солнца и закурил. Вот оно как: Олег Гребешков убит… а некто пытается продать бумаги из архива НКВД. Называет себя Олегом… Совпадение? Возможно.
Олег — не такое уж и редкое имя.
И вообще — есть тут связь или нет?
Гребешкова, сказала Елена Петровна, убили год назад… подробностей она не знает.
Дату убийства не помнит. Знает, что «Олег был очень интеллигентный человек. Историк… увлекался Троцким…» Так есть тут связь или нет?
Я докурил сигарету и только потом сообразил, что так и не показал Кондаковой образец, полученный от Троцкиста… Я вернулся обратно. Долго звонил в звонок у входной двери. Мне открыла пожилая, похожая на ученую сову, дама.
— Извините, — сказал я, — но мне нужно видеть Елену Петровну.
— Это, кажется, вы, молодой человек, беседовали с Леночкой в фойе?
— Я, я, — нетерпеливо сказал я. — Можно мне пройти?
— Я вас провожу.
Елена Петровна сидела в маленьком, заваленном книгами кабинете. На подоконнике кипел электрический чайник.
— Андрей Викторович? — удивилась она.
— Извините, Елена Петровна. Неловко отвлекать вас от работы, но не могли бы вы взглянуть на это? — Я открыл конверт, который взял в ячейке камеры хранения на Московском вокзале, положил на стол листок с оторванным уголком.
— Что это? — спросила Кондакова.
— Мне сказали, что это письмо Льва Троцкого.
Елена Петровна надела очки и стала похожа на учительницу. Несколько секунд она вглядывалась в текст, потом бросила быстрый взгляд на меня… потом опять в текст. Спустя минуту или две Елена Петровна сняла очки и громким шепотом произнесла:
— Послушайте… Послушайте, это же, кажется, Троцкий!
***
В Агентстве я первым делом столкнулся с Анной Яковлевной.
— Привет, — сказал я, но она отвернулась и прошла мимо… Вот такие пироги на любовном фронте. Сплошные победы на грани полной капитуляции. Хорошо хоть Завгородняя с Лукошкиной не могут объединиться в единый блок… А в приемной я увидел Светку. Сказал: привет, — но и она тоже меня «не заметила». Ах ты, елы-палы!
И только Оксана посмотрела на меня по-доброму… Она взмахнула своими длинными ресницами и сказала:
— Тебе, Андрей, дважды звонил какой-то настойчивый мужчина. Сказал, что его зовут Олег, что он по очень важному вопросу и что ты в курсе.
— Заикается?
— Еще как. Я спросила его координаты, но он не оставил.
— И не оставит, — пробормотал я.
— Что?
— Ничего. Будет звонить — соединяй сразу.
Я прошел в кабинет, распустил узел галстука и закурил. Я определенно не знал, что нужно делать и нужно ли что-нибудь делать… Пришел Повзло и стал говорить о деньгах. Об оперативных расходах. О том, что репортеры уже стонут… и надо что-то делать.
— Не шатает их? — перебил я.
— В смысле?
— От голода их не шатает? Зубы от цинги не выпадают?
— Андрей!
— Коля!
— Андрей, видишь ли…
— Коля, я все вижу. Но денег нет…
Хотя… есть одна тема.
— Какая? — оживился Повзло.
— Сейчас объясню. Давай, подгоняй сюда Каширина и Зудинцева. И Зверева… если найдешь.
Зверева не нашли. Где-то он был опять на свободной охоте. А Родя с Зудинцевым через минуту были в моем кабинете.
— Прежде всего, дорогие коллеги, — сказал я, — позвольте вас поздравить, — я обвел всех взглядом, сделал паузу, интригуя. — Ерша освободили.
— Как?
— Как освободили?
Я черканул на листочке номер паспорта Ерша и подал Зудинцеву:
— Вот, Михалыч, номер паспорта гражданина Ершова. Поинтересуйся. Сможешь?
Зудинцев матюгнулся, сложил листочек вдвое и убрал в карман. Потом я рассказал о звонке Троцкиста и о своем визите в музей.
— Вот такой сюжетец, коллеги, — подвел итог. — Хочу услышать ваше мнение по этому сюжету.
— Тьфу! — сказал Родя. — Где Троцкий — там всегда заморочки. Вот вражина. Даже после смерти людям жизнь отравляет.
— Не скажи, — ответил Зудинцев. — Троцкий — соратник Ленина, и если бы в политическом противостоянии Сталин-Троцкий в двадцать седьмом году победил Троцкий, то…
Я «митинг» пресек. Сказал:
— Политические дискуссии в свободное от работы время. Предлагаю высказаться по существу.
— Для удобства, — произнес Родя, — я бы разбил тему на две части: рукописи Троцкого и убийство комитетчика. Есть ли между ними связь, мы пока не знаем.
— Мы, — сказал Зудинцев, — даже не знаем, а есть ли эти рукописи.
— По крайней мере один листок есть.
Зудинцев покачал головой:
— Извините. Извините, мужики, но пока что это листок бумаги… Вот будет заключение экспертизы — будет и разговор.
Я с Зудинцевым спорить не стал — он профессионал. Причем классный профессионал. Я только сказал:
— Кондакова считает, что к нам попал подлинник… А она — очень опытный музейный работник, у нее интуиция.
— Интуиция в нашем деле — штука полезная, — согласился Михалыч. — Я в нее верю и тоже предполагаю, что горячо, что рукопись подлинная. Давайте прикинем, что можно сделать… что-то в этом есть. Для начала посмотрим, чем же мы располагаем.
Мы «посмотрели» и увидели, что почти ничем не располагаем: есть некий аноним, который называет себя Олегом. Но имя, скорее всего, вымышленное… Этот Олег (псевдоним оперативной разработки Троцкист) утверждает, что владеет дневником и письмами Льва Троцкого. И даже предоставил страничку (вероятно, подлинную) для изучения. Троцкистом движут корыстные мотивы. Но сам он по каким-то обстоятельствам («У м-меня ос-с-собые обоб-обстоятельства») реализовать рукопись не хочет или не может. Чего-то опасается…
— Я думаю, этот Троцкист пиздит как Троцкий! — вставил Родя.
Не заметив его реплики, я продолжил:
Троцкист не глуп, говорит правильным литературным языком, употребляет слова «конъюнктурщик», «дивиденды», знает, что такое «Сотбис»… Осторожен.
Возраст — по голосу — взрослого, но не пожилого мужчины. Заикается.
— Заикание, — спросил Зудинцев, — натуральное?
— Похоже, да. Любопытно, трудно ли имитировать заикание? — спросил я. Ответ явился сам собой — дверь кабинета распахнулась и всунулась лохматая голова Соболина:
— Можно, Шеф?
— Нельзя. Совещание у меня. Зайди через двадцать минут… Впрочем, постой.
Скажи-ка, Володя… вот ты, как профессиональный драматический артист… — Соболин проник в дверь целиком и стал каким-то очень значительным. — Как профессиональный драматический артист, скажи нам: трудно ли имитировать заикание?
Соболин тряхнул копной волос, изменился в лице и ответил:
— Ва-ва-ваще н-н-ннево-во-возмомо-жно.
Все стало ясно… Володя еще что-то хотел нам показать в рамках демонстрации актерского мастерства, но я его выставил.
Он ушел расстроенный.
— Заикание, — сказал Зудинцев, — не факт.
Родя возразил:
— Ты хрен с пальцем не сравнивай.
Вовка — актер.
— Погорелого театра, — сказал Зудинцев. — Но если хочешь, Родион, то можешь провести проверку логопедов. Их в Питере не так уж и много — человек двести… или триста.
— Или пятьсот, — сказал я. — Отставить логопедов.
Все и без меня понимали, что на этом пути нам ничего не светит: логопедов можно проверять год… и выяснить в конце концов, что никто из них никогда не сталкивался с нашим Троцкистом. Или сталкивался, но не помнит… Или помнит, но под другим именем. Или наш Троцкист вообще не заика, а коллега нашего Соболина по ремеслу… из самодеятельности механического завода червячных передач имени Чубайса (бывш. «Красный пролетарий»).
Мы потолковали еще минут тридцать, наметили некоторые шаги и распределили обязанности. Родиону предстояло попытаться установить телефон, с которого звонил Троцкист. На Зудинцева легла обязанность поднять дело об убийстве Олега Гребешкова. А я собрался пойти в ФСБ.
