Айше Лилуай - Я наблюдаю за тобой
И пела. Во весь голос…
Я пред тобой, как перед богом,
В восторге плачу и пою…
Я не прошу тебя о многом,
Лишь забери меня в дорогу,
Прими же преданность мою…
Открой мне душу…
- Келда! – прокричал Фолки, подбегая к дочери и хватая ее за руку.
Девушка обернулась, и он услышал, что она громко смеется. Струи воды стекали по ее лицу, а она все смеялась и глотала их, и снова смеялась, а капли дождя повисали у нее на губах… Вот только не сразу Фолки понял, что это были не одни только капли дождя, что это были слезы… И тело девушки сотрясалось не столько от холода, сколько от беззвучного плача, прикрытого смехом.
- Что с тобой, девочка моя? – снова прокричал Фолки.
Келда все еще улыбалась.
- Ах, папа, как красиво! Ты только посмотри, папочка, ты только посмотри!
И, прижавшись к нему, девушка вдруг разрыдалась. Фолки в растерянности гладил ее по голове и все приговаривал:
- Ну-ну… Тише, моя хорошая… Что это с тобой приключилось?
Келда резко притихла. Странно, но в это же время начал понемногу утихать и шторм. И только минут через десять, когда погода почти совсем успокоилась, девушка подняла голову и негромко сказала:
- Со мной все хорошо, папа. Просто я… Не важно. Не знаю. Не хочу ничего сочинять.
Фолки поцеловал дочку в мокрый лоб. От густых русых волос пахло морем. Ну, прямо совсем как у рыбаков!
- Пошли-ка домой, дикарка, уже ночь.
Келда вытерла с лица дождь и слезы, надела платок на голову и послушно пошла за отцом, временами едва заметно вздрагивая. Они осторожно спустились с вершины, придерживая друг друга, и не спеша стали пробираться по впадинам между холодными скалами.
Ступая по скользкой траве отяжелевшими сапогами, в которых хлюпала влага, Фолки поддался невеселым мыслям. Избежать их не получилось: словно водоворот из самой глубины прошлого нагнал его и повлек за собой в темную пучину пятнадцатилетней давности…
Келде тогда было всего-то шесть лет, а ее старшая сестра Фрея уже превратилась в юную четырнадцатилетнюю красавицу. Тот вечер был очень похож на сегодняшний, и Фолки со своими девочками в это время гулял у залива.
Ах, если бы время можно было отмотать назад, чтобы удержать тогда еще веселого, жизнерадостного рыбака от столь опрометчивого, столь неосторожного поступка! Но прошлое вернуть нельзя, и именно в тот проклятый вечер, когда Андор гулял где-то с друзьями, а разумная Эидис повела Хэварда к доктору Сорбо, именно в тот вечер Фолки, Келда и Фрея, пользуясь ее отсутствием, пошли к этому фьорду, именно в тот вечер разыгралась буря… И Фрея разбилась о скалы.
На глазах у отца.
На глазах у маленькой сестренки.
И с тех пор дома у Халворсенов все время было как-то тихо, и горькая печаль давила, точно низкий потолок. С тех пор Фолки стал совсем другим человеком, угрюмым, мрачным, молчаливым. Он не любил разговаривать с другими рыбаками, ему было тяжело даже просто смотреть на них и видеть, как у них все хорошо в жизни складывается…
Вот поэтому он и ушел тогда из команды, перестав выходить на совместную рыбалку. Да и вообще почти перестал общаться с прежними веселыми друзьями.
После смерти Фреи Фолки строго запретил членам своей семьи ходить к берегу фьорда. Всем, кроме Келды. Ведь Келда видела это своими глазами, чистыми детскими глазами, и ее отцу казалось, что она имела право приходить на то место, где все случилось, и тихонько плакать.
Келда всегда, всегда помнила тот вечер.
Может быть, поэтому, даже когда она звонко смеялась, стоя среди неистового урагана, и говорила: «Это хохочет Тор», - в глубине ее синих глаз блестели прозрачные слезы.
Низкий женский голос, преисполненный тоски и боли, повторял одну и ту же короткую фразу:
Приди, сестра, приди, приди…
И второй, очень похожий на первый, только более высокий, временами повизгивающий и жалобный, непрерывным потоком накладывался на эти слова:
Прошу вас, не надо, не надо! Пожалуйста! Я ни в чем не виновата, ни в чем! Это все тот человек с хромой ногой, у которого в руках были вилы. Это он наклеветал на меня, это он первым крикнул, он назвал меня ведьмой! Это все он… Я ни в чем не виновата, я никого не околдовывала…И никого не убивала! Пощадите меня! Вас обманывают, это… это все неправда, неправда! Это была другая женщина. Та… У нее был шрам на лице… Пожалуйста, умоляю вас! Нет! Нееееет!
А потом еще:
Я не заслужила этого… Я хотела жить и наслаждаться жизнью, хотела дышать, петь, танцевать, бегать вдоль берега моря, хотела дарить радость, верить и любить… Они убили меня. Ни за что. Ни за что! Они обрекли меня на долгую, мучительную смерть. И пока я умирала, они хохотали и показывали на меня пальцами… Как на затравленного медведя…
И тут вмешался третий голос, хотя, вполне возможно, что это была все та же самая женщина, только ее тон внезапно резко изменился…
ЧУДОВИЩЕ!!! Убийца! Презренный облезлый пес, пресмыкающийся у подножия сатанинского трона! Будь ты навеки проклят! Будь проклят!!! Будь проклят за то, что погубил мою чистую душу! Я никогда, НИКОГДА не оставлю тебя в покое. Ты всегда будешь слышать мой голос, выкрикивающий проклятия, ибо я останусь в твоей голове на веки веков и буду убивать тебя! Я уйду, но я утяну тебя за собой в могилу! И после смерти ты не найдешь покоя! Ты сгоришь в огне ада, и дикие твари будут рыться носами в твоих останках и обгладывать твои кости, а я буду смотреть на это с небес и смеяться, громко, как ты смеешься надо мной! Да будет смерть твоя стократ ужаснее моей, о, худший из подлейших монстров! Молю Всевышнего о том, чтобы проклятия мои обратились в быль! Умри! Умри! Умри!!! Умри и будь навеки проклят!!!
К этому голосу примешивались все новые и новые, и вскоре уже целый хор гневных женских голосов, от которых волоски на коже вставали дыбом, мурашки бежали по телу, а кровь стыла в жилах, звучал вокруг, раскачивая мир из стороны в сторону. И в конце концов все голоса сошлись на одном и том же слове.
Умри! Умри! Умри!
Ты закрыла уши обеими ладонями и зажмурилась, однако голоса не стали тише ни на каплю.
«Нет! Замолчите! Хватит уже! Оставьте меня в покое!!! Навсегда! Уходите! Прочь от меня! Вы ведь мертвы, вы все давно, давно уже умерли. Вы остались там, в прошлом. Так причем же здесь я? Зачем вы меня преследуете? Уходите! Прочь! Прочь!»
Мы всегда будем жить в тебе, сестра… Мы никогда тебя не оставим, слышишь? Страдай вместе с нами, умирай вместе с нами… Приди к нам, сестра, приди, приди, приди…
Приди…
Но тут они замолчали. Как будто их кто-то спугнул.
И действительно: откуда-то сверху, со стороны скалы, под которой ты пряталась, раздался голос. Совсем-совсем другой голос, не похожий на прежние. Это был голос живой женщины, которая просто пела:
Грохочет гром, и небо плачет,
И гневный Тор по небу скачет.
Где ты, ужасный и могучий,
Кто молнией пронзает тучи?
На пару минут завывания ветра перекрыли голос поющей девушки и унесли его куда-то в сторону, однако вскоре вновь послышалось:
… и океан в руках твоих.
Что ты скрываешь под водою?
Открой мне сердце, океан,
Открой мне тайну – не раскрою,
И излечи от старых ран.
Я пред тобой, как перед богом,
В восторге плачу и пою…
Я не прошу тебя о многом,
Лишь забери меня в дорогу,
Прими же преданность мою…
Открой мне душу…
И снова сильный порыв перекрыл чудесный мелодичный голос. А когда ветер стих, песня уже закончилась, и какое-то время было тихо.
И ты заплакала.
- Вернись, вернись, - шептала ты. – Вернись, прошу тебя… Не оставляй меня одну с НИМИ…
Я слышал твой шепот.
Я ведь наблюдаю за тобой.
Очень внимательно наблюдаю.
Глава 3
На следующий день, около двух часов дня возле дома Халворсенов остановилась запряженная лошадьми повозка, из которой, поспешно сунув деньги вознице, чуть ли не выпрыгнул опрятно одетый молодой человек с большим черным портфелем в руках. Ловко приземлившись на землю, он приосанился, поправил свой пиджак и с ослепительной улыбкой подал руку хорошенькой светловолосой девушке, которая прибыла вместе с ним.
Из дома им навстречу уже бежала целая толпа. Девушка с улыбкой приостановилась поодаль, а молодой человек раскинул руки для объятий.
- Хэвард! Мама, скорей! Хэвард приехал! – кричала Келда, которая бежала впереди всех, не обращая внимания на то, что полы ее длинного платья путались в ногах.
За ней спешили Фолки, Андор, Кэйа и Болдр. Эидис, только что выскочившая из дома, торопилась позади остальных, вытирая руки кухонным полотенцем, и все приговаривала:
