Виктор Пронин - Не приходя в сознание
— А вон они, в саду, — подсказала Мария. — Возле забора ползают.
Присмотревшись, Демин сквозь голые ветви яблоневых деревьев увидел Гольцова и Пичугина. Один исследовал доски забора, а второй рассматривал что-то на плотном мартовском снегу. Подойдя, Демин некоторое время стоял молча, стараясь понять, чем они занимаются.
— Что-то интересное?
— Смотри, несколько длинных ворсинок... Видишь? Яркого зеленого цвета. Такое впечатление, что совсем недавно кто-то очень торопился протиснуться в эту щель. Причем человеку было нелегко, тесновата ему была эта щель.
— Ты уверен, что это произошло совсем недавно? — Усомнился Демин.
— Два дня назад шел мокрый снег, помнишь? На этих досках есть и другие ворсинки, они все прижаты к доске, замусолены, а эти свеженькие, прямо играют на солнце, видишь?
— Значит, не все вчера в ворота уходили... Кому-то щель показалась надежнее.
Тяжеловатый Пичугин, кряхтя, вертелся вокруг впадины — кто-то впопыхах сошел с тропинки и провалился в плотный снег. Сверху образовалась ледяная корка, а внизу снег был рыхлый, сыпучий, как это и бывает к весне.
— Плохой след, — сказал Пичугин. — Никаких деталей... Ни каблука, ни набоек...
— Думаешь, след вчерашний?
— Посмотри, на дне провала обломки ледяной корки. А будь след старым, его донышко покрывал бы свежий снег, который выпал два дня назад. Он вчера подтаял, но был бы чистым, нетронутым. Единственно, что отпечаталось достаточно ясно, — это каблук и носок. Они вдавились в нижний слой снега, видишь? Это все, чем можно похвастать.
— А рост у этого гражданина под сто девяносто, — задумчиво проговорил Демин.
— Наверно, не меньше, — согласился Пичугин. — Во всяком случае, размер этого ботиночка... Если на глазок, то сорок четвертый.
— Надо изготовить слепок, — сказал Демин. — Авось сгодится. Обрати внимание, на каком расстоянии он от тропинки... Около метра. А второго следа нет. Только правый. Оступившись на целый метр в сторону, он сумел левую ногу сразу поставить на тропинку.
— Рост под сто девяносто, сам же сказал.
— Он бежал, — сказал Демин. — Он бежал. Вчера вечером. Народ толпился вокруг дома, и никому не было надобности уходить в глубину сада. Кроме того, во время пожара здесь было светло, трудно сойти с дорожки. А вот в полной темноте, в спешке, в страхе — все объясняется очень просто!
Присев на скамейке у сарая, Демин составил протокол осмотра, зачитал его понятым.
— Может, еще чего добавите? — с надеждой спросил Демин.
— Добавим, а чего нужно? — наивно спросила Мария.
— Нет, я не могу вам подсказывать... А собаки у него не было? — вдруг спросил Демин. — Уж коли он такие ворота себе отстроил, то и собаку должен был завести, а?
— Не было собаки, — сказала Мария. — Давно уж нету. У него народ разный последнее время стал бывать... Выпить зайдут, посидеть, а то и переночевать останутся... Собака у него была, хорошая собака, очень уж нервничала... В общем, собака стала ему мешать. А однажды кого-то покусала, не любила она пьяных. И куда-то он ее дел. Не то продал, не то завез...
На обратном пути в машине молчали. Слишком уж гнетущее впечатление осталось от полусгоревшего дома.
Когда машина остановилась, Демин обернулся к оперативникам.
— Значит, так, ребята... На повестке дня — Жигунов-младший. Было бы здорово, если бы вам удалось доставить его прямо сегодня. Может, поднатужитесь, а?
— С технической точки зрения задача несложная, — заметил Пичугин. — Пригласим.
— Потом соседки упомянули какую-то Борисихину... Если и ее удастся прихватить по ходу, возражать не буду.
— Против чего еще ты не возражаешь? — усмехнулся Гольцов.
— Например, я оставлю безнаказанной вашу инициативу по установлению всех пострадавших. Некоторые уже известны — хозяин дома Жигунов, его квартиранты Дергачевы, вот кто четвертый? Если возникнут затруднения — приезжайте. Обсудим. Ладно? А я к Рожнову.
4
Через два часа в кабинет Демина доставили Михаила Жигунова. Невысокий человек с редкими прямыми полосами, о котором единственно, что можно было сказать с полной уверенностью, — выпивающий человек. В кабинет он вошел настороженно, по всему было видно, что чувствовал он себя неважно. На графин посмотрел так жалостливо, что Демин налил ему в стакан воды. Жигунов выпил жадно, в три-четыре глотка, облегченно перевел дыхание. Похмельная испарина покрывала его лоб. Штаны были смяты, видно, он в них и спал, туфли после вчерашних похождений еще не успели просохнуть. Шарф, свитер, пальто... Нет, ничего зеленого. Но с окончательными выводами Демин решил не торопиться, тем более что в квартире Михаила Жигунова предстоял обыск.
— Михаил Александрович, вы знаете, что произошло в доме вашего отца?
— Да уж знаю... Рассказали люди добрые.
— Какие у вас были отношения с отцом?
— Нормальные. Хорошие отношения, — неуверенно добавил Жигунов, решив, видимо, что о родителях можно говорить или хорошо, или ничего. — Были хорошие.
— Вы не жили вместе? Отец сдавал полдома чужим людям, а вы, родной сын, живете на стороне... Почему?
— Так уж получилось. К родителям лучше ходить в гости... А жить вместе... Слишком много точек соприкосновения.
— Значит, не любили вы отца?
— Я этого не говорил. Отец — он и есть отец.
— Вы — прямой наследник, следовательно, дом теперь ваш?
— Что осталось от дома — мое.
— Были ссоры с отцом из-за дома?
— Как вам сказать... Не то чтобы ссоры... Мне, в общем-то, есть где жить... Но разговоры о доме были. Он сам затевал. Оно понятно — один остался, мать тоже ушла, жила отдельно. Вот он и заговаривал время от времени об этом доме. Как я понимаю, пытался нас привлечь к себе. Дескать, помру — вам останется... Собутыльников у него всегда хватало, а близких людей не осталось.
— Вы были вчера у отца?
— Заходил.
— По какой надобности? Родственной привязанности нет, говорить не о чем, праздники кончились, день рабочий, а вы у отца. Зачем приходили?
— А что, нельзя? — усмехнулся Жигунов.
— Почему же нельзя, можно. Даже нужно посещать отца. Но я спрашиваю о вчерашнем дне, когда произошло несчастье, когда почти сгорел дом... Тот самый, который отец вам не отдавал, да и не собирался делать это до смерти. Так?
— Это, по-вашему, что же получается? — прищурился Жигунов. — Хотите сказать, будто я в отместку?
Про себя Демин отметил, что Михаил вряд ли в полной мере понимает вопросы. Он улавливал только их поверхностный смысл, а когда ему чудился какой-то намек, истолковывал его по-своему, впадал в похмельную обидчивость, которая, впрочем, тут же проходила. Давно известна закономерность — убийства надежнее раскрываются по свежим следам, в первые два-три дня, когда преступник не успел успокоиться, не уничтожил следы, когда свидетели еще помнят время, погоду, выражения лиц. Если же они начинают сомневаться, думать над тем, видели человека на прошлой неделе или позапрошлой, до обеда или поздним вечером, тут уж найти истину куда труднее. Впрочем, в похмельном состоянии Жигунова было, возможно, и какое-то подспорье — он не мог хитрить, изворачиваться, поскольку даже самые простые ответы давались ему с трудом.
— Послушайте, — сказал Демин. — Вчера вечером вас видели у дома отца. Через некоторое время там начался пожар. Когда его погасили, внутри оказались пострадавшие. В том числе ваш отец.
— Вон как вы повернули. — Михаил покачался из стороны в сторону, словно раздумывая, о чем лучше промолчать, где большие неприятности его подстерегают, и наконец решился. — Пришел он ко мне вчера на работу. С бутылкой. Выпили.
— Вдвоем?
— Нет, Свирин подоспел, нюх у него прямо собачий! Потом отца отвели домой. Так я и оказался в доме-то. Побыл я с ними до вечера и ушел.
— Кто оставался?
— Отец... Свирин тоже остался. Еще эти, Дергачевы, квартиранты. Да, чуть не забыл — Зинка Борисихина. Но за ней пришел муж со своим отцом, и они увели ее. Больно захмелела баба.
— Что же вы все там делали?
— Ну, как... Выпивали.
— Разговоры интересные были?
— Да какие разговоры! — Жигунов махнул рукой с таким возмущением, будто его заподозрили в чем-то постыдном. — Батя не мог до конца сидеть, завалился, Борисихина тоже рухнула... Дергачевы держались, они ребята крепкие... Кто еще... Свирин — тот молчал.
— А Борисихина — кто это?
— Местная красотка. — Жигунов усмехнулся, ему, видимо, приятно было, что о ком-то он может говорить с пренебрежением. — Пришел ее муж... Спрашивает, не здесь ли Зинка. Отвечаем, что нет... Нельзя выдавать, ведь вместе пили... Но он не поверил, прошел в дом и нашел Зинку.
— Кто еще был?
— Еще? И еще был... — Жигунов замер, уставившись в стену, словно пытаясь собрать, восстановить в сознании чей-то расплывающийся образ. — Точно. Вспомнил. Парень один... Высокий такой, молодой... Вот он тоже оставался, когда я уходил, — добавил Жигунов несколько растерянно.
