Владимир Цмыг - Оборотень
Ранним утром, до прихода орды «дикарей», в ближайшей чебуречной он пепси–колой запивал горячие, вкуснейшие чебуреки. После десяти, пляж, засыпанный галькой, превращался в дымящуюся жаровню. Пока были деньги, Сашка не строил планов на будущее, он наслаждался морем и фруктами, которые воровал в садах. Абрикосов было столько, что, падая, они гнили под деревьями. За эти самые абрикосы торговцы–кавказцы в его городе драли бешеные деньги.
Однажды слишком далеко он заплыл за бакен, а потом долго, выбиваясь из сил, добирался до берега. Когда, пошатываясь, он вышел из воды, то не нашел своей одежды. Страх ознобом окатил позвоночник. Пляж, протянувшийся на добрых два километра, как тюленями на лежбище, завален коричневыми, красными, белыми телами отдыхающих. Везде большие полосатые зонты, кабинки, лежаки, никаких особых примет, зацепки. Семья, возле которой он оставил одежду, видимо, ушла. В одних плавках, погруженный в мрачные мысли, Сашка долго, неприкаянно бродил по берегу. В карманах брюк и тонкой куртки деньги, свидетельство о рождении — единственный документ, говорящий, что у него есть родители, хотя своего законного отца он никогда не видел, ничего о нем не знал…
— Молодой человек! — вдруг окликнула его брюнетка с пышным бюстом и белой полоской бумаги на носу, чтоб не облупился. — Вы случайно не одежду свою ищете?
Она–то его сразу приметила, как только он разделся и пошёл к морю. Какая прелесть этот мальчишка! В последнее время её стали волновать подростки, даже их прыщи… А у этого — кожа чистая, гладкая, чуть тронутая загаром. А какие глаза! Волосы! Сложение! Античный мальчик! Ведь раньше греки, до нашествия ахейцев из Малой Азии, были русоволосы и голубоглазы. Смешение крови не всегда приносит положительные результаты…
Потом на открытой веранде ресторана «Чайка» ложечками из вазочек они черпали мороженое, запивая его слабым сухим вином. В тот же день брюнетка отвела его к знакомым и за койку в сарае заплатила на две недели вперед. Весь дом забит «дикарями», хозяева ютились в летней кухоньке, за летний сезон стремясь как можно больше заработать.
Когда южная черная ночь падала на курортный город, Сашка проскальзывал в открытое окно санатория. Тамара старше его на двадцать лет, хотя не любила говорить о своем возрасте. Зачем? Она приехала сюда ради моря, солнца, фруктов и короткого романа, о котором в Москве будет с волнением вспоминать до следующего отпуска…
На этот раз, как никогда, ей выпал лакомый кусочек: невинность, свежесть, юность в едином сплаве! Подруга по комнате исчезала на несколько часов… С Тамарой Сашка впервые узнал, что такое физическая любовь.
Когда он понял, что женщины в основном реализуют себя через самих себя, а мужчина (если он не дурак) через других, стал считать, что любовница не слишком щедра. Забрав все ее деньги и драгоценности, этой же ночью он сел в поезд «Адлер—Москва». Рано утром он сошёл на станции захолустного городишка, где в буфете продавалось прекрасное вино «Донское игристое». Он рассчитал точно, зная, что Тамара в милиции непременно опишет его внешность.
* * *До двадцати лет Сашка много поколесил по стране — Прибалтика, Сибирь, Кавказ, Средняя Россия. Жизнью одинокого волка он чем–то напоминал своего учителя–афганца. Отрицая этот фальшиво–добродетельный мир, он создавал свой, преступный. Ему нравилось быть вне закона, чувствовать себя под угрозой. Александр стремился к этому из–за тогда еще неосознанной любви к эстетике.
Много «бугаев» нарвалось на его ошеломительные в своей мгновенности и мощи удары, введённые в заблуждение его беззащитной, почти что девичьей внешностью. Лишь раз случайно он попал в милицию, хотя был одет весьма респектабельно, и вместе с прочими бомжами оттуда отвезён в приемник–распределитель. А всё из–за незнакомой вокзальной шлюхи, дремавшей рядом с ним в кресле. Дежурные менты её хорошо знали, и в который раз решили бесплатно попользоваться. На неё в этот раз что–то нашло, подняла истерику, вцепилась в Александра… Заодно с ней замели и его.
В КПЗ вместе с несколькими хмурыми, протрезвевшими мужиками Александр сидел на нарах, отказавшись от козьей ножки, скрученной из «бычков». На небольшом пространстве меж дверью и нарами схватились двое, только что втолкнутые в камеру. Один схватил ведро, полное мочи, и вылил на голову другого. Тот точно под дождиком в душевой, сдул ручейки мочи с носа, и пустым ведром ахнул обидчика по голове. Потом они упали в лужу, барахтаясь, тузя друг друга кулаками и ногами. Кончив драться, они полезли на нары, мужики ногами отбросили их на пол, залитый мочой. Теперь они на самом дне… До утра так и просидели по разным угла. Подтвердились слова учителя: «Хуже крыс и тараканов (коими их сейчас считал дежурный мент), их дерьмо. И он стал ещё больше презирать людей.
В приемнике–распределителе ему стразу же стал качать права старожил, король камеры, здоровенный, белобрысый бомж. С разворота в сто восемьдесят градусов Александр пяткой врезал ему в челюсть. Для него жестокость уже привычное дело, наедине с собой он уже не лукавил. Каждое его движение просто, прямо и отточено, как штрих карандаша…
Очухавшийся старожил принялся орать, чтоб из камеры убрали психа. Когда дежурные обоих вывели в коридор, то схватились за животы. Этот пацан почти на две головы ниже белобрысого и весил, верно, вдвое меньше. Решив, что на самом деле спятил старожил, они сапогами прошлись по его ребрам, у новенького забыв снять отпечатки пальцев…
За десять дней отсидки в этом паскудном месте он нахватался вшей, провоняв дерьмом. В углу камеры всегда сидел один, в самом деле сумасшедший, справлявший нужду прямо в штаны.
В стране тем временем происходили разные удивительные события, сотрясающие самые основы. Но всё это его особенно не интересовало, для себя он уже создал свой, обособленный мир. По карманам и квартирам не шарил, но всегда имел хороший куш.
Нет предела женской доверчивости! Когда им интересно, тогда они готовы верить чему угодно, особенно когда это исходит от такого красавца. Женщины верят во всё, что выдумали сами… Они так мыслят.
По природе своей Александр был воином и ко всем относился, как к букашкам, но однажды и сам чуть не стал букашкой…
ГЛАВА 3.
Квартира, как и собака, перенимает черты хозяина… Комната Александра, угрюма, молчалива и темна. Она как пещера!
Весной в теплые ночи, он чуть ли не до утра торчал на балконе. Он любил ночь, она многое может открыть посвященному. Днём нет тайн, отсюда всё ясно и скучно. Из обрывков разговоров он пытался слепить целое, воссоздать то, при чем не присутствовал, недостающие детали подкрепляя воображением. Человек, активно живущий чувственными радостями, очень часто поверхностен. Кто же по какой–то причине лишен их, настроен на философский лад, склонен к воображению и размышлениям. Воображением пытаясь проникнуть в то, чего лишен…
Ночью все предметы лишь намеками, сумрачными и глухими, говорят о намерениях мира. Он научился распознавать своё состояние души в неподвижности вещей… Утром, когда солнце лишь первыми лучами напоминало о себе, когда пустынен двор и ничто не говорит о присутствии людей, только предметы напоминали, что они где–то есть…
Он был соглядатаем, оставаясь невидимым, знал, что происходит у соседей. Особенно его интересовала одна особа… Раньше в этой квартире жил старик со старухой. Старик ещё при советской власти, как ветеран ВОВ, обзавелся патентом и клеил галоши. Бабка, за червонец пара, толкала их на базаре. Иной раз в день она имела тридцать–сорок рублей. На эти деньги можно скромно прожить полмесяца. Оттого к ним валом валила родня. Старик каждый день со своей поллитрой. Был он почти двухметрового роста и без единого зуба во рту. Не прожёвывая, как чайка, глотал громадные куски колбасы и мяса.
Александр проклинал старика, когда тот включал свою машинку, обдирая резину, чтоб лучше брал клей. С балкона старика постоянно тянуло ацетоном, от которого болела голова. Потом старик помер, следом за ним бабка, сын продал квартиру.
Когда непомерно раздувшийся труп старика лежал на столе, откуда–то набежали полчища рыжих, крохотных муравьев и облепили тело. Их было так много, что все посчитали это недобрым знаком — жди новых похорон…
Теперь там живет молодящаяся энергичная женщина лет сорока, с деловой прической и властными нотками в голосе. Коммерческий директор одной фирмы. Лишь Александр знал, что в центре города у неё есть другая, много большая квартира, там муж, дочь. А это жилье — от избытка денег, для деловых встреч, где коллеги по бизнесу часто играли роль любовников. Она фригидна, но стремилась испытать то, что испытывают лишь около сорока процентов женщин…
Чтоб быть соглядатаем, надо уметь быть невидимым. Из ее разговоров с мужчинами Александр много узнал о соседке. Если б захотел, мог извлечь прибыль, шантажируя директора. В тонкой перегородке он просверлил дырочку и наблюдал за загорающей в шезлонге дамой.
![Гарольд Пинтер - Лифт [= Кухонный лифт]](/uploads/posts/books/271557/271557.jpg)
