Фредерик Дар - Человек с улицы
— Да.
— Я помогу вам ее вывести. К счастью, посетителей сейчас немного.
Наклонившись, бармен ухватил женщину за отвороты шубки, чтобы поднять.
— Эй! — позвал он. — Мадам Массэ! Приехали! Взгляните, за вами прибыл ваш друг…
Опершись обеими руками о столик, она хотя и с явным усилием, но все же смогла сосредоточить на мне свой взгляд. Эта женщина не была хорошенькой, куда больше: она была бесконечно очаровательной. Даже опьянение не лишило ее этого очарования. Она была из тех женщин, на которых невозможно не смотреть, пусть даже рядом с тобой находится твоя собственная супруга. В ней чувствовалась порода.
Это может показаться глупым — говорить о пьяной женщине: «В ней чувствовалась порода». И все же это было именно так.
У нее была скромная косметика, скулы украшало несколько веснушек, правильной формы нос, чувственный рот накрашен бледно-розовой помадой.
— Я хочу видеть моего мужа, — пробормотала она.
И снова рухнула головой на столик. Бармен взял ее за подбородок и потянул вверх. Мне это не понравилось, и я резко оттолкнул его руку. В ответ он скорбно посмотрел на меня. Мимикой бармен владел в совершенстве.
— Ну же! Вам пора идти, мадам Массэ! — сказал он.
— Я жду Жана-Пьера!
— Но ваш муж дома, не так ли, месье?
При этом бармен подмигнул мне.
— Правда ведь, мсье Массэ дома и дожидается свою женушку?
Ситуация становилась кошмарной. Вместо ответа я взял мадам Массэ в охапку и направился к выходу. Бармен нес ее сумочку.
Прижав голову к моей груди, женщина беспрестанно что-то шептала. Влюбленная парочка недоуменно глазела на нас. Бармен что-то сказал им — я не понял что. Затем мы втроем очутились на улице под дождем. Туман сгущался. Свет фонарей тонул в этом тумане, силуэты прохожих были нечетки, расплывчаты. Дома сливались в единую, похожую на обрыв стену, в которой смутно блестел свет окон.
— Подождите, я открою дверь машины, — забежал вперед бармен. — Это «кадиллак»?
— Почти что.
— Славная тачка. Много жрет?
— Много.
Я усадил мадам Массэ на переднее сиденье, аккуратно прислонив к подлокотнику. Голова ее склонилась набок; точно так же лежала на бордюре тротуара разбитая голова ее мужа.
— Скажите, сэр, а что мне делать со счетом за выпитое виски?
Я достал из кармана пачку банкнот. Бумажником я не пользовался с первого дня своего пребывания во Франции. У нас бумажники сделаны по размеру доллара, поэтому громадные европейские купюры в них не помещались. И потом мне казалось, что все остальные деньги, кроме долларов, не имеют настоящей ценности.
— Сколько?
— Три тысячи.
Я дал ему пять тысяч и сказал, что сдачу он может оставить себе.
* * *Очутившись за рулем машины наедине с ничего не соображающей женщиной, я на мгновение усомнился в правильности своих действий. Я не знал, что мне делать. Отвезти ее домой — это понятно, а что дальше? Оставить там на попечение горничной? Поручив горничной неблагодарную задачу рассказать всю правду своей хозяйке, когда та придет в чувство? Нет, это было бы не по-мужски. Конечно, я был полным идиотом, начав играть в бойскаута, решив сообщить о смерти Массэ самолично. Если бы я не вмешался в работу полицейских, то сейчас наслаждался бы праздничной атмосферой у Фергюсонов. Шумная возня детворы, свет, смех, виски «Бурбон» помогли бы мне забыть все происходящее… И однако же я вмешался, и получается, должен довести начатое до конца.
— Мадам Массэ…
Женщина не ответила. Ее плечо скользнуло к двери, и она прижалась к ней в трогательной позе испуганного зверька, прячущегося в своей клетке.
Из-за тумана в Булонском лесу я заблудился. Мне хотелось самому найти дорогу, никого не спрашивая, но все аллеи были похожи одна на другую — те же редкие фонари и голые деревья. Однако это блуждание не вывело меня из себя, а, наоборот, успокоило разыгравшиеся нервы. Теперь я ясно видел всю нелепость происходящего. Часом раньше, пусть против своей воли, я послужил причиной смерти человека, а сейчас еду в машине-убийце с его женой!
Исколесив несколько километров, в конце концов выехал к Сене, что позволило мне сориентироваться. Мадам Массэ по-прежнему находилась в забытьи. В таком состоянии любой мог отвезти ее куда угодно. Ее душа покинула тело. Тело, впрочем, было великолепным. Я неоднократно пытался заговорить с ней, но она только жалобно стонала.
Мне пришлось потрудиться, чтобы вытащить ее из машины. Вместо того чтобы помочь мне, она, собрав остаток сил и воли, вцепилась в сиденье.
— Прошу вас, мадам!
Она простонала:
— Нет, не хочу! Не хочу!
Она была похожа на маленькую девочку, и я вспомнил Дженнифер, когда ей удаляли гланды. Она так же боялась выйти из машины, когда я остановился у клиники.
— Прошу вас, мадам. Посмотрите, мы уже у вашего дома! Вы узнаете ваш дом?
Тихо качнув головой, она взглянула на фасад дома. Затем последовал кивок согласия.
— Тогда пойдемте!
— Нет. Я пойду только тогда, когда Жан-Пьер придет сюда…
— Нужно идти…
Вцепившись в руль, она скрестила на нем руки.
— Я хочу видеть Жан-Пьера…
И тогда я совершил нечто, весьма напоминающее подлость. Чтобы переломить ее упрямство, я жалко прошептал срывающимся голосом:
— Он наверняка в квартире!
Молодая женщина вздрогнула и слегка улыбнулась уголками губ.
— Вы так считаете?
— Давайте посмотрим!
На этот раз она покорилась. Я снял ее руки с руля, затем вытащил ее из машины, подняв с коврика упавшую сумочку. Сумочка была узкая и длинная, и я сунул ее в карман шубки мадам Массэ.
Женщина прикрыла лицо руками.
— Все кружится…
— Обопритесь на меня. Еще чуть-чуть, нам нужно только пересечь бульвар…
Мы сделали три шажка, и она высвободилась из моих рук и прислонилась к капоту машины. Она стояла прямо перед правой фарой, ударившей ее мужа. Я не мог вынести этого зрелища, поэтому обхватил молодую женщину за талию и почти приподнял, чтобы быстрее перейти дорогу. Я держал ее, как ребенка. Она пыталась вырваться, но ноги не слушались ее. Так мы добрались до подъезда. Навстречу нам из дверей вышла молодая пара, она — в вечернем платье, он — в смокинге. Они совершенно ошеломленно посмотрели на нас. Когда я затаскивал мадам Массэ в подъезд, молодой человек пошутил:
— Рановато начали праздновать!
Мне удалось завести мою подопечную в лифт, который, к счастью, оказался свободен. В лифте она сразу рухнула на диванчик. Пока я управлялся с дверью и кнопками, мадам Массэ вяло сняла одну туфлю и ткнула в меня ее мыском.
— Я сломала каблук, — прохныкала она.
Я не отвечал, она настаивала:
— Да скажите же хоть что-нибудь! Посмотрите! Мой каблук… Я потеряла его…
И мадам Массэ разразилась бурными рыданиями, словно потеря этого чертова каблука была катастрофой для нее!
Невозможно описать, как я был раздосадован тем, что она пьяна. Я спрашивал и спрашивал себя, как же мне объявить этой почти невменяемой женщине, что тело ее мужа лежит в морге города Нантера.
Наклонившись, мадам Массэ безуспешно пыталась надеть свою туфлю. Когда лифт остановился, она, подавшись вперед, упала к моим ногам. Это могло бы показаться смешным, если бы в опьянении молодой женщины не было чего-то бесконечно жалкого.
— Вот мы и приехали!
Я помог ей подняться, и она доковыляла до своей двери, но та была закрыта.
Мысль о том, что маленькая горничная сможет заняться своей хозяйкой, придала мне сил, и я нажал на кнопку звонка с непроизвольным вздохом облегчения.
Я был так уверен, что дверь тотчас откроется, что тишина, последовавшая за звонком, заставила меня облиться холодным потом. Ничего, кроме тишины. Я снова позвонил, уже резче. Никто не отвечал. Ни единого звука не доносилось из квартиры. Я отчаянно старался удержать мадам Массэ в вертикальном положении, но она обвисала в моих руках, как кукла.
— Мадам Массэ… а что, вашей служанки нет дома?
Она не ответила. Я вновь нажал на кнопку звонка, зная уже, что это бесполезно. Просто нужно было чем-то занять себя, пока я думал. Что делать с этой пьяной женщиной? Кому передать ее? Из-за моего отсутствия настроение всех гостей у Фергюсонов наверняка было не самым лучшим, а Салли «терзалась тайной печалью», как любила выражаться наша горничная.
Я усадил мадам Массэ на коврик под дверью, прислонив к косяку, а сам бросился вниз по лестнице, чтобы позвать на помощь консьержку. Другого выхода я не видел.
В холле первого этажа у меня защемило сердце: комната консьержки была темна. На стекле белела записка. Подойдя поближе, я прочитал: «Сегодня вечером консьержки не будет».
Мне почудилось, что тягостный кошмар вокруг меня сгущается. Как будто тебе снится, что ты болен, а когда просыпаешься, вместо того чтобы успокоиться, убеждаешься, что болен действительно. Впервые после несчастного случая я посмотрел на часы. Без десяти минут восемь.
![Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]](/uploads/posts/books/148319/148319.jpg)
